***
Я ринулся вперед и подобрал ее нож, потом выбил Коварный меч из пальцев Грейс — клинок упал прямо в очаг. Всё-таки, безопасность важна, а я не хотел чтобы произошло что-то плохое из-за её «положения». Но Талия даже не обратила на это внимания. Она шагнул к Аннабет. Что это было — мое воображение или её тело действительно начало светиться, превращаясь в золото. Она снова с трудом вздохнул и голосом Талии сказала: — Он изменяется. Помогите. Он… он почти готов. Мое тело больше будет не нужно ему. Пожалуйста… — Нет! — взревел Кронос. Он оглянулся в поисках меча, но тот лежал в очаге, посверкивая среди углей. Титан, пошатываясь, двинулся к нему. Я попытался остановить его, но он оттолкнул меня в сторону с такой силой, что я приземлился рядом с Аннабет у подножия трона Афины, основательно приложившись о него головой. — Нож, Перси, — пробормотала Аннабет. Она едва дышала. — Душа героя… клинок окаянный… Когда сцена перед моими глазами снова обрела четкость, я увидел, как Кронос подхватывает свой меч. Титан тут же взревел от боли и выронил оружие. Руки его почернели и дымились. Огонь в очаге полыхал вовсю, словно коса Кроноса усиливала жар. Я увидел образ Гестии — она мелькала среди языков пламени, мрачно и неодобрительно поглядывая на Кроноса. Талия повернулась и упала, прижимая к груди обгоревшие руки. — Пожалуйста, Перси… Я с трудом поднялся на ноги и подошел к ней, держа нож в руке. Я должен был убить её. Я не хотел этого. Только сейчас я понял, что она значит для меня. Талия Грейс, дочь Зевса, саркастичная, но восхитительная девушка. Она очень дорогой мне человек. Не смотря на то, что я знаю её не так уж и долго, но с того самого момента, когда я спас её из-за заточения в сосне и держал её пробуждающиеся тело на своих коленях, я почувствовал что в моей груди что-то перевернулось и просто не мог оторваться от тех глаз ультрамариново-голубого цвета. Но я должен был убить её. Талия, казалось, знала, о чем я думаю. Она облизнул губы. — Ты не сможешь… не сможешь сделать это сам. Он вырвется из-под моего контроля. Он защитит себя. Только моей рукой. Я знаю, в какое место. Я могу… могу удержать его в повиновении. Она теперь отчетливо светилась, её кожа начинала дымиться.***
«Ты не тот герой, — сказала мне Рейчел сегодня. — Это повлияет на то, что ты будешь делать». — Пожалуйста, — простонал Талия. — Времени нет. Если Кронос обретет свою истинную форму, остановить его будет невозможно. Тифон рядом с ним покажется игрушечным бычком. У меня в голове звучала строка пророчества: «Душу героя возьмет клинок окаянный». Весь мир перевернулся вверх тормашками, и я отдал нож Талии своими дрожащими от невыносимо большого стресса руками. — Перси? Ты что? — резанул по ушам крик Гроувера. Спятил. Сошел с ума. Съехал с катушек. Влюбился. Очень даже может быть. Но я смотрел, как Талия ухватиласья за рукоятку. Я стоял перед ней безоружный. Она расстегнула ремень на своих доспехах, обнажив кусочек кожи под левой подмышкой — место, которое было бы очень трудно поразить. С видимым усилием она ударил себя ножом. Клинок вошел неглубоко, но Талия взвыла. Её глаза засияли, как лава. Я упал рядом с ней, и почти что не плакал. Мне хотелось взять этот нож и убить самого себя за то что посмел ей разрешить нанести себе боль. Моё сердце скакало вверх вниз, мои руки сжались в кулаки, и тряслись в мелкой судороге. Тронный зал сотрясся. Аура энергии окружила Талию, становясь все ярче и ярче. Я закрыл глаза и ощутил такую мощь рядом с собой, будто ядерный взрыв опалил мою кожу, покрыв трещинами мои губы. Потом надолго воцарилась тишина. Когда я открыл глаза, Талия лежала, распростершись у очага. На полу вокруг неё виднелся почерневший круг пепла. Коса Кроноса расплавилась и превратилась в жидкий металл, ручейки его текли между углей в очаге, который теперь разгорелся, как кузнечный горн. Левый бок Талии заливала кровь, глаза оставались открытыми — голубые глаза, какими они были прежде. Из её груди вырывались хрипы. — Хороший… клинок, — просипел она. Я ближе подполз к ней на коленях. Подошла, прихрамывая, Аннабет — Гроувер поддерживал ее. В глаза обоих стояли слезы. Талия смотрела на меня. — Ты знал. Вы знали… Почему... Почему ты дал мне клинок? Я... Я ведь могла убить тебя... И Аннабет... — Ш-ш-ш. — Раздался голос Аннабет сзади меня. — В конечном счете ты оказалась героем. Тебе открыт путь в Элизиум. — Мы можем достать амброзию, — сказал Гроувер. — Мы можем… — Гроувер… — Талия хватала ртом воздух, пытаясь дышать ровно. — Ты самый храбрый сатир, каких я только видела. Не надо. Исцеления нет… — Она зашлась кашлем. Потом она взяла мою руку. И я почувствовал жар её кожи — она словно горела. Я дал волю своим чувствам и пустил несколько слёз. Я сжал её слабеющюю руку, склонил голову и начал навзрыд плакать. — Нет... Нет, это не может быть правдой. Ты... Ты ведь не можешь. Не бросай меня. Не надо! Я поднял свои заплаканные глаза и посмотрел в её небесно-голубые, которые как-будто были покрыты пеленой тумана, и смотрели на меня с неким сожалением. Её рот приоткрылся, и она заговорила своим хриплым голосом то и дело откашливаясь кровь. — Не надо... Ты не... Не виноват в этом. Не надо плакать... — Она чуть сильнее сжала мою руку — Ты не должен плакать, мой... Друг... — Я... Ты не можешь, я люблю тебя. Люблю, слышишь? — Мои слова перешли на истерический шёпот. — Люблю, люблю, не уходи. Слышишь? Люблю. Я должен был сказать это раньше. Не умирай... — Тоже... — Она тяжело вздохнула очередной раз откашливаясь кровью. — Буду ждать тебя... Там. — Талия взвела свои потускневшие глаза в небо. Она кивнула, и её рука ослабла. Я кричал, неистово кричал моля её вернутся. Я не верил в то что только что произошло. Пытался нащупать пульс. Открывал её веки, бил по щекам. Она должна была проснуться. Аннабет и Гроувер оттащили меня от тела. Несколько минут спустя появились боги при своих полных боевых регалиях, грохоча, они ворвались в тронный зал, полагая, что их ждет схватка. Но они нашли только Аннабет, Гроувера и меня. Мы стояли над телом погибшего полукровки в слабом теплом свете очага. — Перси, — позвал меня отец, в голосе его слышалось благоговение. — Что… что все это значит? Я повернулся к олимпийцам. — Нам нужен саван, — сказал я срывшимся от крика хриплым голосом, опять сев рядом с телом Талии, и сжал её ледяную руку. — Саван для дочери Зевса.***
Был вечер. В лагере полукровок стояла в прямом смысле гробовая тишина. Солнце зашло за горизонт и оставило после себя тонкую розовую нить. Холодный, неприятный ветер дул в лицо каждого кто стоял вокруг саванов погибших. Там было много тех, кого я даже не знаю по имени. Некоторые из них были ещё маленькими, только прибывшими в лагерь детьми. Мы стояли в амфитеатре, некоторые плакали, некоторые стояли и наблюдали, другие успокаивали плачающих. А я просто стоял в стороне, и наблюдал за всем этим, разбирался в своих мыслях. Мои глаза были опухшими из-за того что я часто плакал, руки были постоянно напряженны, плечи опущены, а вид сонный из-за постоянных ужасов которые появлялись каждый раз когда я пытался заснуть. Хирон произносил свою речь в честь погибших и их храбрость в бою, вспоминал каждого и приносил саболезнования их домику. Кто-то сзади положил свою руку мне на плечо. Я вздрогнул от неожиданности и резко развернулся готовясь нанести удар, но это был Нико. Его маленькая фигура как обычно была в мешковатой одежде, а плечи были опущены. — Можем поговорить? — спросил он своим тихим голосом. — Да. Да, мы можем поговорить. — я выдавил из себя кое-какую, видимо, жалкую улыбку. — Я на счёт Талии. — сказал тот резко выдохнув. — Она всё-таки попала в Элизиум. — Это... Это хорошо. — ответил я, посмотрев на него с некой печальной радостью. Между нами повисла некомфортная пауза. — Как ты? — спросил Нико. Его тихий голос стал чуть теплее чем обычно. — Я слышал, что... что там произошло. Ты в порядке? — Да, Нико. Я в порядке. — улыбнулся я. Дальше мы стояли рядом друг с другом и слушали речь Хирона. Я ждал когда он закончит говорить и теребил одинокий цветок гиацинта* в кармане.***
Все полубоги уже разошлись, на улице стояло минимум человек десять, а я стоял над ссожённым саваном Талии. Все её знакомые пришли с ней попрощаться, пришли и Аннабет с Грувером. А я стоял и смотрел на горстку пепла которая буквально несколько часов назад была живым человеком. Любимым человеком. Наверное я простоял ещё час, полтора, смотря на прах Талии. Становилось всё холоднее, а небо стало полностью тёмным. Выдохнув, я положил тот ярко-голубой цветок гиацинта, который я крутил всю церемонию, и пошёл к себе в домик не спать очередную ночь. Буду ждать тебя