Happy Valentine's Day

— Я ненавижу этот чертов праздник. Может, банально, может, многие говорят то же самое, но у меня действительно есть причина. Это уже девятнадцатый по счету день святого Валентина в моей жизни, и еще ни разу в этот день я не был счастливым. А сегодня, кажется, испорчу праздник еще и тебе. Но я больше не могу молчать. Это не юношеский максимализм, не мимолетная глупость, как тебе может показаться, не стоит пытаться меня переубедить. Я знаю, что чувствую. И знаю, как долго. Я просто не могу заставить себя выкинуть тебя из головы. Я пытался, поверь. Ничего не вышло. Спросишь, каким образом тогда у меня было так много девушек? Я не любил ни одну, ха… Хотя, если честно, надеялся, что хотя бы так отвлекусь от мыслей о тебе. Но и это не помогло. Знаешь, каждый раз, четырнадцатого февраля, гадая о том, как и с кем ты проведешь эту дату, мне становилось очень больно. А тебе по поводу моей подавленности в голову приходила лишь мысль о том, что я просто не получил от кого-то желанную валентинку. Это так. Я и вправду никогда не получал от тебя валентинку. Скорее всего, сейчас ты решишь, что я сумасшедший, разочаруешься во мне, тебе станет противно и мерзко. Я знаю! Именно поэтому я так долго не решался обо всем тебе рассказать. Но теперь я готов. К черту все, скрывать больше невыносимо. Можешь отвергнуть меня, можешь начать избегать, можешь и вовсе никогда со мной больше не разговаривать. Я пойму. И пожалуйста, извини. Извини, что испортил тебе праздник. Извини, что я слишком сильно тебя… Господи, нет. Что я несу? Нет. Саске горько вздохнул и плюхнулся на диван, закрывая лицо руками. Каждый год четырнадцатого февраля… Так в который раз он уже репетирует свою речь? Если бы младенцы умели в полной мере мыслить и разговаривать, тогда это был бы уже девятнадцатый. Но, слава богу, они не умели, да и осознание того, что Саске действительно любит его, пришло к нему лет в двенадцать. Еще тогда что-то щелкнуло в его голове, разделив жизнь парня на до и после. С того момента он пытается признаться, но всякий раз бросает это дело где-то на середине. Сегодня ему почти удалось дойти до финала, но он снова струсил. Он никогда не признается. Любить своего собственного брата… разве это нормально? Саске, улыбаясь, поднял голову в потолок, не желая позволить слезам выкатиться из глаз. Хотелось закурить, да только если Итачи учует запах сигаретного дыма, проблем он не оберется. Учиха пытался это как-то исправить. Постоянно говорил сам себе: «это неправильно, так нельзя», хотел верить в то, что он такой же, как и остальные. Но ничего не помогало, и со временем он просто смирился. Смирился с тем, что обречен быть несчастным, и признал, что заслужил эту боль. Разве можно назвать это иначе? Жить в квартире с тем, в чьи объятия хочется зарыться и спрятаться от всего мира далеко и надолго, чьи губы хочется целовать, часами не отпуская, но не иметь возможности это сделать — вот, какова его участь. Но что он мог? Этому отвратительному органу под названием сердце, как известно, не прикажешь. Остается только продолжать обманывать и убеждать себя в том, что все не так плохо. Но боль — это боль, как ее не назови. И она не становится слабее от того, что ты думаешь, что она нереальна. Саске успел убедиться в этом на собственном опыте. Больше всего он ненавидел воспоминания. Но, как назло, помнил очень многое. И именно в этот день, день всех влюбленных и, как предполагается, счастливых, Саске, закрывшись у себя в комнате, тешил себя этими безнадежными отрывками из жизни. Его часто уносило куда-то далеко, в ту параллельную вселенную, где у них с Итачи все было хорошо. И порой он настолько увлекался фантазиями, что, казалось, радовался по-настоящему. Ему часто хотелось вернуться в детство, когда еще многие действия по отношению к брату казались вполне безобидными. Он помнил, как часами мог лежать на коленях аники и смотреть мультики по телевизору, пока тот перебирал пряди его волос. Помнил, как Итачи, зимой, когда Саске мерзнул, заботливо целовал его холодный носик. Помнил, как часто он прибегал к Итачи ночью, когда ему снились кошмары, или когда ему чудились какие-нибудь монстры, хотя чаще он просто выдумывал этот факт, чтобы остаться с братом. И помнил, как засыпал, крепко прижавшись к родному телу… Учиха опустил голову, и в ту же секунду слеза покатилась по горячей щеке. Столько… столько воспоминаний, всплывающих в голове Саске, не дававших жить спокойно. И все они — с братом. Да, они и сейчас друг друга страшно любили. Но Саске, кажется, давно переступил границу дозволенного. Если честно, он не понял, когда именно позволил себе это сделать. Может впервые он ощутил это странное, тогда еще непонятное ребенку чувство, когда случайно поймал себя на мысли о том, что снова слишком внимательно разглядывает брата. Он часто грешил подобным. Сложно было оторвать взгляд от этой бледной кожи, проступающих ключиц, вечно выглядывающих из-под майки, тонких изгибов рук, слишком красивых губ, холодного, но такого родного взгляда черных глаз и длинных густых волос, убранных в аккуратный хвост. Каждый миллиметр его тела Саске готов был разглядывать часами. Но со стороны это выглядело как минимум странно. Нет. Нет, он не станет признаваться. Он сам во всем виноват, и это только его проблема. Его боль, которой он не должен ни с кем делиться. Он все это заслужил. Саске несчастен, так пусть хотя бы Итачи будет счастливым. Он не смеет портить праздник тому, кого так безумно и безнадежно любит. Саске снова проведет этот холодный февральский день в одиночестве. Наполнит бокал вином, закусит шоколадом из одной из коробок, подаренных девушками с универа. Он уже привык. Такова его судьба. — А по-моему, очень трогательно. Саске дернулся. Он боялся поднимать взгляд, чтобы посмотреть, кто стоял за дверью и подслушивал. Хотя в этом не было необходимости — голос аники он узнает всегда. — Итачи? Итачи, облокотившись о дверной проем, внимательно разглядывал Саске. Какого черта! Боже, нет, он давно здесь стоит? Он… он все слышал. Но когда он успел появиться? Саске вытер слезы, молясь о том, что брат их не заметил. Саске впервые был рад тому, что зрение у Итачи не очень. И, кажется, он на самом деле не заметил. — Прости, я не специально. Просто хотел позвать тебя есть торт на кухню, а ты так эмоционально о чем-то говорил. Он же не упоминал его имя, да? Саске не помнил, но очень надеялся, что имя брата случайно не проскользнуло в его монологе. Уходи. Пожалуйста, уходи. — Понятно. Я спущусь, спасибо. — Сказать честно, я и не думал, что кто-то так сильно может запасть тебе в душу, — Итачи вошел в комнату и сел в компьютерное кресло напротив. — Мне аж интересно стало. Кто она? Значит, имени все-таки не было. Как хотелось сейчас выдохнуть, но это, наверное, было бы странно. Однако Итачи все равно застал его врасплох. Саске не знал, что ответить. Он до сих пор был немного в шоке от того, что спалился, и не понимал, как выкрутиться из ситуации правдоподобно. — Ты не знаешь, она из универа. — Опиши. «Она сейчас сидит прямо напротив меня». — А смысл? — Смысл в том, что я хочу знать, по кому так убивается мой брат. Это странно? Итачи не оставит этот разговор. Придется импровизировать. Тем более… даже если он и скажет что-то, напоминающее брата, на себя самого Итачи подумает в последнюю очередь. — Хорошо. Она брюнетка, у нее шикарные темные волосы, темные глаза, бледная кожа… — Саске так и сделал — он просто смотрел на Итачи и списывал все с него. — Нет, Саске. Я знаю, ты не из тех, кто ведется на внешность. Не сомневаюсь, что она привлекательна, но я имел в виду другое. Почему именно она? — Потому что она изысканная, — Саске не нуждался в дальнейших пояснениях. — Можно было бы описать ее многими прилагательными, но именно это подходит больше всего. Наверное, странное сравнение, но… это как алкоголь. Бывает дешевый, отдающий спиртом, а бывает настолько изысканный вкус, что не сравнится ни с чем другим. И альтернативы тоже не существует. Вау. Саске и не знал, что умеет так красиво говорить. — Уже лучше, — Итачи поудобнее откинулся на спинку кресла. — И что, она такая неприступная? Саске кивнул. — Помнится, в том году ты получил рекордное количество валентинок в универе. Неужели среди них не было хотя бы одной от нее? — В том и дело. Не было. В этом году этих гребанных бумажек в виде сердечка мне прилетело еще больше, но от нее опять ни слова. — Уверен, она не осознает, кого теряет, — усмехнулся Итачи. — А ты говорил ей что-нибудь из того, о чем только что разговаривал сам с собой? — Нет. Это бесполезно. — Так ты даже ни разу не попытался? Саске, я тебя не узнаю. Саске сглотнул. Да, он не пытался. Потому что заведомо знал, что обречен на провал. При желании он мог влюбить в себя практически кого угодно, но только не Итачи. Он был исключением из правил. — Почему ты ни разу не спросил моего совета? Я уже достаточно опытен, чтобы научить чему-нибудь своего младшего брата. От этих слов внутри Саске что-то сжалось. Должно быть, снова его неугомонное сердце. — Не хочу заваливать тебя проблемами, абсолютно не стоящими внимания. — Любая твоя проблема стоит моего внимания, Саске. — Это глупо… — Почему? — Потому что я слабый. Я позволил себя подчинить, и теперь не знаю, что с этим делать. — Разве не это называется любовью? — Тогда это очень гадкое чувство, — Саске закусил губу. — Итачи, ты когда-нибудь любил? Саске сам не понял, зачем задал этот вопрос. Он давно хотел спросить, но ожидая, что ответом будет «да», каждый раз останавливался. Зачем лишний раз над собой издеваться? Но сейчас мазохист внутри него каким-то образом вырвался наружу. Идиотский вопрос. Конечно любил… Ему уже двадцать три года, и за это время он, наверняка, уже успел испытать целую гамму различных чувств. — Мм… да. Как и ожидалось. Удар ножом, в самое сердце. Саске зажмурился и отвернулся куда-то в сторону, понимая, что рядом с Итачи у него плохо выходит контролировать свои эмоции. — Идем на кухню? Там закончим. — Идем, — Учиха крутанулся в другую сторону. — Я только… Итачи не успел договорить. Взгляд его застыл на столе, а точнее, на валентинке, одиноко лежащей посередине. Почерком Саске были выведены слова: «Итачи Учихе. Моей первой и последней любви.» Из легких Саске, казалось, выбили последний воздух. Он совершенно забыл об этой валентинке. Он написал ее еще утром, ночью собираясь выбросить в первую попавшуюся урну, как он это обычно делает. Еще никогда собственная память так его не подводила! Хах. Кажется, это конец. Итачи взял в руки слегка помятую валентинку, замечая, как некоторые буквы расплылись, видимо, от капель слез. Губы Итачи растянулись в улыбке, и Саске совершенно не понял, что послужило причиной. — Это я? — Ты. — Саске… — О, пожалуйста, избавь меня от этой части. Просто замолчи и ничего не говори. А лучше уходи… — Саске. — Ты уже все услышал пару минут назад. Да, все это я говорил тебе, доволен? Я не жду ничего в ответ и вообще не хочу об этом разговаривать. А теперь уходи, Итачи, пожалуйста, просто уходи и больше никогда… Но договорить ему не дали. Мгновение — и Саске оказался прижат к стене. Совсем не грубо, а даже нежно, и скорее просто для того, чтобы он не имел возможности ни на что больше, кроме как на наслаждение поцелуем. Саске успел лишь томно выдохнуть. Ноги подкашивались. Все случилось так быстро, что он даже не до конца осознал происходящее. Словно это был бред или просто сон, в котором подобные сцены мелькали довольно часто. Нет, это точно сон. Это просто не может быть правдой. Но сейчас все внимание Саске было сосредоточено на поцелуе, неважно — настоящий он или нет. Языки сплетались воедино, причем было ясно, кто из Учих доминировал в этом поцелуе. Изысканный… это и впрямь было самое подходящее слово. Саске целовался не впервые, но ощущение, будто так оно и есть. Совсем другие чувства, куда сильнее кружащие голову и заставляющие дрожать. И чувства уж точно были настоящими. Итачи разорвал поцелуй. Саске вновь выдохнул, опаляя губы брата горячим дыханием. Итачи заметил, что в глазах напротив смешались одновременно и испуг, и удивление, и похоть. — Что ты… что это было? — и в голосе, очевидно, тоже. — Тебе не понравилось? — Причем тут… Разве тебе не противно? Разве тебя это ни капли не оттолкнуло? Ты должен был отвергнуть меня, сказать, что так нельзя и это неправильно… — А ты когда-нибудь спрашивал мое мнение? Саске отрицательно помотал головой. — Тогда почему ты так в этом уверен? — Потому что я знаю! Так не бывает, Итачи. Ты, наверное, просто издеваешься надо мной. — В твоих глазах я последняя сволочь, если ты думаешь, что я стану издеваться над твоими чувствами. Я могу и обидеться. — Итачи… не верю. — Тогда считай, что это просто сон. — Такой правдивый… — И такой беспробудный. Руки стащили с Саске футболку, отбрасывая ее в сторону. — С…стой. А родители? — Их сегодня не будет, празднуют день влюбленных. И нам не мешают наслаждаться праздником. Тебе стоит взять с них пример. Саске совершенно не понимал, что происходит. Но он старался ни о чем не думать, понимая, что единственное, что он должен сделать сейчас — это просто расслабиться. На этот раз Саске оказался прижат к кровати. Он чувствовал эти руки по всему телу. На шее, плечах, груди, животе, пояснице и… там. С губ сорвался непроизвольный стон, и Саске стало за него невыносимо стыдно. Итачи снял с него штаны вместе с бельем, оставляя парня безо всякой одежды. Он проник внутрь сразу двумя пальцами, предварительно смочив их слюной, и Саске, до этого прерывисто стонущий, сорвался на крик. Итачи наклонился ближе, едва касаясь губами уха Саске. — Это тебе за то, что так долго меня мучил, — движения нарастали. Саске не понял, чем он его мучил, но спрашивать сейчас и не собирался. Вряд ли ему удастся связать и двух слов. Итачи добавил третий палец, Саске ответил еще одним громким стоном. Итачи приложил к губам парня указательный палец, прошептав на ухо что-то вроде «тшш». Хотя дома больше никого не было, младший Учиха вскрикивал так, что услышать мог любой человек с улицы, проходящий мимо их дома. Второй рукой Итачи водил по возбужденному члену. Эти длинные тонкие пальцы, сейчас выполняющие такие стыдные движения, сводили Саске с ума не меньше. Итачи приспустил штаны, не снимая их до конца, и, разведя ноги Саске в разные стороны, толкнулся вперед. — Амййх… боль…но. — Тшш… Потерпи… Тюбика со смазкой не оказалось, ибо Саске и не надеялся на такой исход, а почему ее не было у Итачи, он как-то не успел поинтересоваться. Но Итачи бережно его разработал. Тем не менее, Саске сжал зубы от боли, надеясь, что дальше последуют более приятные ощущения. И они были. Итачи двигался плавно, медленно набирая темп, изредка подаваясь вперед резкими толчками, и Саске довольно вздыхал под ним, царапая ногтями спину, требуя еще и еще. Как давно он мечтал об этом… как давно. Саске прикусил губу, почувствовав соленую капельку крови. Но на эту боль сейчас ему было абсолютно по барабану: он был сосредоточен только на тех ощущениях, что приносил ему Итачи. Он сходил от них с ума. Признаться, Саске и не думал, что это может оказаться настолько приятно. Он чувствовал брата, чувствовал его член внутри себя, и чувствовал, что еле сдерживается, чтобы не кончить. Еще несколько приятных движений и Саске все-таки не смог стерпеть. И Итачи, кажется, тоже было уже достаточно. Саске слышал, как сквозь приоткрытые губы тяжело дышит его старший брат, видел, как капелька пота стекает по лбу, доходя до полуоткрытых глаз. Саске кончил, но чувствовал, что удовольствие Итачи принесло ему куда большее наслаждение, чем его собственное. Взмокшие тела упали на кровать. Саске, лишенный сил и рассудка, по-детски обнял своего аники. Хотелось просто проваляться с ним, получив всю ту дозу любви и объятий, что Саске все эти годы так не хватало. — Ты теперь мой? — Если ты веришь в то, что это реальность, то… — Итачи запыхался. — Да. — Верю… — Хочешь, я открою тебе один секрет? — Учиха сдул с глаз прилипшие волосы. Саске улыбнулся. Разве есть что-то еще, о чем он должен узнать прямо сейчас? — Давай. — Наверное, я должен кое за что извиниться. — За что? — За то, что я и сам немножко тебя помучил. — Ох, Итачи, — Саске сильнее вжался в парня. — Я, честно, уже испугался. Тем более, мне понравилось… — Не сомневаюсь, — получив комплимент, Итачи расплылся в очень довольной улыбке. — Но я не об этом. — А о чем? — Я еще утром заметил ту валентинку. Когда ты ушел в универ. Вроде уже студент, а палишься как настоящий школьник, — снова нежный поцелуй, на этот раз в шею. Саске, сбитый с толку, приоткрыл рот. Он все понял еще утром? — Шутишь? Ты же был на работе! — Я спал, Саске. А ты все-таки ужасно невнимательный. Я ведь говорил тебе, что поменялся, и что у меня сегодня вечерняя смена. Но, думаю, в честь праздника ее придется пропустить. Саске был в шоке. Он все знал, все знал! Чертов Итачи. Действительно настоящий садист. А Саске так волновался… так переживал. А теперь оказывается, что напрасно. — Ты настоящий засранец. Итачи не поскупился на еще одну улыбку, приподнимаясь на локтях. — И все-таки, я не могу не спросить: почему тебя это совсем не смутило? — Саске, ты и впрямь все это время наивно полагал, что я ничего не замечаю? И не менее наивно, видимо, сам не замечал моих действий из-за своего страха быть отвергнутым. Я ждал, пока ты признаешься, но я ведь не железный… Больше не было сил терпеть. Какой странный оборот приняла эта ситуация. — Получается, это я над тобой издевался? — Саске усмехнулся. — Целых девятнадцать лет? Наверное, это Итачи и имел в виду, когда сказал: «Это тебе за то, что так долго меня мучил.» — Не беспокойся, Саске. Я человек не злопамятный. Отомщу и забуду, — Итачи слегка прикусил шею брата. Саске рассмеялся. Рассмеялся, как маленький ребенок. — Но я так и не услышал от тебя признания. Итачи знал, что чувствует Саске. Потому что чувствовал то же самое. Но неужели он зря столько времени ждал этих слов? Саске сделал глубокий вдох. Как давно он хотел это сказать. — Я люблю тебя, Итачи. Я очень сильно тебя люблю. Сердце в груди забилось быстрее. Кажется, ему все таки суждено понять, что такое счастье. Итачи наклонился еще ближе, глядя Саске прямо в глаза. В этот момент оба вдруг поняли, насколько все-таки прекрасен этот праздник. — И я люблю тебя, Саске. Когда я ответил, что любил, я имел в виду именно тебя. Любил, люблю и всегда буду любить, мой маленький глупый брат.