Разделяя одиночество

Потоки сплетаются безумно, алогично. У обычного человека их мельтешение вызвало бы головную боль уже через полминуты, но не в моём случае. Новая, перекорёженная местной средой оболочка отлично справляется с такой нагрузкой, и жесточайшие перепады некоего «потенциала» окружения, которые за пару секунд сметают любой барьер, что я могу возвести, на ней вообще не сказываются. Интересно. Чуждое, чужое присутствие ощущается откуда-то спереди-справа-сверху, и все потоки начинают смещаться в эту же сторону. Можно было бы и не следовать им, но любопытство человеческое неистребимо (и не так уж важно, что человеком я был лет с тысячу назад). Пустота вокруг, как всегда, безмолвна, но, кажется, сквозь неё, словно из-за завесы, прорываются звуки, с каждой секундой обретающие новые тона и оттенки. Стон… Безумный, полный боли и безысходности, он оглушает и подавляет, но моё собственное тело не желает просто замирать на месте и поддаваться чужим, изливаемым в пустоту чувствам. Потоки расступаются, и меня, дрейфовавшего в их сердце, выкидывает… куда-то. Это место очень похоже на Ад – алое небо, с которого льётся нескончаемый дождь, с железным запахом и привкусом, а внизу – обожжённая до черноты земля, поглощающая всё, что пролилось на неё, и не оставляющая ни следа. Я парю в этом кровавом дожде, отчётливо ощущая всю бескрайнюю тоску, пропитавшую это место. Наверно, нормальное живое существо рассталось бы с разумом в считанные минуты – так сильна давящая аура этого места. Стоит поискать создателя этого, без сомнения, ужаснейшего места. Бесконечная граница созданной реальности простирается настолько далеко, что её края, уходящие влево и вправо за моей спиной, теряются в алой дымке. Это… существо обладает невероятной силой, я полагаю. Ну, что же… остаётся лететь на звук. В извивах собственного искажённого тела я вижу нечто общее с этим местом. Это абсурдно, разумеется – к моему новому рождению хозяин (или узник?) этого места не имеет ни малейшего отношения. И всё же, я отчётливо ощущаю, как местная, неупорядоченная энергия, которая, в пику так любимой мной Алхимии, не желает подчиняться никаким законам, не отторгается телом, а сохраняется в нём, будто переходя из полуматериальной дымки в подобие тумана, из которого медленно формируется капелька этой, надо признать, довольно жуткой силы. Недолгий полёт завершён, и из пелены кровавого дождя проступают контуры чего-то колоссального. Это… кажется, останки гигантской руки, конвульсивно сжимающей двадцатиметровый пальцы на скопившемся небольшом кургане из местной земли. Плоть на ней разлагается, чуть ли не ручьями стекая с костей, и тут же возвращается на своё место, только чтобы вновь начать гнить. Безжалостная картина. Абсурдно-мерзкая, и столь же естественная. Вечная смерть. Новый манёвр в воздухе – и я оказываюсь около уткнувшейся в землю головы страдающего гиганта. Отсюда уже можно увидеть, сколь плачевно его состояние. Очертания тела сохранились, но со своей высоты я вижу, что изнутри он буквально выпотрошен. Его раны ужасны, безусловно смертельны. Существование для него – настоящая пытка. Он плачет, воет и, кажется, уже давно сошёл с ума. Новый стон разрывает пространство, и я решаюсь обратить на себя внимание этого существа, в конце концов, удрать, как я чувствую сейчас, я смогу в любом случае. - Прошу меня простить… - произношу, уже с первого звука чувствуя, как сдержанные рыдания гиганта стихают. Нового стона не раздаётся. Согбенная в своём страдании фигура делает первое движение – начинает поворачивать голову. Его грязные длинные волосы давно поседели, а вся голова покрыта грязью, кровью и ужасными ранами. Но он, страдалец, ещё жив, чему и сам не рад. Наконец, моё парящее в воздухе насекомоподобное тело, окутанное чёрным туманом, который и позволяет ему летать, попадает в поле зрения единственного уцелевшего глаза. - …ЧТО ТЫ? – голос гиганта почти оглушает, несмотря на то, что он едва шепчет. – ТЕБЯ ПРИСЛАЛИ ОНИ?! - Меня никто не присылал, - отвечаю спокойно и тихо, откуда-то зная – он меня точно услышит. – Меня зовут Фауст. Кто ты? - ТЫ ЛЖЁШЬ, МЕЛКАЯ БУКАШКА… - Если бы мой оппонент мог – взревел бы. Я чувствую разгорающуюся в нём ярость. – ЭТИ ПРЕДАТЕЛИ! НЕ ПРОЩУ… - Ты не ответил на мой вопрос. Кто ты? - Я… БОГ… - Рад знакомству, - изображаю поклон, ощущая, как чужая ярость угасает, вновь сменяясь тоской. – Что с тобой произошло? И как твоё имя? - Я НЕ ХОТЕЛ БЫТЬ ОДИН… Я СОЗДАЛ ИХ… И ОНИ ПРЕДАЛИ МЕНЯ. ИМЯ. Я НЕ ПОМНЮ ЕГО. - Кого ты создал? И что они сотворили с тобой? - Я СОЗДАЛ ПОДОБНЫХ СЕБЕ. СВОИХ ДЕТЕЙ. ОНИ БЫЛИ СЛАБЕЙ МЕНЯ, НО ОБЪЕДИНИЛИСЬ И УДАРИЛИ МНЕ В СПИНУ. ОНИ ЖЕЛАЛИ СОТВОРИТЬ МИР… БЕЗ МЕНЯ. - Вот как… - я пока не сосредотачивался на происходящем – это дело будущих спокойных минут, если таковые у меня ещё будут. – Почему ты решил ответить мне, Бог? Я для тебя, и впрямь – мелкая букашка. - ТАК… ЛЕГЧЕ. В ТЕБЕ НЕТ ЖИЗНИ, ПОРОЖДЕНИЕ ПУСТОТЫ. ЭТОЙ ХОЛОДНОЙ БЕЗДНЕ ПЛЕВАТЬ НА МОЮ БОЛЬ. - Интересно… Значит, концентрируясь на мне, ты можешь мыслить более трезво? - МНОГО УМНЫХ СЛОВ, БУКАШКА. – Мне показалось, или он усмехнулся? Пусть едва заметно – но всё же?! – НО ТАК И ЕСТЬ. ПРЕДАТЕЛИ ЗАБРАЛИ У МЕНЯ ВСЁ, ОСТАВИВ СТРАДАТЬ В ОДИНОЧЕСТВЕ. - Сейчас – ты не один, Безымянный Бог. Я готов немного задержаться тут – ты мне интересен. - ЗАБАВНО. ЧТО ТЕБЕ НУЖНО ОТ МЕНЯ? - Только знания. В первую очередь – о тебе в целом. И… можешь сменить Форму? Так даже твой шёпот поднимает пыль. Мне это мешает. - Я… ПОПРОБУЮ. – Гигант замер на секунду, а после и впрямь уменьшился, оказавшись всего вдвое больше человека. Спланировав к нему, я завис перед его лицом, отметив, что сейчас он встал прямо, игнорируя все повреждения. - А ты забавный… - пробасил Бог, как-то меланхолично заталкивая в дыру в животе целую связку кишок. – Ты не боишься. - А чего бояться? – уточнил я, облетая собеседника по кругу. – Пустота говорит мне, что я могу сбежать в любой момент, а за границей этого пространства – уже моя территория. - Разумно, - оценил мой подход собеседник, усаживаясь на чёрную землю и подставляя лицо местной вариации дождя. – Что ты хочешь узнать? - Как ты появился, для начала. Я не слишком хорошо знаком с принципами появления подобных тебе. - … Трудный вопрос, букашка. Мне кажется, что я был всегда. Просто однажды мне стало одиноко… - И ты, как я понял, создал себе детей, да? – поддержал я разговор, оценивая, как смягчилась гнетущая аура этого места. - Верно, - помрачнел мой собеседник, щуря единственный глаз и криво скалясь. – Они растерзали меня, выкачали кровь, а затем просто использовали её для создания жизни и этих… смертных. Живых. - М-да… - Новые знания приходилось укладывать в голове без согласования с остальными, создавая отдельную область. – Ты наблюдал рождение живого мира? - Какое-то время… А затем – меня сбросили сюда, в Пустоту. - Ты не смог исцелить себя? – уточнил я, обозревая лишённую большей части мышц и костей спину. – Я предполагал, что для существ твоего уровня это – мелкая неприятность, не более. - Они забрали мою кровь, букашка… - недовольно повторил Бог. – Связав всю новую жизнь с ней, они опустошили меня. Моё имя было стёрто отовсюду, даже из моей памяти, и каждая смерть любого существа, несущего мою кровь, для меня так же остра, как собственная. - Меня зовут Фауст. Запомни хотя бы моё имя – уже неплохо. И, как ты говоришь, пока я здесь – тебе легче? - Хорошо… Фауст. Это небольшая плата за возможность отдохнуть… Да. Сейчас – безумие отступило. - Вполне понимаю причины его появления, - проворчал я, пытаясь уложить в голове мою собственную связь с Пустотой. – Как думаешь, реально ли исцелить тебя? - Невозможно, - отрезал Безымянный. – Эти раны… пока ко мне не вернётся кровь – я вечный узник собственных сил и собственной жизни. Убить меня ты тоже не сможешь. Я буду здесь… пока те, кто сможет меня услышать, не высвободят мой Голос. После этого боли станет меньше, и я смогу уснуть… - Интересно. – Столько краткая реакция не могла не привлечь внимание собеседника. Пришлось ответить на его недовольный взгляд более развёрнуто. – Больше тысячи лет я занимался Алхимией. В ней я нашёл Философский Камень – субстанцию, обращающую свинец в золото и дарующую вечную жизнь. Ты и твоё тело, как и это пространство – просто кладезь знаний, накоплению которых я посвятил все эти годы. Поэтому у тебя ещё есть время сейчас – дальше я отправлюсь нескоро…

...

Несколько лет пролетело как один миг. Умирающий Бог оказался хорошим собеседником… и не менее хорошим учителем. Когда он узнал, что я способен собирать его силу, пропитавшую это пространство, настоял на моём обучении. Как он сказал, это будет «платой за открытие этой силы для меня». Звучало абсурдно, но удивляться я не стал – мы оба были по-своему безумны, и некоторым желаниям моего "подопытного" было легче потакать, чем бороться с его апатией. За обучением скрывалось многое. Я бы назвал это «кратким курсом Божественного существования» - именно эти вопросы охватывали выслушиваемые мной рассказы. Из-за моей слабости, которую я даже не отрицал – куда мне тягаться с пусть бесконечно умирающим, но всё же Богом – он учил меня не аккумуляции собственной уникальной силы, но её выработке из любой другой. Предельно персонализированная мана, из которой, при желании и наличии времени можно было сотворить буквально всё, что угодно… кроме Пустоты, как всегда, успешно растворяющей любые иные проявления сил. Тем не менее, удерживать в себе капельку лично своей силы и такую же по объёму каплю силы Безымянного я мог неограниченно долго. В обмен на моё присутствие, благотворное воздействие которого было заметно невооружённым глазом, мой собеседник преподавал мне основы настоящего Созидания, которые, как ни странно, отлично укладывались на фундамент моих знаний Алхимии. Пусть многого я не достиг, но на важную для себя ступень подняться смог… Я создал Жизнь! Да! Не её блеклое подобие, вроде тех же гомункулов, созданием которых алхимики моего мира были одержимы чуть ли не больше, чем сотворением Магистериума, а настоящих существ, пусть и живущих одной лишь маной. Осколки – так полупрезрительно именовал их Безымянный – действительно жили. Они развивались, а следом за ними, намертво привязанными ко мне сродством сил, развивался и я. Они подчинялись мне… Это было похоже не попытку сделать что-то потерявшими чувствительность во время сна руками – мои творения воспринимали приказы с полумысли, но действовали лишь исходя из собственных, прямо скажем, невеликих возможностей. Как они появились? Ну… именовал их так Безымянный не зря. Упрощённые копии меня – не больше и не меньше. Создавать их было трудно. Помимо уже освоенной «личной» маны в ход приходилось пускать и собственную «суть», определить которую в себе было, пожалуй, сложнейшим этапом. Я перемножал самого себя надвое, путаясь в ощущениях, отделял всё лишнее, впихивал этот суррогат в сотворённую алхимией и Пустотой оболочку… Новые грани безумия открывались мне каждый раз. К моменту, когда я посчитал, что нужно отправляться дальше, компанию мне и Богу, раны которого, не смотря на его мрачные прогнозы, немного затянулись, составляли целых двенадцать Осколков. Они патрулировали эту реальность в поисках всего, что я счёл бы интересным, общались со мной с помощью переливчатых щелчков – на большее их искажённые оболочки были не способны – и медленно, очень медленно развивались. Можно было дождаться их эволюции во что-нибудь более полезное в будущем, но Пустота звала меня через тонкую границу чужой для меня реальности. Она обещала новые, иные знания, и противиться этому зову больше не было смысла – даже мой собеседник признал, что передал мне всё, что смог. - Мне пора, - проинформировал я его, собрав Осколки рядом с собой. Как и я, они парили в воздухе, изгибая свои насекомоподобные тела, перещёлкиваясь со мной и друг с другом. Бог мгновенно оказался около границы и, кажется, обдумав что-то, произнёс: - Пусть твой разум ведёт тебя, Фауст. Спасибо, что разделил моё одиночество, мою боль и моё безумие. - Не стоит благодарить, подопытный, - припомнил я, как мы налаживали полноценное общение, принципиально не называя друг друга «Фауст» и «Бог». – Ты многое дал мне. - Лети уже, букашка, - поддержал мою шутку единственный мой собеседник в течение семи лет. Решив не затягивать прощание, я нырнул в багровую пелену, утаскивая Осколки за собой. Последний из них и донёс до меня последнюю фразу Умирающего Бога: - Х’тон. Мои последователи теперь зовут меня так… Пустота приняла меня и Осколки на редкость гостеприимно. Связи между ними и мной укрепились, и всю нашу чёртову дюжину подхватил один поток. Ощущение чужой силы, вновь наливающейся тоской и (пока) лёгким безумием, очень быстро исчезло позади. Только тогда я, перейдя на способ общения моих осколков, смог произнести в Пустоту, веря, что та донесёт мои слова: - Спасибо тебе, Х’тон, не пожалевший знаний. Пусть однажды твоя боль ослабнет, и к тебе придёт Сон. Спасибо и тебе, что разделил моё одиночество. Друг.