Летящие в пустоте

В загадочном сумраке тело Мион кажется прозрачным и призрачным одновременно. Шион тянет руку, чтобы прикоснуться, чтобы удостовериться, что сестра — настоящая, а не марево летней ночи, и подушечки ее пальцев касаются оголенного плеча, ощущая нежную кожу и теплоту девичьего тела. Несомненно, Мион — настоящая. Даже более настоящая, чем сама Шион. Иногда ей кажется, что она — не настоящий человек, не самостоятельная личность, а всего лишь отражение своей сестры-близняшки. Мион лучше. Мион лучше во всем — и именно Мион выбрали, чтобы оставить в семье. Шион не обижается. Шион тоже любит Мион больше, чем саму себя. Они лежат на обрыве над рекой в траве и цветах, и в открытых глазах близнецов Сонозаки плывут звезды. Лето уже давно вступило в свои права, и днем было достаточно жарко, а наступление ночи принесло с собой долгожданную прохладу. Лежать на земле было бы не так приятно, если бы не заранее предусмотрительно расстеленное одеяло, на котором и устроились сестры, отдыхая после трудного дня. С тех пор, как Мион стала главой трех домов в Хинамидзаве, а Шион — ее правой рукой, дел у сестер очень много. Днем, естественно. Ночью же они заняты только одним — друг другом, и их уединенное местечко на обрыве напоминает близнецам заброшенный в пространстве материк, куда не может проникнуть никто, кроме них двоих. И это волшебство. Волшебство летней ночи и девичьих тел, что лежат непозволительно близко друг к другу. Рука Мион скользит по бедру Шион, цепляет ткань шорт, стаскивает их ниже, после чего она запускает руку в трусики сестры. Шион тихо и сладко стонет, прижимаясь лоном к руке близняшки, желая, чтобы та продолжала — и получает ожидаемое продолжение. Мион проникает одним пальцем внутрь ее лона, обводит вокруг клитора, ласкает его, пока с губ сестры не слетает более громкий и чувственный стон. На лице Мион расцветает довольная улыбка. Она добавляет еще один палец и двигает ими быстрее и активнее, вызывая у Шион стон за стоном, и, пока близняшка выгибается от действий сестры, целует ее в губы, поворачиваясь на бок и свободной рукой перебирая длинные волосы Шион. Теперь, когда прически обеих Сонозаки распущены, они совершенно одинаковы, и различить их возможно лишь по татуировке демона на спине Мион. Но какая разница, кто из них кто, когда они так близко? Шион полностью теряет себя в Мион. Неосознанно она ластится к руке близняшки, стонет что-то неразборчиво, а Мион, улыбаясь, заставляет сестру взять в рот ее указательный палец, и Шион послушно делает это, облизывая и посасывая пальцы близняшки один за другим, пока она касается ее губ, властно проникая в ее рот. Мион припадает губами к шее сестры, проводит языком по ее нежной и слегка соленой коже, от чего та мелко дрожит, кусая губы. Мион тоже наслаждается этим — их похожестью, их родством, тем, что она целует Шион, но ей кажется, что она целует саму себя. Это возбуждает, пьянит, кружит голову, и Мион ускоряет движения пальцами, стимулируя лоно сестры, вызывая у той стон за стоном, и сама стонет, чувствуя горячее тепло внизу живота. Ей хочется прикоснуться к себе самой. Мион стягивает с себя шорты, рукой, на которой пальцы смочены слюной Шион, касается своего собственного лона. Шион перехватывает ее руку, сама притрагивается к телу близняшки, в свою очередь проникает внутрь нее пальцем и ласкает клитор, чувствуя, как дрожит Мион и как она тоже желает продолжения. Это не странно, уверяет себя Мион, поворачиваясь так, что ее лицо теперь возле бедер сестры, соответственно, Шион тоже утыкается лицом в пах близняшки. Это не странно. Это нормально. Было бы куда более странно, если бы им двоим понравился кто-то другой. Влюбленность Мион в Кейичи прошла. Влюбленность Шион в Сатоши тоже улетучилась, как утренний сон. Сестры просто не могут быть с кем-то, кроме друг друга — они и так долго были в разлуке. Чересчур долго. Настолько долго, что каждой казалось, будто у нее из тела вырвали часть сердца. Но теперь мозаика сложилась, и они вместе, и больше никто не посмеет их разлучить. Шион окончательно снимает с Мион шорты и трусики, припадает губами к ее лону, слизывая соки, проводит языком по клитору, лаская его, целует нежно-нежно, щекочет дыханием чувствительное место на теле сестры. Мион снова пускает в ход пальцы, не собираясь останавливаться и намереваясь довести близняшку до оргазма раньше, чем сама получит удовольствие. Шион стонет, и ее дыхание обжигает пах Мион, отчего по телу девушки проходит чувственная волна, и она тоже издает глухой стон, ощущая, как вздрагивает тело сестры. Их теплый тихий смех достигает луны. Мион понимает, что она счастлива в эти моменты уединения, как никогда раньше не была счастлива. Шион чувствует то же самое, и ее близняшка это знает. Они не просто одинаковые внешне люди — они — части единого целого. Они — не просто сестры. Они друг для друга — все. И больше им не нужен никто. Они смогут прожить без целого мира, лишь бы вместе. Лишь бы рука Мион держала руку Шион. Лишь бы губы Шион целовали губы Мион. Лишь бы их тела прижимались друг к другу так близко, что обе чувствуют чужое сердцебиение. Чувствуют то, как сердца бьются в унисон. Язык Шион ускоряет движения, и Мион стонет более сладко, протяжно, утробно. Шион мычит что-то довольное, радуясь, что ее действия нравятся близняшке. Мион продолжает ласки пальцами, проникая все глубже и быстрее, и Шион тоже не сдерживает долгого сладострастного стона. Какие тут могут быть парни? После того, как время в Хинамидзаве пошло, как обычно, сестры Сонозаки не разлучались, и даже спали в одной постели. Однажды Шион не могла заснуть, и… Тогда все и случилось. Они поняли, что нужны друг другу не только, как сестры. И уж точно, не как обычные подруги. Шион нуждается в Мион, и не может жить без нее, и Мион испытывает то же самое. Наконец близняшек подкосила сладкая истома, и они лежат рядом без сна и без движений, слушая, как темнота гудит от плача цикад. Вечность простит им каждую оплошность. На каждого человека есть по чуть-чуть счастья — и сестры Сонозаки находят свое здесь, в своем странном мире из шепотов и бликов. Совсем скоро умолкнут ночные птицы и солнце взойдет из воды. Настанет новый день, и близнецам придется заняться повседневными делами. Но после снова будет ночь, и обнаженные девичьи тела, и плач цикад, и горячее дыхание, и сладкие поцелуи, и летящий в пустоте материк, где их есть только двое в загадочном сумраке.