fuck love

Он задерживается в студии допоздна, закончив со сложной работой уже после десяти вечера. Другие мастера давно ушли, а внимательная, улыбчивая Ёнхи, их менеджер, перед уходом напоминает закрыть студию и поставить на сигнализацию. Чонгук, не глядя, машет девушке свободной рукой, зубами отдирая от рулона край плёнки, чтобы замотать новый рисунок на коже клиента. Парень, которого Чон забивает уже не в первый раз, расплачивается с ним, благодарит за проделанную работу и прощается, а Чонгук наконец позволяет себе расслабиться, рухнув на свой рабочий стул, к которому он уже успел прирасти, наверное. Руки сами тянутся к сигаретам и чёрной зажигалке с гравировкой. Он не любит ей пользоваться, но другие у него закончились, а времени сгонять в магазин за новой совсем нет. В последнее время он берёт как можно больше заказов и пашет за троих так точно — Ёнхи его уже одаривает такими жалобными взглядами, что Чонгуку самому скоро станет себя жаль. Но деньги правда нужны позарез. Сигарета заканчивается слишком быстро, он даже заметить не успевает, но за второй не тянется — лучше на улице потом покурит, как уберётся и всё здесь проверит. Парень принимается за дело, ведь, чем раньше он закончит, тем раньше отправится домой, где сможет наконец упасть в объятья кровати и позволить организму насладиться отдыхом. Перезвон дверного колокольчика оповещает о том, что кто-то вошёл в студию, и Чонгук даже не реагирует, продолжая убираться на своём рабочем месте, уверенный в том, что это Ёнхи вернулась, чтобы проконтролировать такого распиздяя, как он. Но звонкого голоса девушки он не слышит, хотя в коридоре точно кто-то возится. Чон вздыхает, зачёсывая каштановую чёлку назад, что тут же падает на глаза, неровно разделившись на две части. — Ёнхи? — решает всё же уточнить, а то мало ли кого принесло. Ответа не следует, и Чонгук начинает раздражаться, потому что не хватало ему ещё с кем-то разбираться. Он пиздец как устал, спина просто отваливается, и парень разминает затёкшие плечи, а ещё он хочет есть, так что вполне может сожрать этого молчуна, кого бы там ни принесло в такое позднее время суток. — Привет, — из-за перегородки появляется то, что так поздно принесло в студию, и Чонгук не знает, отчего против воли у него дёргается та хуйня внутри, которая обычно кровь разгоняет, от низкого хрипловатого голоса или вида вошедшего. — Ты уже уходишь? — Вообще-то мой рабочий день закончился больше часа назад, так что, да, ухожу, — Чонгук хмыкает и как можно быстрее отворачивается, чтобы просто не смотреть и перевести дух. Кто бы знал, как он ненавидит такие вот внезапные визиты, когда от человека ни слуху ни духу, будто его не существует, а потом в начале одиннадцатого оно объявляется в студии с явным намерением получить то, что хочет, прямо сейчас. Эгоизм во всём его прекрасном проявлении. И стоило бы привыкнуть, потому что люди, как известно, не меняются, но Чонгук не может. Просто не может. — Может, сделаешь для меня исключение? — Чон буквально спиной видит, как он обманчиво невинно переминается с ноги на ногу, играя бёдрами. Блядство. Чонгук вздыхает. Тяжело так, чтобы стоящий позади человек, крайне бессовестный человек, хотя бы на толику прочувствовал его возмущение и усталость, после поворачивается к нему лицом, поджимая губы. Оно хлопает глазами с немым вопросом и облизывает губы языком в привычной манере, от которой раньше вело так, что Чону вспоминать не хочется. Сейчас не ведёт. Он старается, чтобы не вело. — Хуй с тобой, садись, — не выдерживает. Вот каждый раз хочет послать куда подальше, но не может. Это же блядский Тэхён. Блистательный и эффектный Тэхён, который по совместительству его бывший. Ему даже если очень захочешь, отказать довольно сложно, и Чонгук правда не понимает, каким образом тот умудряется на него влиять, когда они уже год как не вместе, и появляется эта стерва в его жизни крайне редко. Но, когда появляется, тушите свет, несите свечи. Но вообще-то это шутка. Краем глаза он наблюдает за тем, как Тэхён снимает с себя коричневое пальто, оставаясь только в до неприличия узких джинсах и заправленной в них свободной рубашке с вырезом на пол груди. Талию стягивает широкий кожаный ремень, подчёркивающий её не мужественный изгиб. Звезда-пизда в своём типичном виде, хотя и с некоторыми изменениями во внешности. В итоге всё-таки отворачивается окончательно, принимаясь за дело. — Тебе не надоело ещё? — спрашивает Чонгук, подготавливая своё рабочее место, пока Тэхён копошится за спиной. — Что именно? — отзывается бывший тем самым тоном, который должен предостеречь развитие темы, но Чону откровенно на это похуй. Раз припёрся, когда мастер не в духе, будет выслушивать всё, что тому заблагорассудится. — Приходить ко мне, чтобы делать тату каждый раз, когда ты с кем-то расстаёшься. Серьёзно, если в первый раз я прикол оценил, то теперь уже не смешно. — Не понимаю, о чём ты, — Чонгук поворачивается, глядя на парня, который уже закатал рукав белоснежной рубашки и устроился на кушетке. Взгляд мельком скользит по глубокому вырезу как бы невзначай и упирается в чужие серые глаза. Спустя год он всё ещё любит носить цветные линзы, а вот теней и подводки стало больше. Длинная серьга касается шеи, переливаясь в искусственном свете ламп, по губам снова проскальзывает кончик розового языка. Чонгуку невольно вспоминается одно нехорошее слово, которое начинается на «ш» и заканчивается на «люха», но тактично молчит. — И зови меня хён, ты младше, — дуется, но не всерьёз. Пытается заигрывать. Дохлый номер. — Ты прекрасно понимаешь, о чём я, — настаивает Чонгук, подходя ближе и играясь пальцами с ручкой, — Где и что. — Микрофон с проводом, — тычет пальцем в пустое пространство между двумя другими татуировками на предплечье, — небольшой, чтобы поместился. Чёрный. — Он певец? — Рэпер. — Ну, хотя бы не кальянщик, как прошлый, — усмехается Чонгук, уворачиваясь от тычка в плечо, — Шучу. Тату-мастер принимается за работу, а Тэхён не сводит взгляда. Это не очень напрягает, но пытаться рисовать, когда кто-то так пронзительно разглядывает — задача не из лёгких. Оторвавшись от своего занятия, Чонгук тянется к открытой пачке мальборо и зажигалке, что лежат на столе, и зажимает сигарету между зубов, прикуривая. — Ты совсем, в помещении курить? — возмущается бывший, забавно хмурясь, но Чонгуку, как уже говорилось, откровенно похуй. Он лишь пожимает плечами и продолжает орудовать ручкой, на ходу продумывая рисунок. Микрофон выходит изящный — провод делает вокруг него несколько витков, чтобы заполнить пространство на коже равномерно, и обрывается, уходя в никуда. Когда с наброском закончено, и Чонгук вполне доволен получившимся, отпускает чужое запястье, предлагая взглянуть на работу, а сам отправляет сигарету в полную пепельницу. Надо бы вычистить. — Ты ведь не чувствуешь ко мне ничего, и ещё тогда дал чётко понять, что я для тебя ничего не значил, — говорит тихо, не глядя на Тэхёна, но замечает, как тот вздрагивает. — Так зачем ты продолжаешь это? — Продолжаю что? — усмехается криво и пронзительно смотрит из-под серебристой чёлки, — Я всего лишь делаю у тебя тату, Чонгук, не более. Чонгук отводит взгляд и слабо улыбается, откладывая ручку. — В том и дело, что делаешь ты тату у меня. А ещё, — он тыкает ручкой в старшего, — тату, посвящённого мне, на тебе нет. Тэхён открывает рот… и закрывает его, ничего не говоря. Не язвит, даже оправдаться не пытается. Лишь сидит и смотрит побитой собакой, но не теряя присущей ему сучести, которую, наверное, самым сильным ядом не вытравить. Тэхён сам как яд — кого угодно отравит и глазом не моргнёт, разъест до самых костей, заставив побывать на дне, хочешь ты этого или нет. — Дай угадаю, — Чонгук откладывает ручку, опирается локтями о колени и кладёт подбородок на сложенные в замок пальцы, не разрывая зрительного контакта, — эти отношения закончились тем, что ты выебал бедному парню весь мозг, устал от него и кинул. Как и предыдущего, и того, что был до него, и до него тоже. Очередная победа, да, хён? — выплёвывает, как ругательство, но Тэхён продолжает невозмутимо смотреть, лишь слегка скривив красивые губы. — Победу, которую ты хочешь увековечить на своём теле, как напоминание о том, какой ты ахуенный разрушитель сердец. А знаешь, почему татуировки в честь меня на тебе нет? — Тэхён закусывает губу изнутри, а Чонгук подаётся вперёд, понижая голос до шёпота, — Потому что я захотел расстаться с тобой раньше. Упс, какая, блять, неполадочка, — он выпрямляется и разводит руками. — Теперь с каждой новой победой ты приходишь ко мне, только вот я не могу понять до конца для чего. То ли ты просто ебанутый, то ли всерьёз думаешь, что твои похождения меня хоть как-то ебут. Чтобы второй пункт отпал, скажу сразу, что мне похуй. Пойду за иглами, — с этими словами он резко встаёт и уходит, оставляя бывшего наедине с собой. Чонгука вся ситуация нервирует до ужаса, потому что это далеко не первый раз, когда Тэхён вот так приходит к нему, начиная хвалиться своими похождениями. Не второй и даже не пятый. В этот раз ведёт он себя не совсем типично, но за татуировкой пришёл, а причину вновь описывать не нужно, ведь и так всё понятно. Не понятно Чонгуку одно — нахуя. Вот зачем он продолжает приходить из раза в раз, если можно воспользоваться услугами другого мастера? Можно даже дешевле найти, потому что Чонгук справедливо дерёт с бывшего, как с обычного клиента. За спасибо он работать не нанимался. И с каждым разом он встречает всё тот же неприкрытый флирт, те же ужимки, те же движения, от которых он когда-то неровно дышал. Хватило же ума вовремя сказать себе «нет». Их отношения нельзя было назвать здоровыми, потому что у таких, как Тэхён, понятия «отношения» и «здоровые» вместе стоять никак не могут. Такие, как Тэхён, светят слишком ярко, закрывая собой любого, кто окажется рядом, такие живут только для себя и не ценят людей, готовых принести мир к их ногам, потому что искренне считают, что это само собой разумеющееся. У Чонгука было достаточно времени, достаточно ссор и здравого смысла, чтобы понять — у них будущего нет. Нет и быть не может, потому что Чонгуку в отношениях нужна стабильность, нужна поддержка и то, что силы будет давать, а не высасывать до последней капли. Тэхён же так не сможет, просто потому что он такой: ветреный, ищущий внимания всегда и везде, требовательный, неуступчивый, эгоистичный и считающий, что ему можно всё, что взбредёт в шальную голову. Тэхён красивый, и этого у него не отнять. Чонгук до сих пор вряд ли сможет назвать хоть одного знакомого ему человека, который смог бы стоять с бывшим рядом. Чонгук до сих пор находит его невероятно привлекательным и сексуальным, но это вовсе не значит, что хён может на что-то рассчитывать. Во-первых, у него всё-таки голова на плечах имеется, и наступать на те же грабли снова он не собирается, а во-вторых, он не совсем свободен. Полностью не занят он тоже, но это уже нюансы. Вернувшись, Чонгук находит его сидящим на краю кушетки. Тэхён свесил ноги, обутые — кто бы сомневался — в белые кеды от гуччи, и держит что-то в руке, по всей видимости, разглядывая. Подойдя ближе, Чонгук замечает свою зажигалку и просто проклинает весь мир за то, что не нашёл времени сходить за новой. — Похуй, говоришь? — кошачьи глаза смотрят с вызовом, но Чонгук только плечами пожимает, принимаясь шариться по стойке в поисках перчаток. — Думай, что хочешь, но у меня просто закончились все зажигалки, и я пока не настолько зажрался, чтобы выкидывать потенциально полезные вещи. Тэхёна такой ответ явно не устраивает, но он кладёт вещь на место и снова забирается на кушетку с ногами, как бы невзначай задевая чужой локоть. Чонгук сильный. Он справится. Главное — не поддаваться на провокации. Зажигалку с выгравированным на ней «jjk x kth» на всякий случай прячет в задний карман джинсов, чтобы лишний раз не нарываться, и наконец-то приступает к работе. Внутри всё противится и плюётся, вынуждая расправиться со всем как можно скорее и свалить домой. На часах почти двенадцать — Чонгук почти что обливается слезами, потому как хотел встать пораньше с утра и заняться эскизами, но теперь уже не выйдет. И всё из-за этого эгоиста, которому приспичило припереться поздним вечером. Чонгук работает молча. Он крайне сосредоточен и полностью погружён в работу, на время даже забывая о том, кто сидит напротив. Сейчас рука перед ним — холст без пола и личности, на котором он творит новое маленькое искусство. Татуировка выходит небольшой и вписывается аккурат между другими, пополняя композицию на предплечье. Почти все, что здесь набиты, делал именно он, поэтому по стилю и исполнению отдельные работы не выбиваются, наоборот, дополняя друг друга. Наверное, это несколько странно даже, когда бывший становится постоянным клиентом, мозоля глаза с определенной периодичностью. Сейчас Чонгуку и правда похуй, но вот в первые месяцы после расставания, инициатором которого стал он сам, было по-настоящему хуёво, потому что одна часть тела твердила, что всё сделала и решила правильно, а вторая умывалась слезами и ныла о том, что это была любовь. Была это любовь или нет, Чонгук не знает и знать как-то не очень хочет, дабы не усложнять себе жизнь вопросами, ответов на которых нет. Если бы Тэхён заявился к нему в тот нелёгкий период, то Чонгук его бы либо простил, либо окончательно послал, но хитрая задница заявилась уже тогда, когда он успел остыть и трезво взглянуть на вещи, что только всё усложнило, как ни странно. Чонгук предпочитает думать, что ему просто нужны деньги, а у Тэхёна они не переведутся, и именно поэтому из раза в раз он ему не отказывает. Именно поэтому. — Я прихожу не просто так, — вдруг говорит Тэхён, когда татуировка почти закончена, и Чонгук делает последние штрихи. Его негромкий голос заглушает звук работающей машинки, но мастер всё равно на мгновение замирает, невольно прислушиваясь, чтобы не пропустить что-то важное. Но этого не следует. — Просто проверяю твои нервы на прочность, а ещё немного мщу, — он обворожительно улыбается. — Знаешь, я всё ещё ненавижу тебя за то, что ты со мной сделал. — Если ты про то, что я тебя бросил, то тут ещё можно поспорить, кто кого должен ненавидеть, — Чонгук закатывает глаза и впивается иглой в кожу ещё в нескольких местах и выключает машинку, откладывая в сторону. — Если ты забыл, то спешу напомнить, что именно ты мне изменил, показав себя во всей красе, — Обрабатывает татуировку и тянется за плёнкой. — А вообще, тема закрыта, и я жду свои деньги за работу; возьму как в прошлый раз. Плати и проваливай, я голодный и хочу спать. Тэхён с замотанной рукой усмехается и встаёт с кушетки, даже не глядя на получившийся результат, который его, кажется, совсем не заботит. Он отходит немного в сторону, пока Чонгук всё-таки убирается на рабочем месте, приводя его в порядок. После уборки выжидательно и несколько требовательно смотрит на бывшего, который с вызовом смотрит в ответ, так и не удосужившись достать деньги. — Как насчёт ужина в качестве оплаты? — огорошивает вопросом Тэхён, нарываясь на очевидный отрицательный ответ. — Нет, — Чонгук упирается руками в бока, — никаких ужинов, обедов и прочей хуеты. Ты расплачиваешься и снова съёбываешь в туман, а я еду домой и ложусь спать. — Ты слишком груб со мной, — снова дуется, и Чонгук искренне не понимает, чего он добивается. С ними и так всё ясно — просто огромное и чёткое «нет». Чон понятия не имеет, что на уме у Тэхёна, но сам для себя он решил именно так. Даже несмотря на учащённое сердцебиение сейчас, он всё равно будет придерживаться этой позиции. Потому что ему похуй, именно так. А Тэхён его ненавидит, поэтому пусть идёт и ненавидит дальше, покоряя очередную вершину, чтобы потом её вдребезги разбить. Всем хорошо, все счастливы. Хэппи энд. Только кому-то вечно нужно всё разрушить. Тэхён подходит ближе, и Чонгук как-то упускает тот момент, когда он оказывается слишком близко, преодолевая ту дистанцию личного пространства, что зовётся интимной. Подходит и ничего не делает, просто стоит рядом и впивается взглядом в чужое лицо, будто пытаясь запомнить заново. От Тэхёна пахнет духами, довольно женственными, но ему подходит: терпкая сладость с нотками чего-то пьянящего, и Чонгука немного всё же ведёт, когда он резко втягивает носом воздух. Так не должно быть. Его бывший не должен стоять сейчас напротив, не должен смотреть на него так, Чонгука не должно вообще ебать его существование, но оно отчего-то в данный момент ебёт аж по самые гланды, и ему это совсем не нравится. Не нравится и то, как чужие пальцы скользят вверх по голой руке до рукава чёрной футболки, а рука вцепляется в плечо, впиваясь ноготками. — Кому-то стоит перестать себе врать, — шепчет Тэхён, глядя ему прямо в глаза, — и ты прекрасно понимаешь, о чём я. Чонгук понимает, но признавать этого не собирается. — Ладно, не хочешь платить, можешь считать это подарком по старой памяти, а теперь можешь идти, — он делает шаг назад, который даётся с трудом, и сбрасывает холёную руку с множеством колец на изящных пальцах со своего плеча. Уходит в подсобку, где переодевается, натягивая кожанку и забирая рюкзак с рисунками. Со стойки администратора забирает ключи, и находит уже одетого Тэхёна у входа. Он стоит перед зеркалом, поправляя серебристые пряди, уложенные как всегда идеально, и явно его ждёт. — Я сказал, ты можешь идти, — раздражённо бросает Чонгук, сам не понимая, на что именно он злится. — Я подвезу тебя. — Сам доберусь. — Нет, — Тэхён выходит за тату-мастером следом, дожидаясь, пока тот разберётся с сигнализацией и закроет салон, — я сильно задержал тебя, поэтому не спорь, я подвезу. И деньги уже у тебя на карте. — Я номер сменил, — бурчит Чонгук, уставший препираться. — Я знаю, — бывший хитро улыбается, вводя младшего в ступор, и идёт к белоснежному Porsche Panamera, мысленно присвистывая, потому что ему этой малышкой даже в кредит не обзавестись — разве что выплачивать потом до самой смерти и после неё тоже. — Ты следишь за мной? — озвучивает мысль Чонгук, нехотя идя следом, потому что это и правда странно. Тэхён всегда заявляется вовремя, приходит именно в те дни, когда он работает, хотя они вообще никак не контактируют. При этом он работал за этот год в трёх разных салонах и почему-то не задавался вопросом, как Тэхён каждый раз его находит, даже не позвонив. Ему было как-то похуй на это, но сейчас он понимает, что всё не так просто. Всё совсем непросто. — Иногда, — честно соглашается Тэхён, садясь в машину, а Чонгук стоит перед дверью и колеблется. Ему почему-то кажется, что он совершает огромную ошибку. Потому что чем дольше он находится с этой бестией рядом, тем хуже он контролирует свои эмоции. Что именно бывшему надо, он так до конца понять не может, а Тэхёну точно что-то нужно, потому что просто так он свои силы тратить не будет. В машину он всё-таки садится, здраво рассудив, что так добраться получится быстрее и с комфортом. Да и когда он ещё на такой машине покатается? Салон встречает благородным красным, и это даже не удивляет, а очень даже подходит эксцентричному владельцу. — Чего ты добиваешься? — спрашивает спустя некоторое время, проведённое в молчании, наблюдая за тем, как уверенно эти невозможные пальцы сжимают кожаный руль, а голова расслабленно откинута на подголовник, пока они стоят на светофоре. Свет уличных фонарей полосами ложится на красивое лицо, подсвечивая участки кожи, что отливает бронзой в полумраке салона. — Ничего, — Тэхён жмёт плечами. — Ты пялишься, Чонгук. — Неправда, — бурчит, отворачиваясь, потому что, да, его спалили. В своё оправдание он может сказать лишь то, что не пялиться ну никак невозможно. Когда оба нужных поворота остаются позади, Чонгук всё же поворачивается к водителю с выражением крайнего возмущения на лице. — Куда мы едем? — Ты сказал, что хочешь есть, поэтому заскочим в макавто по пути, — говорит Тэхён, и Чон с удивлением для себя замечает, что тот нервничает. Ким Тэхён и неуверенность в голосе? Это что-то новенькое. Чонгук сначала хочет возразить, но потом думает, что есть он и правда хочет, а дома он разве что очередной рамён заварит. Да и поведение Тэхёна его несколько… интересует. Да, именно так. Как бы здравый рассудок Чонгуку ни твердил, что связываться с этим не нужно, любопытство и желание пожрать в нём всё-таки сильнее. Да и что может пойти не так? Успокоив себя этим окончательно и усыпив бдительность, Чонгук несколько расслабился, наблюдая из окна на пролетающие мимо дома и машины. — Бигмак и колу большую, — говорит он Тэхёну, когда машина подкатывает к окошку, где принимают заказы. Бывший иронично вздёргивает брови, глядя на него, на что Чонгук пожимает плечами, мол, да, я всё время это беру, потому что вкусно. Тэхён делает заказ, добавляя маленький капучино для себя, и, пока они ждут, в салоне повисает неприятная тишина, скребущая по барабанным перепонкам. Чонгук разговаривать не хочет, потому что им попросту не о чем, а у бывшего, видимо, язык так и чешется что-то спросить, и он без конца то кусает, то облизывает свои губы, съев уже весь блеск, которым так любит пользоваться. Тату-мастер знает, что раньше его вкус был вишнёвым, но эта информация, всплывающая сейчас в его голове однозначно лишняя. Поэтому, чтобы себя отвлечь, он без зазрения совести опускает боковое стекло вниз и, достав из кармана куртки новенькую пачку сигарет, быстро вскрывает и достаёт одну. Зажигалка, всё ещё покоящаяся в заднем кармане чёрных джинсов, быстро оказывается в руке и щёлкает колёсиком до того, как раздаётся возмущённый вопль слева. — Только не внутри! — верещит бывший, глядя разъярённой волчицей, у которой только что позарились на самое дорогое. — Выбрось, быстро! — Или что? — Чонгук хмыкает и делает затяжку, выдыхая дым вместо окна прямо в чужое лицо, чем заставляет его обладателя зажмуриться, отворачиваясь. — Сам меня с собой потащил, так что терпи. — Только посмей стряхнуть на сидение — до дома не доедешь, — Тэхён прищуривается, одаривая парня злобным взглядом, но Чонгук замечает и яркие искорки веселья, понимая, что злится хён всё-таки не так сильно. Но будить дракона окончательно он всё-таки не собирается. Пока что. Хотя доводить бывшего до белого каления — довольно забавное занятие, даже приятное. Когда заказ получен, а Чонгук докуривает и выбрасывает сигарету куда-то на улицу, закрывая за собой окно, Тэхён передаёт ему пакет с бургером, а сам делает пару глотков из своего стаканчика с кофе и наконец трогается. В машине снова повисает гнетущая тишина, от которой по-настоящему становится неуютно. — Если ты что-то хочешь сказать — говори, — расправившись со своим очень поздним ужином, Чонгук потягивает остатки колы через трубочку. Тэхён крепче сжимает руль и в его сторону не смотрит, но Чонгук замечает, как тот нервно сглатывает. Так, а вот это уже интересно. Если так подумать, он таким Тэхёна правда никогда не видел. Даже когда говорил ему, что они должны расстаться, бывший просто послал его и ушёл с гордо поднятой головой, ясно давая понять, что их отношения для него изначально ничего не значили. А теперь мнётся, как последняя девственница, только вот проблема в том, что ему до девственницы как до Луны раком, то есть мяться и волноваться он не должен априори, но почему-то Чонгук наблюдает сейчас именно это. Наверное, отчасти подобное поведение может сигнализировать об определённых изменениях, произошедших за последнее время, но Чонгук не верит, что такие люди могут меняться. Да скорее посреди Сеула разверзнутся врата в саму преисподнюю, чем Тэхён признает свои косяки. — На мне нет татуировки, которая символизирует тебя не потому, что я не бросил тебя первым, — говорит он негромко и сухо, но как можно твёрже, — я просто не смог оставить тебя в прошлом, как всех остальных. — Гордость слишком задета? — усмехается Чонгук ядовито, чувствуя, что начатый им же разговор перетекает не в то русло, потому что ворошить старое ему не хочется совсем. — Я сначала тоже так думал, — Тэхён тормозит перед нужным подъездом и откидывается назад, нервно проводя руками по лицу. Садится в пол-оборота, чтобы быть лицом к бывшему, и смотрит пронзительно своими до невозможного красивыми глазами. Чонгук как сейчас помнит, что буквально потерял дар речи на пару мгновений, когда впервые его увидел. Такого уверенного в себе и эффектного, невероятно обворожительного и просто ахуенно красивого. Это был какой-то фешенебельный гей-клуб, куда его позвал Чимин, как он выразился, «цеплять богатых горячих парней». Чонгук одного подцепил. Очень горячего и богатого, только уже спустя три месяца их отношения закончились изменой одной особы, во всей красе показавшей, что на Чонгука ему плевать. Чон бы описал эти три месяца, как фееричное приключение с кучей страсти, секса и километрами потраченных нервов. Опыт, несомненно, ценный, но его бы Чонгук заново повторять не хотел ни за что. Ему хватило. А то, что сейчас его сердце колотится, это всё оттого, что душно стало. И вообще это мышечная память, если что. — Блять, — Тэхён прикусывает губу и проводит руками по лицу в беспомощном жесте. Таким напряжённым и нервозным он выглядит слишком необычно. Старший колеблется ещё какое-то время, после чего делает глубокий вдох, успокаиваясь, и, уставившись в руль, наконец выдаёт: — Мне насрать на то, что ты думаешь по этому поводу, просто знай, что я прошу прощения за тот раз. Мне жаль, что так вышло. Я много думал об этом, и понял, что был неправ, — глаз на Чонгука не поднимает, разглядывая свои аккуратные пальцы. — Если что, мы приехали, и ты можешь идти. Ты очень хотел домой до этого. Чонгук смотрит, как бывший хмурится и отворачивается, доставая телефон из кармана пальто. Чон вообще-то не дышит. Понимает он это только спустя несколько секунд и прерывает затянувшееся кислородное голодание шумным вдохом. Он в шоке? Не понимает, что происходит? Для начала, Тэхён извинился. Спустя грёбанный год, но всё же. Это даже не сон, и сколько Чонгук себя бы ни щипал, бывший, вот он, перед ним сидит, колючий, как дикобраз, потому что, наверное, чуть ли ни впервые переступил через себя. Чонгуку приятно, но что хуже — он чувствует. Нет, не так. Он чувствует то, что не должен, и это хреново, потому что он себе обещал. Он твердил так много времени, вбивал в свою тупую голову, что всё, баста, но за него всё решило его же тело. Как там говорят? Сердцу не прикажешь? Чонгуку, вот, очень хочется. — Что ж, — он вздыхает, теребя свой рюкзак. Почему они как малолетки какие-то мнутся, ей богу? — Спасибо, что нашёл в себе силы признаться в том, что налажал. Для тебя это непросто, — он смотрит в окно, наблюдая за тем, как дверь его подъезда открылась, выпуская на улицу девушку с мопсом. — Давно собирался сказать? — Этот раз — четвёртый, — Тэхён невесело усмехается, и Чонгук поворачивается к нему, наблюдая за тем, как бывший вновь облизывает губы слишком медленно, прищурив глаз. — Так ты поэтому приходил? — Сначала — нет, — Ким встряхивает головой и ставит локоть на подлокотник, опираясь подбородком о раскрытую ладонь, и смотрит куда-то вдаль. — Просто хотелось позлить тебя лишний раз. Ну, а потом пошло-поехало. Совесть во мне проснулась, наверное. — А она у тебя вообще была? — подкалывает Чонгук, вызывая густой низкий смех, который тут же отдаётся мурашками по коже. Сейчас бы вот следовало предпринять стратегическое отступление, потому что чем дольше он тут сидит, тем сложнее ему бороться с собой. — Очень смешно. — Ты, кстати, не договорил, — напоминает Чонгук, намереваясь разобраться с последним вопросом на сегодня и благополучно свалить спать. — Если это не задетая гордость, то что тогда? Не думаю, что дело только в проснувшейся совести. Тэхён молчит, смотря теперь на Чонгука. Их взгляды сталкиваются, и оба неосознанно вздрагивают, потому что это как будто воспоминание из прошлого, подёрнутое пьяной плёнкой, когда они заметили друг друга в клубе. Пробежавший по спине разряд, и притяжение, чувствующееся кожей, практически непреодолимое. У Чонгука, кажется, дежавю, но он всё еще лелеет мысль о том, что сейчас просто выйдет из машины и спокойно уйдёт. Потому что ему хватило. Серьёзно, Тэхён, конечно, молодец, что извинился, но один маленький шаг из него святошу ни за что не сделает, и кардинально не изменит, ведь люди так не меняются. Чонгук в этом уверен. Потому что сам такой. — Дело не в совести, — наконец тихо говорит Тэхён, не сводя с младшего странного взгляда. — Наш разрыв повлиял на меня гораздо сильнее, чем я думал изначально, потому что, мне кажется, что я в тебя по-настоящему… — он недоговаривает и вдруг встряхивает головой, отстраняясь. Чонгук даже не заметил, когда они успели наклониться друг к другу. — Знаешь, забудь. Да, всё из-за банальной гордости, которую ты задел. А теперь иди, ты, кажется, очень хотел спать. Чонгук ловит себя на том, что вздыхает разочарованно, но какая-то его часть испытывает облегчение, потому что, если бы Тэхён всё-таки озвучил то, что собирался, он бы всё-таки не выдержал. Но сейчас у него всё ещё есть шанс успешно ретироваться без вреда для себя, чем он и спешит воспользоваться. — Тогда я пойду, — открывает дверь автомобиля с толикой нерешительности, и застывает на месте, глядя на бывшего. — Пока? — Пока, Куки, — Тэхён улыбается неестественно, а милое прозвище буквально бьёт Чонгука по лицу. Он тоже давит из себя улыбку и вылазит из машины, хлопая дверью и оставляя за ней вновь всколыхнувшееся чувство. Да, так правильно. Так и должно быть. Тэхён — не тот человек, который ему нужен, и Чонгук это прекрасно понимает. Даже если предположить чисто гипотетически, что они могли бы сойтись, ничего хорошего из этого бы не вышло. Одно извинение ничего не меняет, и прошлое нужно оставлять в прошлом. Даже если та хуйня внутри, что разгоняет по венам кровь, болезненно дёргается оттого, что вокруг одни сплошные идиоты.