Медичи (модерн ау)

Не то чтобы Франческо вообще не любил понедельники, но одно дело, когда этот понедельник привычен и ты наизусть знаешь, всё, чем тебе придется сегодня заниматься. Другое дело проснуться во Флоренции в пустой постели, с полным осознанием того, что попал в распоряжение Якопо на все сто процентов, наверняка он надаёт ему кучу поручений, с которыми придется разбираться самому. Франческо сидел в столовой старого дома, которая была непомерно большой для трех жильцов, старинная мебель, наверное, была дотирована веком семнадцатым не меньше. И потому пластиковый стакан с апельсиновым соком из набора для соковыжималки смотрелся на выщербленной столешнице красного дерева абсолютно нелепо. Франческо смотрел на эти выемки и трещины и практически был уверен, что их оставил какой-то кинжал или среднего размера меч. Одержимость историей рода у Якопо иногда пугала, и это желание окружать себя предметами древнего интерьера, этими вычурными лампами на высоком потолке и такими старыми и до ужаса неудобными стульями, просто не укладывалось у Франческо в голове. Нет, скорее он мог понять, почему дядя собирает эти предметы, коллекционирование антиквариата не плохое вложение, но жить среди всей этой утвари было неловко. Неловко есть за столом, на котором закололи, скорее всего, одного из твоих предков, или ходить по каменной лестнице каждый день, зная, что там пролилась целая река крови. Атмосфера напряженности никогда не покидала Франческо в этой столовой, да и вообще все эти предметы давили своим происхождением и будто бы немым укором, в том, что ему больше понравился бы средних размеров стол из шведского магазина, или те плетеные кресла, что они купили с Новеллой на Гоа в том году. Франческо категорически не мог понять, почему он должен жить в средневековом замке, хотя он искренне любил этот дом, но перечить дяде в его видении, как и что должно быть здесь обустроено не хотел, а то вполне мог оказаться следующим прирезанным Пацци на этом столе, потому просто был благодарен, что на втором этаже все более современно. Хотя одно было хорошо в этих высоких потолках и оригинальном каменном полу столовой, приближающиеся шаги хозяина дома было слышно задолго, до его появления в дверях. Франческо отхлебнул свой апельсиновый сок и поерзал, будто в пыточной комнате, которая однозначно раньше тоже была где-то в подвалах этого старого дома. - Доброе утро, дядя, - сказал он, когда Якопо вошел. Утро у Якопо явно началось намного раньше, чем у Франческо. Якопо уже был одет в хорошо отглаженную рубашку, гладко выбрит и бодр, словно пробегал за утро несколько километров, дабы прогнать сон и держать себя в форме. - А где Гульельмо? - Не знаю, он не ночевал дома, - честно ответил Франческо. - Из-за свадьбы у него не будет никаких поблажек, если не будет приходить в офис во время. - Якопо слегка нахмурился и оглядел Франческо. - Так, оденься во что-нибудь по приличнее и выгони машину, у нас есть небольшое дело. Пейзаж за окном машины буквально ласкал взор, Франческо практически уже и не помнил, как прекрасна Тоскана, и как стоит лишь недалеко отъехать от Флоренции, попадаешь в тихую деревенскую тишь да гладь. Эта дорога казалась ему смутно знакомой, но он не хотел спрашивать у Якопо, едут ли они туда, куда он думает. Вдали показался трех этажный старинный дом, больше похожий на мираж или потертое воспоминание, в лучах солнца его песчаный облик будто бы и вовсе растворялся. На части земель перед домом был высажен виноградник, а часть не была даже распахана. Дядя повелел свернуть на обочину и остановиться. Дальше дороги не было. - Частная территория, проезд закрыт, - пояснил Якопо. Франческо сидел, вцепившись в руль, глядя на знакомые очертания дома. Он помнил очень плохо, и едва ли даже мог бы вспомнить расположение комнат внутри, но помнил качели привязанную к дереву и ветер в волосах и солнечные блики, мамин голос, за домом была песочница, которую организовал для него отец, под тенью все того же дерева. Вот только дерева не было видно. - Это дело моей жизни, вернуть нашу родовую виллу, которую по глупости твоя мать отдала Медичи. Вот посмотри, до чего они её довели. - Все равно не понимаю, зачем мы здесь, - Франческо с усилием выпустил руль из рук и откинулся на сидение. - Это наше по праву! – сделал нажим в голосе Якопо, - это то, за что мы должны бороться. Наша земля, на этих холмах закопаны наши предки. - Но ведь, она зачем-то отдала ее, - нехотя сказал Франческо. – Значит, была причина. - Пьеро просто хотел этот лакомый кусок, а твоя безумная мать подписала бумаги. - Но отец и так собирался… - Они собирались возродить виноградник вместе Медичи и Пации, но как видишь все вышло немного иначе. Они наживаются на нашем наследии. Антонио лишь пытался выбить более выгодные условия для нас. - А я слышал, что землю забрали в счет долга. - Долга? – почти выкрикнул Пацци. – Единственные кто не вернул долг – это Медичи. Из-за их долга наш банк и рухнул в начале прошлого века. И знаешь, твой прадед простил их в итоге… Но, вот почему-то они об этом не помнят, и взыскали по полной. - Это всего лишь земля и старый дом, дядя. - Это наша, нет, это твоя земля, Франческо. И лучше бы тебе поскорее это уяснить. Земля – это доход. А доход – это стабильность. - Но мы и так не бедствуем, - пожал плечами Франческо. - Что ж, видимо тебе не понять! Но просто помни, в этом доме родился твой отец… и ты сам, Франческо. Но мы даже не можем подъехать теперь к нему. - А еще здесь умерла мама… Якопо отворачивается, ничего не говоря, чуть постукивая по колену пальцами, и вдруг вспоминает. - Ну а дерево позади дома, помнишь его? Оно теперь срублено? - Единственное что помню… - Однажды Медичи обязательно избавятся от нас, как от этого старого дерева, и может быть, тогда ты поймешь, что значит эта земля для меня, что значат деньги, в этом мире и зачем я так держусь за все это. Франческо посмотрел вдаль на дом. Он почти не чувствовал никакой привязанности к этим местам и возможно, в этом были виноваты именно сделки с Медичи. Но единственное о чем думал сейчас Франческо, так это о том, что еще одна ниточка, связывающая его с погибшими родителями, была уничтожена, дерево разрубили на дрова, и с этим ничего не поделать. Он завел машину и медленно развернулся на пустынной дороге, дядя сидел, молча с недовольным лицом и его молчание было красноречивее любых слов. И это молчание безумно давило на виски. Франческо сосредоточился на сером асфальте вьющейся лентой дороги. Эти несколько месяцев отнюдь не будут простыми. - Ты, правда, думал, что я не узнаю? – в голосе Джулиано слышался укор. Сандро обернулся и увидел его стоящего в дверях, лицо у него было слегка обиженное. Боттичелли весь напрягся, не представляя, как сейчас будет оправдываться перед другом, как он ни старался его маленький секрет, кажется, раскрыли, а ведь никому об этом еще не говорил. Сандро набрал больше воздуха в грудь и сделал не понимающее невинное лицо. - Как ты мог начать обустраивать личную галерею-студию, не предупредив об этом лучшего друга? - Так мы лучшие друзья… - сказал он почти не слышно одними губами, и лицо Сандро просветлело. Джулиано зашел и, заглянув в одну из раскрытых коробок, в которых лежали какие-то книги и тетради. Сандро вздохнул с облегчением и даже улыбнулся. - Ах, ты об этом, хотел сделать сюрприз! Джулиано осмотрелся внутри, здесь уже был почти окончен ремонт. Стены покрашены в светлый тон, а часть потолка у входа переделана в окна. От дверей почти сразу начинается большое помещение, поддерживаемое колоннами. Из большого центрального помещения ведет дверь в личную мастерскую. Другая дверь вела в некое подобие хранилища, там не было окон, там Сандро, видимо, собирался хранить свои недописанные картины или проявлять фотографии. - Мне нравится, как ты перестроил этот заброшенный сарай, - улыбнулся Джулиано. – Помочь перетащить коробки? - Да, конечно, если хочешь, - кивнул Сандро. Хоть основной ремонт и был уже закончен, но оставалось все оформить и расставить мебель, а так же развесить по стенам экспонаты, которые Сандро видимо надеялся продать. Жизнь странным образом распорядилась так, что заказы на его фотографии поступали намного чаще, чем запросы на покупку картин. Хотя последних, он писал намного меньше, чем когда-то мечтал, да и расставаться с ними было тяжело для самого Сандро, к фотографиям он явно не так прикипал душой как к своим картинам. Он был безупречным фотографом в мире моды, так же хорошо ему удавались портреты и снимки природы, этим в основном он и жил. Его знали намного лучше как фотографа, чем художника. Когда первый успех с картиной растворился и осел, а сама картина была продана, ведь Сандро отчаянно нуждался в деньгах, чтобы продолжить учебу в Америке, куда впоследствии и вовсе перевелся. Оказалось, что с помощью кисти сообщить что-то этому миру новое, уже практически невозможно, да и как ни старался Сандро, руки упорно не хотели вновь передавать эту удивительную чарующую магию на холст. Ему категорически ничего не нравилось. Второй успех с картиной пришел к нему примерно через два года после первого, когда он написал «Дождливое утро в Нью-Йорке». Но картину вновь пришлось продать, нужно было заплатить за обучение и на что-то еще жить, ездить с Симонеттой в Вегас или на восточное побережье. С живописью вновь не ладилось и это ужасно его угнетало. Как ни пытался Сандро воспроизвести Симонетту на своем холсте вновь, в очередном задуманном шедевре, ничего не выходило. То она слишком загружена работой, то в неподходящем эмоциональном состоянии, то не хватает магии того пыльного освещения заброшенной аудитории, а может… Может она просто не была влюблена, и этот чарующий блеск её глаз померк. Так, постепенно, Сандро вновь бросил живопись и вернулся к камере. Но камера не давала ему той радости от работы и той удовлетворенности результатом. Но с живописью все окончательно разладилось. Боттичелли был убежден, сфотографировать может каждый, на земле сотни тысяч фотографов, сотни гениев вспышки и объектива. И тогда ему в голову пришла опрометчивая, шальная, безумная мысль… - Так ты теперь надолго? – Джулиано ставит коробку с красками в небольшой мастерской, где уже в углу свалены другие коробки и холсты. - Да, я решил вернуться в Италию, - кивнул Сандро, - даже студию открываю! Буду выставлять фотографии. - Фотографии? – удивляется Джулиано, - но я думал… - Живопись это сложнее, чем ты думал, - Сандро складывает руки на груди, опираясь на выступающий подоконник огромного окна напротив входа. - Всю жизнь будешь злиться за те слова, да? - Да… Джулиано смотрит на Сандро несколько секунд, он всегда знал, что этот чертов проходимец ничего не забывает, и почти ничего не прощает. Медичи выходит за следующей партией коробок. Когда возвращается, Сандро устанавливает свой мольберт в рабочее положение. - Одного тогда не могу понять, если ты теперь фотограф, то зачем тебе эта мастерская? Сандро замер, оборачиваться не стал, вопрос Джулиано бил в самое сердце, ведь он был абсолютно прав, не значит ли это что в тайне, он еще надеется все же закончить свои картины. - Хочу проводить мастер-классы для детей, - пожал плечами Сандро. – Хочу, чтобы даже те, у кого нет денег, не теряли веры в мечту. - Смотрю, ты тоже в этой жизни уже определился. - А ты нет? - Я… я болтаюсь на подхвате у Лоренцо, ничего такого, так и не придумал ничего своего. Трачу наследство… - Может в этом твое призвание? Жить на полную катушку… - Это немного беспечно, сначала было весело, но теперь… Лицо Джулиано вдруг стало таким серьезным, он не собирался ничего из этого рассказывать Сандро, но разве откажешь старому другу в такой малости, особенно, если ему интересно. - Одно радует, теперь я смогу делать это с тобой! – смахнув с лица это скорбное выражение, радостно заявил Джулиано и обезоруживающе улыбнулся Сандро. Примерно через час Сандро сказал, что неплохо было бы пообедать, да и сидеть слишком долго в этой еще пахнущей ремонтом и краской мастерской опасно для здоровья, тем более, благодаря Джулиано он сделал даже больше, чем планировал. Они вышли из прохладного помещения под палящее Флорентийское солнце и Сандро услужливо подставил лицо его обжигающим лучам, он так сильно скучал по всему этому. Здесь даже солнце было особенным, и Сандро очень любил это жаркое тосканское солнце, что может согреть, но в туже секунду и сжечь. Они пересекли пешком пару улиц, переговариваясь неспешно, как в детстве, когда прогуливали школу и шли полакомиться пончиками в любимую кондитерскую. С тех пор кондитерскую закрыли, а на её месте открылся неплохой ресторанчик, у него часто менялся владелец, но повар всегда оставался прежним. - Не хочешь рассказать, когда Симонетта успела выйти замуж? Точнее я знаю.. видел в интернете, но, кажется не все так прозаично… - Не-а, не хочу. Хочу огромное мороженое! – отмахнулся Сандро. - Ладно. - Спроси у нее сам, вообще не понимаю, почему ты до сих пор не позвал ее на свидание. Джулиано горько усмехнулся, этой фразой Сандро напомнил ему о том, что Симонетта действительно задолжала Медичи свидание. - Она замужем, - пришла очередь Джулиано отмахиваться. - Но не умерла же… позови на дружеский обед или бранч. В конце концов, мы живем в вашем доме, а вы будто незнакомцы. Джулиано поморщился, и открыв дверь в ресторанчик, бросил через плечо. - Насколько она здесь хотя бы? - Спроси сам! Будет повод завязать разговор… - улыбнулся Сандро. – А ты слышал что-нибудь о мальчишнике, Гульельмо будет его проводить? В баре было тихо, музыка играла еле слышно, на стойке бара перед двумя бокалами стояли закуски. Бармен протирал стойку в дальнем ее углу, посетителей было мало, да и час был еще ранний, для полной посадки. - Где вы будете жить, когда поженитесь? – спрашивает Франческо, очищая фисташку от скорлупы. - Мы так давно с тобой не ходили в бар вместе, а ты опять про свадьбу? – немного нервно отмахивается Гульельмо. – Мы уже присмотрели квартирку, - улыбается он. Франческо рад за брата, тот выглядит таким счастливым, хотя немного и измотанным. Видимо все эти свадебные хлопоты были тяжким трудом, а со стороны и не скажешь. - Это правильно, а то не думаю, что Якопо был бы в восторге от такого соседства. - Якопо никогда и ни от чего не бывает в восторге, - пожимает плечами Гульельмо. - Твоя правда, брат! – усмехается Франческо в бокал. В их беседе наступает пауза, будто бы им вообще не нужны слова, чтобы разговаривать. Почти всю жизнь лишь они были друг друга, а вокруг страшный и неизвестный мир, учишься понимать без слов очень быстро. Гульельмо всегда знал, что ему было проще, он почти ничего не помнил толком, какие-то обрывки, вроде маминой улыбки или строгого взгляда отца, а четких цельных воспоминаний у него не сохранилось. Он даже до некоторого момента не понимал, как именно умерла их мать, и что пришлось Франческо пережить в ту ночь. Только когда повзрослел, наконец, понял, как ужасно сложно было его брату выносить плач и бесконечные просьбы Гульельмо отвести его к маме. Как постоянно повисал на его шее, заходясь в плаче, и как Якопо жестким тоном постоянно просил успокоить младшего. И Франческо утешал, говорил что-то, давал неосуществимые обещания и никогда не кричал на Гульельмо. Старший брат любит его и всегда позаботится, вот что уяснил Гульельмо в ту пору. Вот только он не понимал, что самого Франческо никто не жалеет и никто не дает ему несбыточных успокоительных обещаний, и никто не напоминал ему как сильно любили родители и его тоже. Гульельмо посмотрел на брата исподлобья, словно нашкодивший пятилетка. - Ты справишься? Не хочу оставлять тебя с дядей одного. - Гульельмо, я уже давно взрослый, уж с Якопо я договорюсь. - Это-то меня и беспокоит… Гульельмо делает глоток. Хоть они и братья, но такие разные. Гульельмо никогда не обращал никакого внимания на слова дяди, никогда особо не слушал его брюзжаний и недовольств и уж точно никогда не примерял их на себя. В этом плане ему было легко, у него был только один человек которого нужно слушать – брат, иногда Бьянка. Но Франческо. Старший Пацци был совсем другим, слова дяди действовали на него всегда странным образом, будто бы он должен безукоризненно его слушать во всем. Гульельмо знал, Франческо оберегает его, за все выходки и ошибки получал всегда лишь старший, и в какой-то степени это его надломило. Именно Гульельмо посоветовал брату остаться в Риме после окончания университета и не возвращаться сюда, так он хотел помочь брату почувствовать хоть какую-то свободу действий и мысли. Как когда-то в детстве, получив эту неуклонную защиту, стремился отплатить брату, ведь с ним ничего дурного случиться не может, просто он слеплен из другого теста. - Мне так жаль, что не осталось никаких фотографий с их свадьбы, - замечает Гульельмо осторожно. - Да, все потерялось при переезде. - Я иногда даже не могу вспомнить их лица, если не посмотрю на портрет отца в кабинете дяди или то наше совместное фото. - Ты так часто смотрел на него, что фотография вся измялась и лиц почти уже не различить. - Правильно ли я поступаю, Франческо? - Наши родители были бы счастливы. А что думает Якопо, не имеет значения. Это твоя жизнь и ты должен прожить её так, как считаешь нужным. Для остального есть я… - А как же твоя жизнь, Франческо… Франческо делает глоток и, усмехнувшись, отмахивается. Он всегда так делает, будто его жизнь не имеет никакого значения. - Иногда мне немного стыдно перед ним, - вздыхает Гульельмо, - он растил нас, а со своей женой развелся и так редко видел дочь. - Ты же понимаешь, что развелись они не из-за нас, правда, Гульельмо? Да и потом, пока мы были маленькие, весь бизнес был в его руках и он делал что хотел. Ты же знаешь Якопо, он слишком любит деньги и власть. Гульельмо кивает, но внутри все равно что-то скребется, будто бы как не старался Франческо, дядя и в Гульельмо вбил это бесконечное чувство вины. Парни, молча, прикончили свои бокалы с пивом и остатки закусок, заказали еще выпить. Франческо все же перевел разговор в изначальную тему, не желая больше обсуждать проблемы их странной семьи. - Так, как подготовка к свадьбе? - Я сегодня попробовал двенадцать разных тортов. В конце мне стало казаться, что у меня начался диабет, а они все на один вкус, - усмехнулся Гульельмо. – Никогда не женись Франческо, я серьезно, вся эта подготовка просто какой-то ад. - Почему вы не хотите простую церемонию? - Бьянка не хочет, она сказала, что выходит замуж один раз в жизни, и хочет большой праздник, на четыре миллиона дороже, чем была у Клариче и Лоренцо. И я просто счастлив, что у них была по меркам Бьянки скромная церемония. - И у тебя хватит средств на это? - Слава богу, Лоренцо сказал, что заплатит половину. Я не думал, что Бьянку так сорвет из-за свадьбы. Франческо удивился одними бровями, и покачал головой. Гульельмо был влюблен и никогда не замечал, что все Медичи немного не в себе, а в особенности Бьянка, которая вообще привыкла получать все, что не попросит. Единственная дочь Пьеро Медичи, принцесса на престоле их города. И если Лоренцо с Джулиано по обтесались в детских стычках и драках в юности, то эту особу укротить не мог никто. Тому как она требовала и отстаивала свои желания и взгляды, можно было лишь позавидовать. Если бы у Бьянки было чуть больше амбиций, она могла бы стать президентом страны, но у неё были исключительно другие цели в жизни. И этой избалованной девице на съедение, Франческо собирался отдать своего единственного брата, без надежды, что однажды Бьянка станет менее темпераментной и несдержанной. - А если честно, то я ужасно волнуюсь, - Гульельмо взглянул на Франческо немного затравлено. Франческо похлопал брата по плечу и заверил, что он всегда рядом, если понадобится помощь.