А за деревом — дерево

— Послушай, — мягко сказал Намо. — выполнить твою просьбу я смогу нескоро. Я не тюремщик, я лишь судья. Вы, старшие дети, сами не даёте себе выхода из моих чертогов. Вы не искупаете вину, вы осознаёте её. Осознал ли ты свою вину? Скажи! — Что же я такого сотворил, — с отчаянием воскликнул его собеседник, — что ты, Владыка Судеб, не желаешь вернуть меня к жизни? За что я осуждён на такой долгий срок в твоих чертогах? Я ведь никого не предал, заботился о подданных, выстроил прекраснейший из городов Эндорэ — и томлюсь в твоих залах, словно братоубийца?! Скажи, чем я заслужил это, о, Намо? — Тебя сгубила гордыня, — молвил тот. — Гордыня и любовь к своим творениям, такая же, какая сгубила и Феанаро. Но если ему не покинуть моих залов до конца мира, ты однажды выйдешь отсюда. Едва ты осознаешь, чем заслужил это — ты выйдешь на волю. Но пока ты здесь. — Я не понимаю тебя, — тихо вымолвили ему в ответ. — Моя жена уже покинула чертоги. На ней нет вины, но здесь нет никого, кто скрасил бы моё одиночество и моё горе. Чертоги покинули мои братья и сестра, так почему же я последним из семьи остался здесь, Намо? Я знаю, ты сильнее, чем все думают о тебе! Так помоги же, прошу! Владыка Судеб усмехнулся и внимательно посмотрел на стоящую напротив него тень. — Ты прав, — сказал он после недолгого молчания. — Но я не могу воскресить тебя эльфом, на это моих сил не хватит. Разве что… — Согласен, — не давая Намо договорить, произнёс Тургон. *** — Никаких самозванцев! — бушевал Паладин Тук под взглядами дочерей. — Лотто-Шмотто, недаром его Прыщом прозвали! Ещё одну из вас в жёны захочет, хватит у него ума. Да пусть он на ком из своих мордоворотов женится, я бы поглядел на это! — Отец, — заметила Первинка, — ты, право, думаешь не о том. Он нашлёт на нас своих огромин, а это куда опаснее сватовства. Тургон, а вернее, уже Паладин Тук, усмехнулся, наблюдая за младшей. По иронии Намо, а может, волей случая, Первинка была очень похожа на Идриль: те же золотые волосы, тот же задумчивый взгляд, тот же ум и та же боевитость, лучницы лучше из молодых хоббитянок он не знал. Если Лотто Прыщ влюблён в неё, он бы не удивился. Но та история не повторится. Тургон надеялся на это. — В наши норы не пробраться никому, — гордо ответил он дочери. — Кто решит пожаловать — стрелу в лоб схлопочет! Хватит с меня и того, что я пережил, когда узнал, что этот Прыщ себя выше всех поставил! «И того, что я уже пережил», — мысленно договорил Тургон. Но дочерям об этом знать не нужно. Совсем-совсем не нужно.