Я бы вдул

— Maldita sea, Гилберт! Жить иногда так хорошо! Тони сощурился на закатное солнце и разлегся на траве, закинув руки за голову. Друзья набрали в корзину еды и несколько бутылок с самым настоящим испанским вином, сбежали от дел на берег реки и устроили себе внеочередной отдых. — Да-а, — с набитым ртом протянул Гилберт и, продолжая жевать, вдруг выдал: — Бабу бы. — Фу, — Тони поморщился. — Не бабу. Прекрасную сень-о-ри-ту! — он вдохновенно взмахнул одной рукой и счастливо рассмеялся. Вино приятно туманило сознание, и все вокруг вдруг сделалось радостным и добрым. Даже прусс. — Да без разницы, лишь бы в юбке. — Байльшмидт... — Каррьедо, — передразнил Гилберт и только набрал было в грудь воздуха, чтобы разразиться внушительной тирадой на тему прекрасных фройляйн, как вдруг Тони вскочил, повалил его на землю и закрыл ему рот ладонью. — Тшшш! Тихо! Там кто-то ходит. Гилберт протестующе зарычал через ладонь и попытался дать испанцу пинка, но Тони уже слез с поваленного прусса и, спрятавшись за стволом широкого старого дерева, вытягивал шею в попытках разглядеть, кто же ходит там, у реки. Гилберт буркнул что-то победоносное, уселся за Антонио и заглянул ему через плечо. — Ух ё! — Тшшш! — Не шикай на меня! — Да услышит же! Гилберт вместо ответа пихнул Тони локтем, но притих. — Слушай, какая... Стройная, а волосы — золото!.. — Да-а-а... Я бы вдул. — Я бы то... черт, Гилберт! Прекрати так выражаться! — Ах простите. Сень-о-ри-та прекра-асна. Охренительно прекрасна! — Ты безнадежен. А сеньорита и правда прекрасна... И даже в юбке, как ты любишь. — Да, да, подколол. Scheiße, Каррьедо. Отвали. Лично я сейчас пойду — и поймаю ее. А ты можешь сидеть тут на жопе до второго пришествия, — Гилберт нетрезво, но решительно поднялся и исчез в кустах. — Dios mío, — пробормотал Антонио, потирая шею и подползая к корзинке с бутылками. Отвлечься его заставил короткий вскрик, от которого Тони вздрогнул и тут же выбежал с полянки на берег. Потому что вскрикнул Гилберт. Который, как открылось взору Антонио, лежал лицом в землю с заломленной за спину рукой, а прекрасная сеньорита сидела на нем сверху, упираясь в спину прусса острием кинжала. — Да хрен бы ты меня повалил, если бы я не выпил, — мямлил Гилберт в землю, — и я бы вдул... — Вдул бы, говоришь?! А кинжал под лопатку, не?! — рычала сеньорита. Тони, осознав происходящее, согнулся пополам от хохота и осел на землю. — Франсин, мадемуазель, вы так прекрасны в гневе и этом платье!.. Франциск гневно сверкнул очами. — Это туника! Совсем допились. — Мы хотя бы не в платье-а-а-а-а! — Гилберт забил свободной рукой по земле и завопил — весь красный, Франциск заломил ему руку еще больше. — Могу снять, — пригрозил он. — Не на-адо... — простонал Тони, отползая в кусты. За такой романтикой надо наблюдать с расстояния. — Еще пара таких вылазок — и охота общаться с девушками пропадет напрочь. Вдруг они все такие как ты. — Еще пара таких вылазок на меня — и пропадет не только охота, но и возможность. — Amigos, может, еще тост?.. — Но ты был симпатичный. — Еще бы я не был симпатичный! В такой-то тунике. — Это бабское платье! — Это туника! — Dios mío...