In memory

Да-а-а, блядь, уделал он меня знатно, психопат херов. Но лишь потому, что подкрался неожиданно. Будь я готов к нападению, еще неизвестно кто из нас сейчас пускал бы кровавые сопли. И спасло его только то, что он отец мелкого. Смотрю в зеркало и «радуюсь»: — Хорошо, что все зубы на месте. И синяка под глазом нет. Как я выгляжу? — спрашиваю притихшего пизденыша. — Прекрасно. Ты всегда выглядишь прекрасно, — восторженный взгляд наивных глаз пробегает по моему лицу, в надежде удостовериться в сказанном. Да уж, прекрасно: нос снова кровоточит, голова кружится, подташнивает. Всего пару дней назад сдернул пластырь с рассеченной брови — тоже его папашки работа. Но, по большому счету, вся вина на пизденыше — отстань он от меня, ничего бы не было. Не сегодня-завтра наше с ним приключение закончится, а шрам над бровью так и останется. И вот нахуя мне это вечное напоминание? — Прости за моего отца, и за все, — смотрит виновато. — Ерунда все эти извинения, — в подтверждение того, что разговору конец, выключаю свет в ванной. С большим трудом спускаюсь по ступенькам — каждое движение отдает дикой болью. Я старался больше защитить лицо. Ну, и яйца конечно. Так что весь напор его злости приняли на себя ребра. Повезло еще, что не сломал. И так дышать блядски трудно. — Слушай, я не хотел, чтоб у тебя были проблемы, — по глазам вижу, как ему неловко. Ничего, со временем поймет, какая хуйня это чувство вины. Тем более из-за того, чего он не делал. — Ладно, пойду я, — решительно валит к выходу. — Куда? — не могу его отпустить одного. Еще и среди ночи. И не после того, что случилось. Черт… но ведь если разобраться, идти ему некуда. — Не знаю, — голос слегка дрожит, — найду что-нибудь. И решительно шагает на выход. — Джастин! Можешь остаться здесь. Будто кто-то добавил ускорения — быстро направляется в сторону спальни. Вот ведь, щенок, выучил где его место! Но сегодня мне хочется быть в кровати одному. Останавливаю, бесцеремонно потянув за капюшон толстовки: — На диване. Покорно отправляется к месту ссылки. Молча садится. Плечи поникли. Похоже, собрался реветь. — Ты ведь не плачешь, верно? — Я не какой-нибудь маленький педик, — в голосе слышны близкие слезы. Да и глаза подозрительно поблескивают. — Нет. Ты довольно смелый. Так держаться со своим отцом… — Он бил тебя… — Ложись спать, — протягиваю одеяло, прекращая поток бессмысленных оправданий. Превозмогая боль, стягиваю джинсы. Бросаю рядом с кроватью. В душ не иду — не выдержу. Хоть и выпил обезболивающее, но ноет, кажется, все тело. Все-таки нужно было вискаря дернуть. Ложусь, как есть, в боксерах и майке. Плевать, что та насквозь провоняла «Вавилоном».  Поворачиваюсь на бок в надежде на скорый сон. Но мысль о янтарной жидкости в хрустальном стакане становится все навязчивее. Пизденыш долго возится, шурша одеждой. Лень подгонять — таблетка начала действовать, и я боюсь потревожить сладостно молчащие ребра. Почти сквозь сон чувствую, как прогнулся за спиной матрас — пришел-таки, нахал. Медленно поворачиваюсь. Уже устроился на подушке. Укрыться, правда не успел. Смотрит умоляющим взглядом. Молча натягиваю на него простыню — не могу сейчас выгнать. Ну, блядь, ребенок же совсем. Ему сегодня нужен кто-то рядом. Кто-то близкий. Или просто я. У меня для таких случаев были Майк с Дебби. А куда отправляются благополучные детки, пославшие нахуй своих безупречных родителей, я не знаю. Снова поворачиваюсь на бок, но сна не в одном глазу. Виски? Или Ксанакс? Два желания сражаются между собой, но скорее всего их ждет ничья — снотворное с «Джеком» проверенный вариант. Только неожиданное прикосновение мягких теплых губ к затылку заканчивает все военные действия в голове. Поцелуи движутся цепочкой вниз и зависают меж лопаток. Теплая ладошка тянет майку, обнажая спину. И снова влажная дорожка следует вдоль позвоночника. Доходит до поясницы, натыкается на резинку боксеров. Целомудренно проходится вдоль, не попытавшись пересечь границу. Это тут же заводит, отозвавшись в члене свинцовой тяжестью. Мелкий тянет ткань вниз. Резинка задевает одну из многочисленных ссадин, и я сквозь зубы стону. — Больно? Где больно? — выныривает из простыней, испуганно заглядывая в лицо. — Здесь… — беру его ладонь и кладу на стояк, прижимая. Тут же делает несколько потирающих движений, заставляя снова стонать. Уже не от боли. Поворачиваюсь на спину, снимаю трусы. — Майку не трогай, — говорит шепотом и смотрит на меня опьяненной синевой. Делаю, как просит. Быстро выпутывается из простыней. Моментально избавляется от боксеров, швырнув их куда-то за пределы кровати. Его член возбужденно прилип к животу, из щелки сочится. Садится меж моих раздвинутых ног. Я сгибаю их в коленях. Медленно оглаживает наружную сторону моих бедер, плавно скользит, поднимаясь ладонями вверх, к коленям. И так же медленно проходит по внутренней, к паху. Обхватывает ладонью стояк, проезжается, нежно размазывая по головке выступившую жидкость. Когда руку сменяет горячий влажный рот, я уже больше не смотрю. Просто чувствую, как член скользит по мягкому языку, как упругие губы туго обхватывают ствол. Как расслабляется горло, впуская глубже. В сочетании с пальцами, ласкающими под майкой мои соски, это охуенно. Ритмично насаживается ртом, но по его стону понимаю — долго не выдержит. — Иди сюда… — А… ты? — весь раскраснелся, губы блестят. Видок совершенно блядский. Но вкупе с невинными глазками… Чертов пизденыш… — Потом доделаешь. Улыбается, соглашаясь. Но поступает все равно по-своему — садится на лицо, повернувшись спиной. Тут же пользуюсь ситуацией и легонько касаюсь языком горячей звездочки. Всхлипывает от наслаждения, наклоняется к моему паху и снова заглатывает. Упругая, чуть соленая головка проскальзывает между губ, и я легонько шлепаю его по ягодице, принуждая к движению. Подчиняется. Открываю рот шире, и он проезжает глубже. Подушечкой большого пальца надавливаю на его дырочку, пока та не поддается напору и не впускает. Пизденыш протяжно стонет, забыв на мгновение о моем члене. Но тут же возобновляет этот сеанс одновременной игры — трахать меня в рот и мне же отсасывать. Но вот ритм движений переходит в рваный, и он выплескивается сладким на мой язык. А горячее тугое кольцо пульсирует в оргазме, больно сжимая палец. От наслаждения мелкий глухо стонет, вибрируя горлом, и я отпускаю себя, изливаясь в жаркой глубине. Снова ложится на подушки, повернувшись лицом ко мне. Ладонью обхватываю алую гладкую щеку, прохожу пальцем по вспухшим губам. Нежно целую, легонько проникая языком в рот, отдаленно ощущая вкус своего семени. Когда отрываюсь, он уже спит. Ребра опять противно заныли — заслуженная плата за неожиданное удовольствие. Да уж, блядь, удовольствие. Если бы не он, то не было бы этой навязчивой боли, не дающей вздохнуть. Но если бы не он, то и его охуительных отсосов тоже не было бы. Когда он наконец от меня отвяжется, то все, что останется, так это воспоминания о наших играх. Но и они быстро забудутся в кутерьме ежедневной ебли. Обидно. Так что исчезнет он из моей жизни бесследно. Впрочем, как и все… И останется только тоненькая полосочка шрама над правой бровью. Охуенная, скажу я вам, зарубка на память!