***
Обычная серая маленькая палата с тягучей, тяжелой аурой у дверей ничуть не напугала блондина. Мягко улыбнувшись, он отворил запертую на ключ железную блокаду и вошел, стараясь привлечь к себе внимание мужчины у окна. — Здравствуй, Итачи, — улыбка стала чуть шире, но на нее не ответили, позволяя тишине комнаты натягивать свои струны. — Меня зовут Тсукури Дейдара, я твой лечащий врач, надеюсь ты позаботишься обо мне? — легкий поклон, как и принято в средней школе. Он еще не совсем понимал правила этикета этой страны, и язык ему давался с трудом, но свое дело он знал: лечить и помогать тем, кто в этом нуждается. Тяжелый черный взгляд скользнул по фигуре, заставляя голубоглазого замереть. Его оценивали. Он не должен мешать… Но ответа, как и в предыдущий раз, не было, лишь поворот головы, явно дающий понять, что он здесь никому не интересен. — Хорошо, Итачи, прости, если доставил тебе неудобства. Я только прибыл и сразу направился сюда, — короткий смешок, и фигура у окна напряглась сильнее. — Я успел только перекусить у дома, который недавно купил… Эм… Этим… Как же… Cake… Ну… То есть… — Keeki*, правильно "кеики", пирог на японском, — хриплый севший от долгого молчания голос резанул по ушам, заставив доктора удивленно поднять глаза на говорившего, улыбнувшись еще шире прежнего. Вот она… Ниточка… Контакт… Слабый мостик… — Хах, да, пирог... Они так похожи в звучании, глупо с моей стороны их путать. Я не совсем еще освоился, меня перевели сюда спонтанно. Я очень люблю пироги, особенно с вишней, я был так рад, что в Японии так же можно купить один. Хотя мне казалось, что тут преимущественно только национальные сладости… Данго и мочи, кажется?.. - он присел, стараясь развеять неловкость, а потом неожиданно стал говорить обо всем, что с ним случилось за день. Будто собеседнику было важно...***
— Что ж, мое время подошло к концу, — поднявшись, Дейдара поправил халат, заведя прядь волос за ухо. Молчаливый собеседник вновь перевел свой взгляд на парня в белом одеянии, провожая того из палаты. — Я буду приходить каждый день. Спасибо, что выслушал меня, — очередной поклон, теперь уже правильный, в благодарность. — Если у тебя есть пожелания, то я могу исполнить их. В рамках дозволенного, конечно же, — короткое ожидание не окупило себя и парень ушел, все же довольный тем, что его не выгнали за эти два часа. Два часа! Никто из здешних работников еще никогда не тратил столько времени на его «дорогого пациента». Это льстило… Медленно и верно он заставляет привыкнуть к себе… А там уже дело за малым. Чувствуя себя выжатым и уставшим, парень медленно побрел в свой кабинет за вещами. Он намеревался узнать о предпочтениях своего нового знакомого, поэтому подумал, что начнет с овощной лавки, медленно проходясь по всем возможным вкусностям.***
— Доброе утро, Итачи! — смеясь и шурша пакетом, парень залетел в комнату, заперев за собой дверь, чем все еще пугал местных санитаров. Ведь если пациент взбесится, то открыть запертую дверь возможно будет только через запасные ключи у охраны, ведь основной всегда был в кармане белоснежного халата. Прошло уже несколько месяцев, а Дейдара все продолжал болтать и болтать, принося с собой различные вкусности и обедая в палате своего пациента, показывая тому, что чувствует себя в его компании максимально комфортно. К слову, все его поведение яро показывало дружелюбный настрой и доверие. Это не могло не сказаться на Итачи. Тот хоть и был угрюмым и замкнутым, молчаливым камнем на дне бушующей реки по имени жизнь, но сам частенько поправлял непутевого доктора в произношении и принимал угощения, что тот приносил каждый день, хоть и только после его ухода. Именно таким способом, методом проб и ошибок, Тсукури узнал для себя, что черноволосый предпочитает сладкое, правда… Что самое любимое в его рационе все еще понять не смог. Дейдара давно выпутал все о своем пациенте… У своего пациента. Он наблюдал, не просто трепясь каждый день ни о чем. Замечал, какие темы нравились спокойному мужчине, а какие тот старался избегать, хмуря брови и отводя глаза даже от любимого окна. Таким нехитрым методом, голубоглазый выпутал у Итачи про брата и прошлое, полное открытой тирании отца, говоря преимущественно лишь о себе. Он и вправду был специалистом… Ведь карту пациента принципиально отказался брать в руки и, тем более, вчитываться в нее. Вина. То, что гложило Итачи все это время. И ненависть. К себе… Его взгляд, рассматривающий себя в отражении в стекле окна говорил об этом, буквально крича. Да только не слышал никто этот крик… Кроме Тсукури Дейдары, его лечащего врача уже на протяжении двух с половиной месяцев. Они вновь провели время вместе слишком быстро, от чего привыкший к долгим разговорам пациент слегка повел лицом, выражая странную эмоцию негодования. — Мне пора, увидимся завтра, спокойной предстоящей ночи, Итачи, — он не кричал во сне больше и не пытался себя убить. Коллеги блондина дивились и говорили, что проблемный больной просто устал от самого доктора, вот и растерял силы на все свои попытки. — Данго, — Тсукури замер в полуприподнятом над стулом положении, шокировано уставившись на своего собеседника. — Я хочу данго завтра, — Учиха хмыкнул, надменно смотря на врача, прожигая и заставляя сглотнуть громко. Этот тяжелый взгляд никогда не был таким прямым. Глаза в глаза. А по спине табун мурашек. Медленный, рваный кивок, и отмерший доктор широко улыбается, сжимая в руках пакет, что приносил сегодня. Первый шаг сделан. Еще немного и… Теперь он точно не уснет, предвкушая завтрашний сеанс, прокручивая в голове такой удивительный и притягивающий к себе властный взгляд. «Кто ты такой, Учиха Итачи? Покажи мне все…»***
Он слышал как бьется его же сердце в ушах, а кровь накатывает приливами по вискам, заставляя учащенно дышать от нехватки кислорода в легких, что горят огнем и разогревают грудную клетку, скрытую только одной футболкой из хлопковой ткани. — Доктор… Вы ведь обещали мне помочь, — не менее обжигающий шепот сводящий с ума так сильно, что, казалось, будто блондин давно переплюнул всех тех, кто лежал в соседних палатах, своим собственным безумием. А ведь всего час назад он и подумать не мог, что всегда тихий и спокойный пациент завалит его на стол, так откровенно прожигая взглядом, полным желания, и так бесцеремонно забираясь под ткань одежды, распахнув полы халата в стороны и чертя холодными длинными пальцами по подрагивающему в легких судорогах животу. Когда произошел переломный момент? Что именно послужило толчком? Разговоры о семье? Вине? Прошлом? Почему Учиха так резко отреагировал? Вопросы-вопросы-вопросы. Панический лепет в голове голосом собственного разума. Но ненадолго… Отнюдь нет. Сразу же после того, как сухие губы пациента так властно завладевают мягкой вишней сладкого рта — все уходит, оставляя ветер и странное чувство возбуждения где-то в кончиках пальцев. Медленные, но уверенные движения. Треск ширинки и шелест штанов. Влажный умелый язык во рту и прикрытые в пол века, окутанные дымкой, темные глаза напротив. Больше нет ничего, кроме сильных рук на пояснице, прохлады от снятого белья на бедрах и горячего поцелуя. Они говорили о море… Тихом и бескрайнем. Тсукури как и обычно рассказывал про свои путешествия: лайнер, на котором он прибыл, и вкусный ананасовый коктейль, что пил в баре судна. Черноволосый слушал и никогда не перебивал, но стоило закончить, как он припоминал моменты диалога, словно записывал каждое слово и его порядок в голове, а потом заводил спор. Этот раз был не исключением. Итачи любил спорить. Спорить о чувствах, людях, жизни… У него было сотни взглядов и словно всего лишь один одновременно. Дейдару это буквально подстрекало. Ему чертовски льстило, что Учиха с ним препирался по мелким пустякам и по глобальным человеческим проблемам. И то как он высказывался: его речь, мысли, голос — все это приводило юного доктора в восторг. От чего он сам задавался вопросами, а не сошел ли он с ума, пока проводил так много времени с этим человеком? Не сошел ли с ума, наслаждаясь близостью и маленькой крупицей общения. Не сошел ли с ума… Любуясь одинокой усталой фигурой у окна. Он влюбился… В своего пациента, в то что было внутри, все это время скрывалось под толстой дубовой корой безразличия и самобичевания. Полюбил каждый день, что приходил. Полюбил каждый взгляд. И сам себя боялся за эти чувства… И вот сейчас. Лежа под предметом своей симпатии, целуясь так жарко и мокро, сминая губы и давая лишь краткий миг, чтобы глотнуть кислород, он осознал еще одну вещь. То как Итачи отзывался о море, нет, океане. Бушующем и жестоком с теми, кого не хотел принять, но скорбящем по тем, кого не мог отпустить из своих пенящихся вод. Он говорил о себе… Каждое слово исходило из сердца, а не из разума… Он и вправду обещал, ведь повторял об этом каждый раз, когда время подходило к концу и предстояло возвращаться в свой кабинет, за вещами, чтобы сразу же пойти в лавку сладостей и купить данго на завтрашний прием. Но сейчас… Готов ли он сдержать свое обещание? Так ли сильно Итачи нуждается в нем именно таким способом? Нужна ли эта близость? Нужна… Да только зачем? — И-итачи, — к тонкой шее припали, цепляя кожу губами и посасывая во рту как очередной шарик сладкого теста. Низ живота заныл, а член предательски твердел, отдав тело во власти чужих прохладных рук. — Мой маленький брат ненавидит меня за это… За каждый раз, что я делал, — он замер, прислушиваясь к партнеру и его дыханию, даже прыткие ладони на несколько секунд прекратили танцевать по коже, замерев на коленях и сжав те сильнее, чем можно было бы проигнорировать. — А вы, доктор, ненавидите меня сейчас? — он коротко засмеялся, заглядывая в яркую лазурь светлых глаз, что пленили своей добротой и открытостью. Черноволосый согнул ноги парня, разводя и открывая себе вид на все, что было скрыто под слоями выкинутой ранее одежды. Усмешка рассекла лицо, а алый цвет залил щеки врача, заставив закрыть их руками, отвернувшись. Осознание происходящего выбило всю почву, и даже боль в лопатках от удара о поверхность стола отошла назад. Сердце рвала тоска… Он понял… Все понял… Причины и связи, что таились в черном взгляде, когда тот прямо смотрел на него, словно умоляя осознание снизойти… Проникновение было болезненным настолько, насколько болит все тело от удара о землю, стоит свалиться с высокого дерева. Но Дейдара не видел всего, что с ним делал Итачи. Он продолжал сжимать лицо, пока влажные следы просачивались сквозь плотно сжатые пальцы, а кровь накапливалась во рту от с силой закусанной губы. Это действительно больно… Первый толчок, и громкое мычание. Шепот в ухо: одновременно желанный и такой отвратительный. — Я хочу обладать тобой, хочу, чтобы ты был моим, Дейдара, — удар по простате, и шокированный блондин выгибает спину как кошка, прижимаясь животом к прессу своего «насильника». Громкий стон удовольствия тонет в очередном поцелуе, а рассудок мутнеет, давая рукам волю обвить крепкие плечи и шею, скользить по липкой от пота коже и царапать бледную спину, умоляя не прекращать этой сладкой пытки. Глубокие быстрые толчки, голодные поцелуи, слишком уж сильные объятья, а потом… Ярчайший оргазм до звезд в глазах и темных пятен. Тяжелый выдох в самые губы, горячая сперма меж ягодиц и на животе и неимоверная, накрывшая вслед за блаженством, усталость и ломка во всем теле. — Ты хотел узнать. Вот она… Моя правда. Я обречен, доктор, — потерянные взгляд и улыбка, скорее скорби по чему-то важному. Кому-то?.. Удивление, и ладони сами тянутся к щекам темноглазого, вытирая с них влагу, так не идущую мужчине. Легкий поцелуй в край искривленных отчаянием губ и полная тепла и нежности улыбка. — Все хорошо, Итачи… Теперь мы будем падать вместе…