Шаги

      - Тебе не обязательно быть сильным двадцать четыре часа в сутки.       Дин почти слышит, как после этих слов, сказанных Касом в темноте спальни, с грохотом рушатся все стены, которые он упорно строил и полировал предыдущие годы своей жизни. Они лежат в постели и оба находятся в том состоянии предельной усталости после рабочего дня, что даже произносить слова трудно, а язык заплетается и глаза закрываются сами по себе, но это ощущение сродни алкогольному опьянению: оно заставляет чувствовать себя легко и балансировать на грани бодрствования и сновидений.       - То, что ты проявляешь открытые эмоции, не делает тебя слабым или жалким. Это делает тебя… человеком. Всего лишь человеком, Дин.       Дину хочется зажмуриться и накрыть голову подушкой, чтобы не слышать этого проникновенного голоса, пробирающегося под кожу и крадущегося по венам, чтобы свернуться уютным мягким клубком где-то в грудной клетке, около сердца.       Кас берет его лицо в свои ладони, и Дину приходится посмотреть в его глаза, кажущиеся почти черными в темноте. Эти глаза, которые всегда полны эмоций, которые не отражаются на лице Каса за редким исключением. Как же глупы те люди, которые считают, что Кастиэль – холодная машина. Кас просто сдержанный. Его эмоции легко считывать, словно они прописаны в детской книжке. Дин видит его радость в морщинках у глаз, тревогу в едва заметно поджатых губах, страх в подрагивающих пальцах, тоску в отведенном взгляде, счастье в уголках губ.       Сейчас там, в его глазах, - усталая нежность.       - Тебе не должно быть стыдно за то, что ты испытываешь.       Кас подается навстречу и оставляет на его лбу невесомый, почти не ощутимый поцелуй. В горле Дина собирается комок, и он прикусывает нижнюю губу, потому что, черт возьми, так нельзя. Как Кас может делать с ним такое одними словами, совсем не новыми, шаблонными, которые он слышал до этого тысячу раз от самых разных людей?       - Спокойной ночи, Дин.       Он натягивает выше одеяло и отворачивается на бок, спиной к Дину. Дин гипнотизирует взглядом его взъерошенную темноволосую макушку еще несколько секунд, а после шумно выдыхает и придвигается ближе, чтобы прижаться к Касу и вытянуться вдоль всего его тела, так, чтобы они соприкасались, сливались в одно целое. Домашняя футболка Каса сминается, когда Дин устраивает ладонь на его животе. Кас улыбается, Дин уверен в этом, хоть и не видит.       «Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя», - бьется в голове у Дина, но он не говорит этого, потому что… это слишком.       - И я тебя, Дин.       Конечно, Кас знает. Он забрался не только под ребра, в самое сердце, но и в голову.       - Чертов экстрасенс, - бормочет Дин в его затылок, и плечи Каса содрогаются от беззвучного смеха.              Это можно считать началом того, как Дин теряет себя. Он слишком растворяется в другом человеке, слишком меняется, и это пугает его до чертиков. Его накрывает волной ужаса за собственные действия, когда утром он заливает тесто в вафельницу и открывает малиновый джем. Он не любит особо вафли, но Кас без ума от них, и Дин встал на полчаса раньше обычного и выскользнул из постели, чтобы приготовить чертов завтрак.       Дин вцепляется в столешницу кухонной тумбы и закрывает глаза, медленно выдыхает. Сердце колотится как бешеное. Он никогда так не делал. И не планировал подрываться с кровати в выходной, чтобы испечь вафли просто для того, чтобы на сонном лице Каса появилась та теплая улыбка, которую Дин хочет спрятать в нагрудный карман и доставать каждый раз, когда он чувствует себя слишком хреново.       - Пахнет невероятно.       Дин оборачивается. Кас выглядит как гусеница в коконе: он полностью завернут в одеяло, его волосы растрепаны, только босые ступни переминаются на холодной плитке.       - Это вафли? – заинтересованно спрашивает Кас, пытаясь заглянуть за спину Дина.       - Э… Нет, - почему-то говорит Дин и закрывает собой миску с тестом и дымящуюся вафельницу. – Вовсе нет.       Кас ухмыляется. Дин чувствует, что еще немного, и он сбежит. Просто схватит куртку и вылетит на улицу в одних спортивных штанах и босиком, потому что это все слишком. Он даже стреляет взглядом в сторону коридора, когда Кас подходит к нему и протягивает руки. Одеяло соскальзывает с его плеч. Дин мечется взглядом по его лицу. Желание сбежать растет с каждой секундой в геометрической прогрессии, и Кас дает ему эту возможность, когда смотрит так терпеливо и понимающе, что Дину даже хочется ударить его, чтобы он перестал быть таким проницательным.       Но, если он сбежит, Кас останется один в кухне с сырыми вафлями. И не сможет довести дело до конца, потому что у него руки из задницы, и что-нибудь обязательно сгорит или не пропечется. Дин шагает навстречу и обнимает его, еще теплого и расслабленного после сна. Кас смазанно целует его куда-то в скулу, потом в висок, потом – в уголок губ и отстраняется со светлой улыбкой.       - Это все-таки вафли, - заключает он, пользуясь тем, что Дин больше не может прикрывать собой вафельницу.       - Спасибо, Шерлок, - насмешливо фыркает Дин.       Кас закатывает глаза и снова закутывается в поднятое с пола одеяло, умещается на стуле, поджав под себя ногу, и принимается наблюдать за Дином, снующим по кухне. Дин чувствует его взгляд на своей спине и прячет улыбку каждый раз, когда отворачивается, чтобы снять новую порцию пышущих жаром вафель.              Может, это очарование первых серьезных отношений, Дин не знает. Но он знает точно, что с каждым днем его потребность в прикосновениях и тесном физическом контакте по неизвестным причинам растет с бешеной скоростью.       И сидя поздно вечером на диване за просмотром какого-то артхаусного европейского фильма, в котором они оба ничего не понимают, но отчего-то все еще смотрят, Дин чувствует необходимость касаться Каса, хотя бы немного. Он устраивает свою руку так, чтобы костяшки его пальцев были прижаты к тыльной стороне ладони Каса. Это единственная точка соприкосновения, и господи боже, Дин чувствует себя так нелепо. Они с Касом вроде как встречаются довольно давно, он не должен испытывать такой стыд каждый раз, когда ему хочется взять Каса за руку. Не должен, но все равно ему до безобразия неловко.       Он так не делает. Он не из тех, кто держится за ручки и поет серенады под балконом, и дарит цветы и шоколадки. Но, когда Кас рядом, сердце Дина сжимается от накатывающих лавиной чувств.       Дин краем глаза наблюдает за профилем Каса, за его сосредоточенным взглядом на экран телевизора и за морщинкой между бровями, и за языком, который облизывает сухие губы, за тем, как Кас прикусывает щеку изнутри, пытаясь уловить суть сюжета. И больше не может сдержаться.       Он кладет ладонь на шею Каса и тянет его к себе, заработав слегка удивленный взгляд. Кас послушно подается вперед и замирает, когда Дин целует его, неуверенно и осторожно. Это все еще нелепо. Они столько раз занимались сексом и видели друг друга голыми; Дин точно знает, где нужно коснуться, или провести языком, или поцеловать, или игриво царапнуть, или слегка потянуть, или наоборот, надавить, чтобы Кас в считанные секунды завелся и выдохнул тот стон, который Дин обожает больше всего. Но сейчас это просто поцелуй, и Дину даже не хочется заходить дальше.       Кас понимает его без слов и даже без того, чтобы посмотреть ему в глаза. Руки Каса гладят его плечи и ключицы, лопатки и шею, и Дин плавает на волнах исходящей от Каса безусловной любви.       Кас сам разрывает поцелуй, когда Дину кажется, что он вот-вот взорвется от переполняющей его нежности, и возвращается к фильму так, словно ничего не произошло, и это добивает Дина.       Он пропал окончательно и бесповоротно.              - Ты стал каким-то другим, - говорит ему Сэм.       Дин только недоуменно поднимает брови и непонимающе смотрит на брата.       - Ну да, побрился утром? – усмехается он. Сэм строит фирменное лицо «Дин-ты-меня-бесишь».       - Нет. В смысле, ты стал… спокойным что ли. Такое ощущение, как будто тебя что-то отпустило.       Дин отвечает ему что-то едкое, и Сэм закатывает глаза и сворачивает тему.       Вечером Дин закидывает в себя три стакана виски. Сэм прав. Он слишком изменился.              - Пей.       - Дин, я в порядке.       - Я сказал, пей.       - Дин, правда, я нормально себя чувствую.       - Возьми этот сраный суп и выпей его, иначе я заставлю тебя.       Кас сверлит его пронзительным взглядом еще несколько секунд, а после капитулирует, принимает огромную дымящуюся кружку и делает маленький осторожный глоток. И тут же шмыгает носом. Дин прикладывает ладонь к его горячему лбу и недовольно цокает языком.       - Я в порядке, - в миллионный раз повторяет Кас. – Не волнуйся за меня.       От того, чтобы Дин ударил его подушкой, Каса спасает только горячий суп в руках.       - Не волнуйся, - передразнивает его Дин и падает на кровать рядом с простывшим Касом. – А потом вызови мне скорую и нервничай около реанимации, заказывай гроб и стой у надгробной плиты, когда окажется, что простуда прогрессировала во что-то серьезное.       Кас давится супом и широко распахнутыми глазами смотрит на Дина. Дин дергает плечом и демонстративно тянется за пультом, чтобы включить телевизор. Кас допивает суп под закадровый смех глупого телешоу и прижимается к Дину, кладет голову на его плечо.       - Спасибо, - говорит он шепотом.       - Не за что, - отвечает ему Дин и целует в макушку.              Дин любит ленивые субботы, когда они могут оставаться в постели до последнего и постоянно то проваливаться в сон, то лениво обмениваться легкими прикосновениями, то просыпаться «точно в последний раз, и больше никаких засыпаний, уже далеко за двенадцать». Он любит, как они в итоге все-таки выползают в душ, а потом готовят что-нибудь на завтрак-обед, а вечер проводят снова в кровати.       Дин смиряется с тем, как колотится его сердце, когда Кас покрывает поцелуями все его лицо и шею, как Кас держит ладонь на его груди и чувствует быстрые глухие удары, и как Кас улыбается, когда смотрит Дину в глаза в такие моменты. Его взгляд полон искреннего восторга и яркого счастья, будто он не может до конца поверить, что Дин так реагирует на него, и в такие моменты у Дина на языке крутится столько всего. Он хочет сказать, что он никогда не чувствовал себя в большей безопасности, чем рядом с Касом. Он хочет сказать, что Кас заставляет его чувствовать себя нужным. Что Кас делает так, что Дин ощущает себя ценным, и это не потому что выполняет важную миссию заботы об отце или Сэме, а просто потому что Дин тоже человек. И что Кас тот, кто пробудил в Дине все то, о чем Дин даже не подозревал.       Но Дин никогда не озвучивает это. Вместо слов он валит Каса на подушки, раздевает его и ласкает его тело так долго, пока Кас не начинает умолять. Это то, как Дин умеет выражать свои чувства. И Кас принимает его таким.              Ладони потеют так, как будто Дин собрался делать как минимум предложение. Дин незаметно вытирает руки о простынь. Надо было выпить, может, это бы помогло. Но за окном хотя бы ночь, и они снова в кровати. Почему все самое важное снисходит только в горизонтальном положении?       Кас на соседней половине дышит размеренно и ровно, но Дин точно знает, что он еще не успел заснуть.       - Эй, Кас.       - М?       - Просто хотел сказать…       Дин сглатывает и усиленно разглядывает потолок.       - Что, Дин?       - Я просто хотел сказать, что я…       Ладонь Каса накрывает его губы. Дин хмурится и смотрит на приподнявшегося на локте Каса. Тот выглядит как никогда серьезным.       - Я знаю, - говорит Кас неожиданно мягко. – Не заставляй себя.       Дин обхватывает его запястье и отводит руку в сторону, упрямо вскидывает голову.       - Я люблю тебя, Кас.       Кас мечется взглядом по его лицу, словно пытается найти что-то жизненно важное. Кажется, он находит, потому что его губы растягиваются в счастливой улыбке.       - Столько усилий ради трех слов, - говорит Кас и гладит Дина по скуле большим пальцем. – Тебе не обязательно говорить это.       - Четыре слова, вообще-то, учитывая твое имя, - замечает Дин. – У тебя всегда были проблемы со счетом.       Кас тихо смеется. Дин тоже не может удержаться от улыбки.       - Ты меняешься, - Кас снова ложится и берет руку Дина в свою. – Мне приятно быть рядом и видеть, через что ты проходишь и каким человеком становишься. Ты освобождаешься.       - От чего?       - От собственного панциря.       Дин сжимает его пальцы. Он размяк, стал слишком сентиментальным, любителем поцелуев и объятий, тем человеком, который готовит завтраки и ужины, тем, кто думает в супермаркете, захватить ли любимое пиво Каса на вечер, хотя они совсем не собирались выпивать; тем, кто вечеру в баре предпочтет просмотр фильма с Касом под боком и ведерком попкорна. Он не уверен до конца, нравится ли ему эта версия себя. И хоть они с Касом никогда не выносят свои отношения на люди настолько, что многие удивляются, узнав, что они встречаются, ведь Дин все еще бывает резок и чересчур насмешлив с Касом при посторонних (и даже при Сэме, который каждый раз косится на Дина с осуждением), это все в новинку.       - Это пугает меня, - выдыхает с тихим смешком Дин. – Чертовски пугает, приятель. То, что ты со мной делаешь.       - Это не я. Ты сам.       Дин снова усмехается.       Они так и засыпают, не расцепляя рук, и Дин чувствует себя на удивление комфортно и удовлетворенно.