Лучшая идея Паладайна

      «Неужели он действительно такой?»       Когда Рейстлин видит надпись на плече, он лишь вздыхает. Как маг ни уверял себя и окружающих, что у него родственной души нет и быть не может, судьбу обмануть не удалось. Впрочем, его это не слишком волнует. Он знает, что никто не пройдёт Шойканову рощу, что никто даже не вступит в неё по доброй воле, а мир за пределами башни кажется ему слишком чужим и далёким, чтобы где-то там могла появиться его родственная душа.       Ах, точно. Есть же ещё ученик, который скоро прибудет...       Но какая разница? Любовь не интересует Повелителя прошлого и настоящего.       Рейстлин – великий чародей, перед которым трепещет весь Конклав и весь мир. Рейстлин победил Фистандантилуса, Такхизис и Смерть. Но на этот раз шутка не удалась — маг понимает это, когда после встречи с новоиспечённым учеником видит под ключицами изящно написанное на эльфийский манер «шалафи». Первая мысль — выгнать ученика, а лучше — убить — чтобы никакие соулмейты не мешали спокойно жить. Но Рейстлин отказывается от этой идеи. Подобными действиями он лишь покажет всем свою слабость.       Весь поток мыслей учителя на его счёт тем же вечером Даламар обнаруживает на своей спине.       Утром Маджере выходит к эльфу как ни в чём не бывало. Рассказывает, показывает и тщательно выстраивает границы. Рейстлин полагает, что Даламар обидится и в скором времени самостоятельно покинет башню. Но эльф не возражает против холодного отношения, не собирается нарушать личное пространство шалафи, и не важно, что они соулмейты. Единственное, что делает Даламар — рассказывает Рейстлину о поручении Конклава шпионить за ним. И что самому «шпиону» не очень хочется это поручение выполнять. Есть ли смысл хранить секреты, если они всё равно раскроются?       Рейстлин уверен, что эльф ненавидит его, но каждый вечер узнаёт абсолютно обратное.       Даламар думает, что учитель презирает его, но каждый вечер понимает, что ошибается.       У Маджере плохое настроение, и он ни за что срывается на ученика. Эльф не то, чтобы зол, но его гордость пострадала. Он молча уходит на другой конец лаборатории и закатывает рукава мантии, чтобы нарезать ингредиенты для зелья. Через пару минут чуть выше запястья появляется почти незаметное «Мне жаль», и Даламар не может сдержать улыбку. Рейстлин вздыхает. Ну и как ему поддерживать статус загадочного и неприступного чёрного мага, если даже мимолётные порывы души становятся известны в ту же секунду?       Эта связь работает в обе стороны. Каждый раз, когда Рейстлин обнаруживает на теле надпись вроде «Ты точно меня убьёшь», он понимает, что один нерадивый эльф в скором времени будет мыть полы. Как только вылечит ожоги на руках...       Настоящая польза от надписей обнаруживается спустя полгода после их встречи. Даламар, обнажённый по пояс, сидит перед Рейстлином, который рассказывает ему об анатомии печени, используя эльфа в качестве наглядного пособия. Несмотря на то, что ученик сегодня не успел сделать ничего, что разозлило бы шалафи, Маджере хочет поскорее оставить Даламара и не видеть его до конца дня. Закончив лекцию, маг собирается уйти, но невольно задерживает взгляд на покрывавших эльфа текстах.       Ни одного слова о том, что Рейстлин раздражён.       — Даламар, повернись.       Тексты исчезают по прошествии трёх дней или если соулмейт озвучит свои мысли. Рейстлин ничего не говорил и читал лекцию явно меньше трёх дней (хотя в последнем Даламар имел все основания сомневаться). Ниже пояса надписи не появляются, а значит, чародей не был раздражён. Но тогда...       — Ах ты старый хрен!— думает Маджере, обнаруживая нестыковки своих мыслей с увиденными.       — Пора искать новое тело,— вздыхает Фистандантилус внутри него.       — «Спасибо»,— с удивлением читает Даламар часом позже.       А потом Рейстлин заболевает. Разумеется, это случалось и раньше, но в такой серьёзной форме — никогда. Да-да, это пришла та самая болезнь, во время которой Даламар пригласил Элистана в башню. После её окончания Маджере обнаруживает, что все его руки от плечей до запястий покрыты надписями.       — «Беспокоюсь...», «Только не умирай!», «Что я могу сделать для тебя, шалафи?»— зачитывает он вслух перед своим эльфом.— Даламар, тебе почти удалось меня смутить.       — «Приятно, всё-таки, что ты так думаешь»,— ехидно отвечает ученик. Рейстлин картинно закатывает глаза. Вот и смейся после этого над эльфами.       Ни Рейстлин, ни Даламар не привыкли открыто выражать свои чувства. Но с каждым днём они всё чаще говорят друг другу то, что думают на самом деле. Лучше две секунды провести в неловком молчании или получить порцию издёвок, чем потом ещё три дня ловить косые взгляды.       Даламар начинает чувствовать себя кендером. Те границы, что так трепетно выстраивал его шалафи, ученик разбирает на части, будто причудливый механизм. Заботой, уважением, пониманием.       — Ну и где все рамки, что я выстроил?— интересуется Рейстлин, сидя вечером у камина.       — Какие такие рамки?— отвечает Даламар, обнимая его.       — Действительно,— усмехается учитель, ответным объятием разрушая ещё одну.

***

      Такхизис недовольно скалится в Бездне.       Паладайн улыбается на небесах. Пожалуй, он знает, какая его идея была самой лучшей.