disappearance

У Картмана в наушниках извечный Вагнер, у Кайла в руках — малостраничный Зюскинд. Они едут в старом скрипящем автобусе по разъеденному временем асфальту. Вечернее уставшее солнце заливает сиденья перед ними томным розоватым светом, бьется в глаза изредка и заставляет морщиться. Кайл вспоминает нечто важное или, по крайней мере, что должно быть важным. — Куда мы едем? Картман поворачивает голову и смотрит на его губы долгим спокойным взглядом, а затем соприкасается с ними двумя пальцами — мягко, расслабленно. Отвечает на выдохе, неохотно. — Ну, какая разница? Кайл позволяет толстым шершавым пальцам нажимать на свои мягкие нежные губы и покорно кивает. Без этого знания можно жить дальше и даже не испытывать дискомфорта. В проходе между креслами ползает червяк, больше похожий на обрубок тонкого пальца, и Кайл вздрагивает, когда мизинец Картмана заползает в его мягкий мокрый рот. Яростная брезгливость толерантно помалкивает, и Кайл только недоумённо и рассеянно приподнимает одну бровь. Он в свободной синей футболке, рукава которой почти доходят до его локтей, и он не может вспомнить, кому она принадлежала изначально. — Тебя отпустила Хайди? Картман многозначительно хмыкает и смотрит на него недовольно, как на самого бестактного человека в мире. — Она же мертва, Кайл. Уже три месяца прошло. — Точно. Кайл подносит руку ко лбу и усиленно трёт пальцами переносицу, разгоняя сонные мысли. Тёрнер мертва, по крайней мере, по той причине, что они сначала убили её в машине её отца, а чуть позже и вне машины. Кайл плохо помнит тот день. Шёл дождь. Угрюмый, безразличный и беспрекословный. Дождь, который ничего не требовал, но игнорировать который было невозможно. Он стучал по затылку своим холодным тонким пальцем каждую секунду. Они сели в машину втроём. В салоне пахло можжевельником и булочкой с корицей, которая осталась крошками на губах Картмана. — Я люблю тебя, — сказала Хайди просто потому, что ей было шестнадцать. — Сильно? — Кайл заинтересованно нахмурился и потянулся к ней. Он не был уверен, что это адресовано ему, и от этого было только хуже. — Не очень. — Хайди вздохнула и начала рассматривать свои ногти с облезлым чёрным маникюром. — Поехали на кладбище? Всю дорогу Кайл чувствовал тяжёлый взгляд, прожигающий его кудрявый затылок. Дождь долбил нещадно, заглушая невинную церковную молитву по радио. Кайл вытирал потные ладони о свои джинсы каждые несколько минут и кусал губы. Картман сзади сопел и похрипывал почти астматически, потому что рыжие кудри закрывали обзор, как и всегда. Невозможно было смотреть на что-то кроме. Картман смирился. Кайл тоже. Хайди беспокойно поглядывала то на еврея на соседнем кресле, то на своего парня на заднем. — Давайте споём? — Нет. У меня болит рот. — Кайл вспомнил прошлый вечер, который они с Картманом провели на старом диване в гараже Кенни, не отрываясь друг от друга. Картман сдавленно ухмыльнулся и нащупал рукой биту старшего Тёрнер под сиденьем. Он не удивился. Пожалуй, весь город знал, что если где-то случается драка, то её зачинщиком или участником обязательно окажется Тёрнер. Мерзкий тип. Кладбище встретило их покоем и запахом свежей земли. Хайди приподняла платье и медленно провела рукой по своей ноге — от колена и выше. Она соблазняла как умела. — Ты хочешь меня, Эрик? — она была бы не против, если бы он трахнул её прямо на могильной плите. Брофловски был лишним, но его смущение не позволило бы испортить своим присутствием их уединённый секс в этой обители скорби. Кайл громко выдохнул и достал сигареты. Картман смотрел на Хайди, на её бледную кожу и чувствовал, что его тошнит от того, что её кожа мертвенно бледная, а не аристократически бледная. Тошнит от нелепых узоров на платье. Тошнит от запаха свежей земли. Тошнит от того, что Кайл рядом, но не близко. Он медленно вывел руку с битой из-за спины. Хайди не удивилась. Она не попробовала убежать. Это была одна из игр Эрика Теодора Картмана. Странная, чудовищная, но интересная. Она бы не поверила, что удар по голове настоящий, что он убил её. Она не узнала, что она мертва. — Ну, вот, — сказал Картман, — её больше нет. — Пока есть, — Кайл растирал свои плечи ладонями, пытаясь избавиться от гусиной кожи, — и, может, всегда будет. Он очень хотел, чтобы она исчезла из жизни насовсем, как это бывает с мертвыми. Не со всеми, конечно, но тем не менее. Хайди предпочла остаться. — Кайл. Кайл резко оборачивается и обнаруживает себя в автобусе. На коленях у него рюкзак с какими-то вещами. — Я здесь. Картман сухо кивает и тяжело опускает голову ему на плечо. — Это поможет, еврей? — Кто знает. Я устал. — Да, я тоже. Они высаживаются на конечной остановке и долго бредут по огромному нескончаемому полю под трескот насекомых и жуков. Некоторые хрустят под сапогами Картмана, и Кайл болезненно вздыхает каждый раз от жалости. — Не дави их. Пожалуйста. Картман улыбается и мягко берёт его за руку. — Всё, что ты попросишь. Хруст затихает. По крайней мере, Кайл больше не слышит его прямо в своей голове. Они доходят до пустыря, когда солнце обречённо падает за горизонт. Из рюкзака появляется то самое платье, туфли, фотографии и тетради, её шапка и браслеты, любимая книга и несколько писем в белых конвертах. Картман аккуратно складывает всё на землю, позаботившись о том, чтобы под вещами не оказалось жуков. Кайл поглаживает его по голове теплыми пальцами успокаивающе и щёлкает зажигалкой. Вечернее небо сереет от дыма и холоднеет. Картман надевает на плечи Кайла свою куртку и на всякий случай обнимает его. Так действительно теплее. Кайл закрывает глаза и безмятежно засыпает стоя, а Картман после несёт его через всё поле на руках. Кайл не кажется тяжёлым.