Ночь в тронном зале

1. Коварный обольститель — Могу я узнать, зачем ты притащил меня сюда? Мы ведь шли, чтобы… — Тс-с, — Дурьодхана прижал палец к губам Карны, — молчи. Я отослал стражу прочь под благовидным предлогом, но они могут передумать и заглянуть, если будет шумно. — Да тут ни бхута не видно, ни одна лампада не горит, — выругался Карна, наступив на что-то. Неизвестный предмет, жалобно звякнув, с неприятным скрипом отскочил куда-то в сторону, царапнув по плитам пола. — Чаша. А, может, чьи-то оброненные доспехи, — спокойно отметил Дурьодхана, таща Карну за собой через кромешную темноту, освещаемую лишь робким светом едва рождающейся луны, проникавшим сквозь узорчатые окна. — Наша задача — дойти до трона. — Знаешь, я, пожалуй, вернусь к себе. — Нет, погоди. Уже немного осталось. Осторожнее, сейчас ступени начнутся, — предупредил Дурьодхана. Нащупывая путь босыми ногами, Карна поднялся и дотянулся в темноте до сиденья, густо усыпанного цветами. Он точно знал: завтра слуги сметут увядшие бутоны, и прежде чем махарадж усядется на своё привычное место, украсят трон свежими лепестками. — Я так и знал: здесь спокойно можно уместиться вдвоём. Чудесно, — Карна ощутил рядом руку Дурьодханы, тоже бродившую по шёлковой ткани и мягкой набивке. Принц быстро устроился на троне, дёрнув Карну к себе. — Всё. Я сижу. Давай, и ты располагайся поудобнее. — Мы собирались устроить поединок на мечах. И тебе, и мне такая практика не повредила бы. Уметь сражаться в темноте очень важно! — Однако, проходя мимо трона отца, грех не посидеть на дорожку перед началом тренировки, — ухмыльнулся Дурьодхана. — К тому же… Я всегда мечтал, чтобы на престоле мы были вместе. Днём нам никто этого сделать не позволит, но сейчас… Это удачный случай, тебе не кажется? Довольно хмыкнув, Карна устроился рядом. — Теперь доволен? Посидели. Можно идти? — Нет, не доволен, — шутливо отозвался Дурьодхана. — Почему? — Да потому что так благопристойно, как ты, на троне сидят только днём, — голос Дурьодханы стал вдруг низким, бархатистым и очень соблазнительным. Карна, замерев от изумления, ощутил, как пальцы принца медленно и осторожно двинулись вверх по его ноге от колена к бедру, а потом выше, забираясь под дхоти. — А ночью можно забыть о благопристойности. — Ты что ещё придумал? — тревожно спросил Карна, чувствуя, как его мужское естество, подчас безразличное даже к прелестям юных танцовщиц, внезапно начинает восставать, а постыдное желание медленно расползается по телу, словно масляное пятно по воде. — Нечто очень… необычное. Думаю, тебе понравится. Губы Дурьодханы коснулись уха Карны, спустились к мочке, опалив её горячим дыханием. Кончиком языка принц проследил влажную дорожку от края золотой серьги вдоль шеи к плечу старшего сына колесничего Адиратхи, получившего при рождении благословения самого Сурьядэва. С губ того слетел едва слышный стон. — Нравится? — тихо рассмеялся Дурьодхана. — Признайся! Нравится ведь? — Да, — млея от непривычных ощущений, Карна откинулся на спинку трона. — Голос дхармы подсказывает мне, что нам с тобой так поступать нельзя, и я должен немедленно остановить тебя… Но мне нравится то, что вытворяют твои губы… и руки. — К сожалению, ты совершенно неправильно сидишь, — заметил вдруг Дурьодхана, прерывая ласки. — Если ты будешь продолжать сидеть так, то не познаешь всей радости бытия царём, — лукаво добавил он. — И как надо сесть? — заинтересовался Карна. Вместо ответа Дурьодхана обхватил его поперёк груди и усадил к себе на колени. — О… Это же… — голос лучника задрожал и сорвался от нахлынувшего возбуждения, когда он ощутил сквозь слои ткани меж своих ягодиц пульсирующую, горячую твёрдость. — Как видишь, и я к происходящему не безразличен, — бессвязно забормотал принц, прижимая к себе Карну ещё плотнее и позволяя ощутить своё желание. — Сейчас у тебя есть выбор: пойти тренироваться во двор или довести начатое до конца, — он сделал многозначительную паузу. — Мы… остаёмся, — только и нашёл в себе силы произнести Карна, оборачиваясь и встречая губы принца своими. Целуя Карну, Дурьодхана блуждал пальцами по его груди, что лишь усиливало взаимный жар. — Дурьодхана, прошу, прикоснись здесь, — Карна поймал руку принца и направил её туда, где огонь полыхал невыносимо, так, что невозможно терпеть. Его просьбу охотно выполнили. Ладонь принца, казалось, была создана для его тела, а естество Карны предназначалось Дурьодхане, словно умело выкованный меч рукам непревзойдённого кшатрия. Из горла сына Радхи вырвался протяжный крик. Выгнувшись, как ветвь тика, Карна едва успел ухватиться за шею друга, чтобы не соскользнуть к подножию трона. Дурьодхана торопливо зажал ему рот ладонью. — Не так громко, Радхея, иначе придёт стража, и нас поймают за тем, что Великий Бхишма, несомненно, назовёт страшным осквернением трона. Прошу, сядь ровно и постарайся сдерживать свои порывы. У нас ещё целая ночь впереди. — Я не выдержу долго твоей пытки, — взмолился Карна. — Прошу, позволь получить удовлетворение прямо сейчас… — А если я попрошу о большем, то напугаю тебя? — О большем? — Дурьодхана скорее почувствовал, чем увидел в темноте удивлённый взгляд Карны. — Обещаю, ты не пожалеешь, если мы получим удовольствие вместе. Но если для тебя это неприемлемо, я сделаю так, что ты вспыхнешь и сгоришь лишь от касания моих рук. Чего ты желаешь больше? Страх, любопытство и страстное желание боролись в душе юного лучника. — Как… я должен себя вести, чтобы получить наслаждение вместе? Коварную улыбку Дурьодханы скрыла темнота. — Для начала сними все эти надоевшие мне ткани, скрывающие под собой истинное великолепие. Адхармой было бы продолжать прятать от меня сокровища, которыми я мечтаю обладать. Карна, ни слова более не говоря, быстро стянул с себя одежды и собрался снять пояс и браслеты, но Дурьодхана остановил его: — Оставь. Твоё восхитительное тело, украшенное драгоценными камнями, желанно моему взору. Их глаза уже привыкли к темноте, и Карна увидел, что Дурьодхана тоже снял с себя все одеяния, но оставил украшения. Отцепил от пояса золотой флакон и, вылив его содержимое на свою ладонь, щедро увлажнил себя. Затем снова плеснул полную пригоршню едва ощутимо пахнущего цветами абрикоса масла. — Подойди, — позвал он Карну, и тот, дрожа от предвкушения, приблизился. Дурьодхана притянул его к себе, увлекая к трону, и снова усадил на свои колени, теперь уже обнажённого, такого горячего. — Доверься мне, — он покрыл шею и спину Карны частыми поцелуями, выдыхая ласковые слова, называя друга своим желанным, прекрасным Радхеей, своим огненным Сурьядэвом. Его руки блуждали меж бёдер Карны, дразня, но не давая облегчения. Когда ожидание стало невыносимым, и Карна начал умолять об удовлетворении, он ощутил, как пальцы Дурьодханы скользнули глубоко меж его ягодиц. Он резко обернулся, и его губы снова накрыли поцелуем. Рвущийся вскрик потонул в мягкой ласке любимого. Желание становилось всё ярче, нестерпимее. — Ещё, — умолял Карна, — ещё… — Только не кричи, — Дурьодхана сам сдерживался из последних сил, боясь причинить боль другу, но желание превзошло любую осторожность. — Не забывай, мы не в моей опочивальне. — Лучше бы остались там… Если б я только знал, если бы знал, чем твоя… тренировка закончится, — шептал Карна, ощущая, как его изнутри медленно заполняет сладкой, распирающей болью. Следующий стон не вырвался за пределы тронного зала лишь потому, что Дурьодхана прикрыл губы Радхеи ладонью, благоухающей тонким ароматом цветов. — Можешь прокусить мою грешную руку, — шептал он на ухо другу, — хоть до самых костей… Отплати тому, кто намеренно заманил тебя в ловушку, распалив в тебе спящие желания, а затем воспользовался твоей слабостью, — скользящая внутри горячая твёрдость заставляла чувствовать боль, слитую с неописуемым блаженством. Из крошечной точки в глубине тела расходилось лучами слепящей звезды прекрасное томление, ищущее дорогу в Индралоку, растекаясь по каждой клетке тела, впервые изведавшего безудержную радость. Задыхаясь, боясь кричать, Карна ловил ритм. Его сердце стучало, словно у дикого оленя, сумевшего умчаться от свирепого тигра за десяток йоджан, обретя жизнь и свободу. Огненный фейерверк взорвался изнутри, заставив мысли угаснуть. Влага, подобная дарующей бессмертие амрите или россыпи драгоценного жемчуга, оросила пол и скомканные ткани, брошенные к подножию трона. Карна впился в руку Дурьодханы губами, не кусая, а неистово целуя ладонь, шепча что-то неразборчиво и опаляя дыханием его пальцы… — Прости, — покаянно прошептал Дурьодхана, когда последние пульсации утихли. Вихрь страсти пошёл на убыль, принося покой телу, но сердце исколола вина. Принц уткнулся Карне в шею. — Я не имел права делать подобное с тобой. Ты моложе меня и ещё не искушён в любви… Я хотел сегодня лишь приласкать тебя, подарив немного удовольствия, продолжить распалять твоё желание завтра, а окончить наше путешествие в обитель Камы гораздо позже, но не сдержался и зашёл сразу так далеко… Соблазнившись твоим великолепием, я совершил этот грех. Ты сможешь меня простить? Карна медленно оглянулся и коснулся ладонью щеки принца. Взгляд его был сияющим. Он затих, не спеша разъединять своё тело с телом того, кто ему был дороже жизни. — Ты лучший, — промолвил он, глядя прямо в глаза Дурьодханы. — Мой любимый воин. Я счастлив быть любимым тобой… Это было сказано таким тоном, что чувство вины из сердца принца испарилось мгновенно, оставив место лишь для светлой радости. 2. Разоблачение грешников В ту ночь, возвращаясь в свои покои и проходя мимо зала собраний, Великий Бхишма внезапно насторожился. Он заметил, что в коридоре почему-то нет ни одного стражника. Заглянув в тронный зал, регент Хастинапура обнаружил, что в главном помещении дворца царит кромешная тьма. Это показалось ему странным. Царский трон всегда находился под охраной, а в зале день и ночь горели лампады, отгоняющие тьму от священного престола. Что же могло случиться? Поискав стражей взглядом, но не обнаружив поблизости ни души, Великий Бхишма собрался идти и извергать гнев на начальника охраны, как внезапно ему почудилось, будто изнутри зала раздался приглушённый вскрик. Найдя ближайший горящий факел, Великий Бхишма снял его со стены и решительно двинулся вперёд. Войдя в зал широкой поступью, он ткнул огнём в подставку с лампадами, стоящую у входа, затем поднял факел высоко вверх, позволяя разгореться верхним светильникам, подвешенным к потолку. Зал озарился несколькими десятками огней, и в этом неверном, колеблющемся свете Бхишма с ужасом разглядел две обнажённые фигуры на троне. Сначала ему показалось, что старший сын махараджа и его друг Карна просто дурачатся, воображая себя царями на месте Дхритараштры, и это само по себе выглядело непростительным грехом, но, приглядевшись внимательнее, сын Ганги заметил очень странную позу, в которой сидели принц и лучник. Дурьодхана восседал на престоле, широко расставив колени, Карна же, удобно устроившись меж его разведённых ног, сладострастно выгнулся, позволяя принцу трогать себя за ту часть тела, которую юные и неискушённые летописцы обычно называют ваджрой страсти, а преданные Шивы — лингамом. Бхишма побагровел. — Бесстыдники!!! Развратники!!! — загремел он так, что половина зажжённых светильников сразу же потухла, а две фигуры на троне мгновенно отпрянули друг от друга. Карна вскочил на ноги, торопливо подхватывая с пола накидку, а Дурьодхана сделал куда более странную вещь: подняв свои одеяния, попытался закрыть ими Карну. — Это не поможет! — не унимался Великий Бхишма. — Я уже всё видел! — Дед, ну ладно, — извиняющимся тоном заговорил вдруг принц. — Не кричи. Охрана прибежит. Ты будто сам молодым никогда не был. — Не был! — подтвердил Бхишма. — Я сразу стал Великим. И я… не занимался вот этой гадостью, — он брезгливо поморщился, помахав рукой в воздухе так, словно отгонял от себя зловоние. — Простите, Великий, — облачившись в дхоти и накидку, Карна осторожно выбрался из-за одежд Дурьодханы и встал так, чтобы дать принцу возможность прикрыть наготу, — но то, о чём вы думаете, как о гадости, оно на самом деле совсем не плохо. — Молчать!!! — рявкнул Бхишма. — Вон! — эта команда относилась уже к охранникам, прибежавшим на шум. Стражи послушно исчезли. — А теперь поговорим как два взрослых кшатрия, — Дед подошёл вплотную к торопливо облачающемуся в дхоти Дурьодхане и тяжело положил руку ему на плечо. — Совершённое тобой сегодня непростительно. Ты развратил собственного юного друга, показав ему дорогу ко греху… — На самом деле к огромному наслаждению, о Великий, — нимало не смущаясь, заметил Карна. — Неужели вы не понимаете, какое гнусное преступление совершили?! — глаза Бхишмы расширились от гнева. — Трон нельзя осквернять даже… — Увядшими цветами, — уныло повторил Дурьодхана давно заученную фразу, — а мы осквернили его безобразной похотью. — Вот-вот, — немного успокоился Бхишма, — хорошо, что вы хоть это понимаете. Или нет?! — снова возвысил он голос, обращаясь к неприлично счастливому Карне. — Вы же никому не расскажете об этом? — невинно поглядел на него своими волнующими карими глазами грешный сын Адиратхи. — О нет, я как раз собираюсь рассказать всё вашим несчастным отцам, чтобы они назначили вам достойное наказание! Пусть вам будет предписана суровая аскеза, по окончании которой, когда ваши тела и души, наконец, очистятся от скверны, вас обоих можно было бы женить на достойных дэви. — Простите, Великий, но я не собираюсь жениться, — спокойно заявил вдруг нахальный сын колесничего. — Это ещё почему?! — Бхишма вперил в Карну убийственный взгляд. — Я люблю вашего внука, о Великий. Женитьба на дэви — это предательство по отношению к нему, а я скорее умру, чем предам Дурьодхану. — Ну, и я тогда тоже не женюсь, — быстро нашёлся принц. — С этими принцессами одни сплошные трудности. То ли дело — мой Радхея, с которым мы понимаем друг друга с полуслова. — Что за глупые речи, недостойные принца?! Тебе нужны наследники!!! — рявкнул Бхишма. — Наследников пусть Духшасана с Викарной плодят, — беспечно махнул рукой Дурьодхана и, воспользовавшись моментом, решил немного пошутить: — Хотя, по-моему, Викарна говорил, что мечтает о взаимности со стороны Ашваттхамы, а Духшасана к Накуле неровно дышит. Или к Сахадэву? Надо будет выяснить точнее. Бхишма охнул, схватился за сердце и побледнел, хватая ртом воздух. — Дед… Дед, не помирай! — Дурьодхана подхватил старика под мышки и потащил к трону. — Вот беда. Не думал, что его так прихватит! Карна, там где-то возле трона должен был быть сосуд с водой. Плесни на дедушку. — Не трогайте меня!!! — прорычал Бхишма, мгновенно оживая и вырываясь из рук внука. — Вы… Вы оба должны будете пройти серьёзное очищение перед тем, как вам позволят снова жить в царском дворце. В лес, в пещеры, в горы! Искупать свой ужасный грех!!! — Согласен, — обрадовался Дурьодхана. — Только искупать грехи в лесу мы с Карной будем в одной пещере. Можно? — Я посажу на трон Юдхиштхиру, — слабо простонал Бхишма. — Прости за плохие новости дед, но он давно проводит ночи с Дурмукхой… Это я от Дурджаи узнал. — А Арджуна? — ещё слабее пролепетал регент. — Любит своего двоюродного брата Кришну с тех пор, как увидел его пятнадцатилетним подростком в Двараке, куда ездил вместе с братьями и с матушкой Кунти. Арджуна сказал, что если Кришна надумает на ком-то жениться, он переоденется в женское платье, назовётся дэви Бриханналой и выйдет за него замуж, отправив всех прочих невест к демону Нараке. Он никому даже приблизиться к Кришне не позволит, так велика его любовь! — Династия Куру обречена, — еле передвигая ноги, Бхишма побрёл к выходу из зала. — Дед, ну не расстраивайся… Есть же ещё Юютсу, Бхимасена, Духшала. Они непременно оставят потомство, Шивой клянусь! — Почему я ещё не умер? — остановившись посреди зала, Бхишма воздел руки к потолку. — О, матушка Ганга, забери меня из этого мира… Я иду к тебе! — Дед! Ты что надумал?! Погоди! Только не надо топиться! — Дурьодхана догнал Бхишму и крепко обнял его. — Умоляю, ты не должен этого делать! — А для чего нужна жизнь, о мой четырежды греховный внук? Я прожил её ради будущего Хастинапура, остался чистым, как снег Кайлаша, не осквернённым, не познавшим любовь. И кому в итоге оказалась нужна вся моя праведная жизнь, если потомки Панду и Дхритараштры отказываются сходиться с женщинами и оставлять наследников? Лучше бы я женился на царевне Амбе и подарил ей сына. А теперь… Кто меня полюбит, древнего старика? И как я нарушу обет, которым повязан со всех сторон? — Дед, — неожиданно обрадовался Дурьодхана, — какой из тебя старик? Ты ещё очень крепкий. И, между прочим, зря ты думаешь, будто никому не нужен. Тебя любят, о тебе мечтают и плачутся мне в накидку чуть ли не каждый вечер. Это такая тоска и безнадёжная любовь, что просто сердце разрывается. И тебе вовсе не нужно нарушать свой обет, потому что ты дал клятву не прикасаться к дэви, а в тебя влюблена вовсе не дэви. — Кто?! — ошалело спросил Бхишма, в ужасе уставившись на внука. Дурьодхана склонился к его уху и что-то прошептал. — Ни за что!!! — заорал Бхишма так, что потухшие светильники попадали на пол и разбились на черепки. — Это адхарма!!! — А всё-таки подумай, дед, — вкрадчиво сказал Дурьодхана. — Всё лучше, чем в Ганге топиться. Посмотрев на своего внука уничтожающим взглядом, Бхишма развернулся и направился к выходу из зала. — Можно сказать, чудом уцелели, — с облегчением выдохнул Карна. — А всё-таки жаль, что твой дед отказывается от любви. Наверное, проживи я всю жизнь один, тоже стал таким же… нетерпимым к чужой страсти. А он отказывается даже теперь, когда ты ему кого-то предложил… Ведь предложил, или это тоже была шутка? — Нет, не шутка. Возможно, дед ещё передумает, и гандхараджу тоже перепадёт кусочек счастья? — задумчиво протянул принц. — Что?! Твой дядя Шакуни влюблён в Великого Бхишму?! — оторопел Карна. — Давно, — Дурьодхана печально вздохнул. — Даже как-то хотел, напившись гауды, в Ганге топиться от неразделённой любви. Я его отговорил. Сказал, что если верить в хорошее, счастье непременно улыбнётся. Может, и в самом деле улыбнётся? А теперь идём. Самое время потренироваться на мечах. И Карна с ним охотно согласился.