***
Миссия проходит относительно успешно. Относительно слова «ужасно», Стрэндж отправляется в свою обитель, ужасно подавленный и уставший, а они возвращаются в ее квартиру зализывать раны. И Ванда рада бы избавиться от союзника, пройти в ванну и наконец смыть демоническую кровь со своих рук, но он внаглую проходит внутрь впереди нее и снова растягивается на кресле, умиротворенно улыбаясь и закрывая глаза. Его асгардский костюм зеленым пеплом исчезает, превращаясь в свободную рубашку и классические брюки. Ванда молча присаживается на низкую тахту. Молчание с его стороны заставляет ведьму нервничать. Но Лафейсон вдруг резко садится перед ней на корточки и с той же дурацкой ухмылкой смотрит на неё исподлобья. — Время поговорить об оплате? — Я слушаю. Она готовится. Готовится услышать всё, что только может взбрести в голову не вполне здоровому человеку. Отдать душу, например, или убить половину населения Земли. Хотя, кажется, с душой Ванда переборщила. Зачем она асгардскому божеству? Максимофф была уверена, что у Локи хватает связывающих заклятий, чтобы подчинить её своей воле. А вот с геноцидом человечества — мысль дельная. Для Лафейсона, разумеется. Кажется, снова придется просить Тора утихомирить своего любимого братца, думает она, потупив взгляд, ожидая приговора, словно перед казнью. — Хочу остаться у тебя. — Что?! Локи молчит, с усмешкой осматривая Ванду с ног до головы. Ему нравится, как она меняется в лице, осознавая всю комичность ситуации. Лафейсон запросил не такую высокую цену за свою работу — он всего лишь хочет стать квартирантом. — Ты издеваешься, да? — Эй, помнишь, ты сама сказала, что будешь должна. Он поднимается и снова падает в кресло. Ванда прикусывает язык, опуская взгляд. И почему перед Локи она робеет, словно ученица перед преподавателем? Будучи могущественной ведьмой, она спокойно могла бы выставить его за дверь, на всякий случай смс-нув Тору. Ведьма поднимает голову и видит, что Лафейсон мирно посапывает в ее кресле. — Так и быть, оставайся.***
— Может быть ты и привык в своем Асгарде, что за тобой носится толпа прислуги, желая едва ли не в задницу тебя целовать, но здесь другие правила! Почти каждое утро начиналось с этой фразы, которую Максимофф скоро выучит на всех языках просто для того, что от собственных слов ее уже тошнит. Два месяца пролетели совсем незаметно. И только Ванда, пока Лафейсон наслаждался жизнью, считала дни до самоубийства. — Холодильник сам собой не пополнится продуктами, о, Великий! Одежда тоже себя не выстирает, это делает машина, достаточно только на кнопку нажать. Что удивительно, Локи редко срывался на остроту. Чаще всего он пожимал плечами и уходил к креслу, зачитываясь новым талмудом какой-нибудь энциклопедии. Или что там читают асгардские боги? Ванда закатывала глаза и спускалась в магазин, включала стиралку, готовила что-то на скорую руку и подметала пол. — Ты была бы отличной женой, — как бы между прочим замечал Лафейсон, не отрываясь от книги. — Не завидовала бы я этой женщине, что решится связать себя узами брака с тобой, — ворчала Максимофф, развешивая в сушилке мокрое белье. И, что удивительно, Лафейсон всегда замолкал после этой фразы, что одновременно удивляло и злило колдунью.***
Однажды ей приснилось, что они спят бок о бок в одной кровати. И почему-то Ванда не испытывала отвращения или страха, или еще какой-нибудь негативной эмоции. Наоборот. Только когда их губы соприкоснулись, она резко вскочила на кровати, тяжело дыша. Щеки горели. — Не спится? — О боже! — Вот он я, перед тобой. Ванда запустила в него подушкой. Какого черта он делал в ее комнате ночью? Она точно помнила, что дверь была закрыта на защёлку. Максимофф устало выдохнула и вновь упала в объятия кровати, раскинув руки в стороны. Часы на стене показывали половину третьего. Она слышала, как Лафейсон ходил за ее дверью туда-сюда и шуршал какими-то пакетами. Или листами. Разобрать было сложно, но этот звук ужасно раздражал, будто бы Локи делал это нарочно. Уснуть больше не удавалось; проворочавшись до четырех утра, она решительно поднялась, завернувшись в плед, и направилась в гостиную. Молча прошествовав в комнату, она увидела Лафейсона, лежащего на боку и сопящего, как тогда, в кресле. Решив, что один бог отправился в гости к другому, Максимофф выдохнула и легла рядом. Бесшумно настолько, насколько это было возможно. Боже, Максимофф, что ты творишь? Он садист, убийца и просто ненормальный, так думалось ведьме. Вопросы касательно её адекватности так и сновали туда-сюда в голове волшебницы, и ей уже стало казаться, что она может разбудить Лафейсона своими мыслями, а не ёрзаньем на узком диване. Локи вдруг со вздохом повернулся и положил руку ей на талию. Максимофф хотела было возмутиться, но потом вспомнила, что сама пришла к нему. Посреди ночи. И легла в кровать. Супер. Кожа бога была холодная, но Ванду отчего-то бросило в жар. Она вновь почувствовала, как наливается румянец на щеках и как по коже пробегает толпа мурашек, заставляющих дернутся пару раз от странного ощущения. — Ты, если пришла, то хотя бы дай нормально поспать, — вдруг сонно протянул Лафейсон, в охапку сгребая к себе Ванду и утыкаясь ей в шею. — Прости, — виновато прохрипела Максимофф, сетуя на свой голос и на то, что нужно было давно записаться к психиатру. Надо же, из-за снов пойти и лечь в кровать к богу Асгарда! — Скоро утро. — Вот поэтому ты сейчас замолчишь или я скину тебя с дивана. — Но это мой диван… — Ты мне должна, помнишь? — И сколько мне еще тебя терпеть? — Как будто ты сама не знаешь, что способна выставить меня в любой момент. А теперь заткнись и дай мне поспать еще пару часов. — С условием, что пополнять съестные запасы пойдешь ты. — Ага. Ванда улыбнулась, лишь заслышав сопение за своей спиной. Стрелка часов перевалила за цифру «четыре». Близился рассвет.