Время опасно для вашего здоровья

Время в Темной обители не бежало, не ползло, не плелось медленным шагом и уж точно не мчалось. В Темной обители время не двигалось. Возможно, когда-то его попытались сожрать лангольеры, но отравились и передохли где-то, а их трупами закусили Одержимые. Уэйк лангольеров понимал. Время Обители было отравлено, и в воздухе пахло серной кислотой. "Минздрав предупреждает, время опасно для вашего здоровья". Жаль, - думал Алан, - что в Темную Обитель попал я, а не Кинг. Алан согласился бы никогда больше не писать книги и никому не составлять конкуренцию своими выдумками, лишь бы другой человек занял его место в безвременном путешествии. С каждым условным днем, продолжавшемся в вечной ночи от пробуждения до того момента, когда он позволял себе забыться беспокойным сном, подложив под подушку пистолет, в его голове все больше крепло желание бросить борьбу. Если не отдать себя на растерзание теням, то застрелиться. Если не застрелиться, то броситься на циркулярную пилу. Если не броситься на пилу, то взять машину и врезаться в столб. Или зайти в отель, открыть газ и щелкнуть зажигалкой. Богатому писательскому воображению нравилось рисовать картины самоубийства. Жить ради себя Алан разучился давно, в пору, отмеченную дорожками из кокаина и разноцветными огнями клубов. Жить ради друзей он не мог тоже. Безутешный Барри? Слишком жизнерадостен, несколько лет дружбы с исчезнувшим Аланом он превратил бы в душещипательную историю, подходящую для того, чтобы вызывать сострадание у красивых девушек. Если бы вернуться Алан мог только к Барри, один из планов по самоубийству давно воплотился бы в жизнь. Но существовала Элис. Элис, его единственный шанс, его путеводная нить. Элис, воспоминания о которой Алан перебирал в уме, когда становилось особенно невыносимо. Элис, чье лицо он отчаянно боялся забыть и раз за разом воскрешал в памяти... ...Он стоял перед Элис на коленях и плакал, плакал впервые за... неизвестное количество условных дней. Он снова был в мире, где при удачном стечении обстоятельств люди могли увидеть солнце. Этот мир считал его пропавшим без вести (вежливая замена слову "мертв" для упрямых неуспокоенных душ), но для него весь мир сейчас заключался в ней, любимой женщине его жизни. Он смотрел на её руки с длинными пальцами. Золотого кольца с гравировкой на безымянном пальце не было. Он смотрел на её волосы, как обычно стянутые в хвост, светлые волосы, так красиво смотрящиеся в лучах заката. Слишком светлые волосы. Смотрел в глаза, над яркостью которых время было не властно. Её глаза были обрамлены морщинами, длинные морщины, как колеи шоссе, расходились по её лицу, подчеркивая скулы, перерезая на части лоб. Ей было около восьмидесяти лет. Точную цифру, названную медсестрой, Алан забыл мгновенно. Разум отказывался обрабатывать новую информацию. Тщательно хранимый в памяти портрет был извлечен из дальнего угла, и разум сигнализировал об ошибке. "Что нам подсовывают! — возмущался разум, как преданный фанат, однажды вечером обнаруживший, что на главную роль в его любимом сериале взяли другую актрису. — Это фальшивка, это не она!" — Ты не можешь быть Элис! — крикнул Алан, перекрывая путь безумия банальной истерикой. — Меня не было всего два года! Да, по сравнению с пятьюдесятью два года перестали казаться непомерно огромным сроком. — Ты не можешь быть Аланом! — в свою очередь вознегодовала старуха в плетеном кресле, потрясая в воздухе морщинистым кулаком. — Мой муж утонул много лет назад! Что за подлый розыгрыш вы устраиваете здесь?! Напрасно думаете, что я выжила из ума! Вы не получите ни единого доллара, скоро вернется мой сын и выставит вас отсюда! Вы даже не похожи на Алана! Сбитый с толку сообщением о сыне и раздавленный её последними словами, Алан почувствовал, что еще немного, и он потеряет сознание. Судорожно хватаясь за реальность, он что есть силы ущипнул себя за руку.... Когда ты засыпаешь в Темной Обители - приготовься к кошмарам. Сновидения, пассажиры-хаотики в поезде, курсирующем между сознанием и подсознанием, не замечают, когда в вагоны заходят тени с клубящейся у ног тьмой. Тени нашептывают самые страшные кошмары. Тени знают, что человека можно свести и ума и пока он спит. Рычаги давления на влюбленных людей видны каждому. Алан просыпается в гостиничном номере. За окном, обрамленном безвкусными синими занавесками, разумеется, темно. Подушка валяется на полу, накрытая большей частью одеяла. Простыня пропиталась потом, про футболку можно и не говорить. Алан находит в складках одеяла фонарик и пистолет. Он все еще тяжело дышит, а в горле застрял вопль. Кричать во сне он разучился быстро после того, как на крики несколько раз сбегались Одержимые, и приходилось пробуждаться и сражаться одновременно. Плакать можно, кричать нельзя. Инстинкт самосохранения взял эту информацию на заметку и душил крики в зародыше. Сон про Элис-старуху Алан видел и раньше. Он злится на подсознание, что в очередной раз не сразу распознало обман. Но помимо злости он чувствует огромное облегчение. Сравнивая кошмары, он предпочитает просыпаться здесь, а не в рисуемой сном реальности. Темная Обитель в некотором роде делает ему услугу. Подобные сновидения заставляют спешить. Он успеет, не появится на последней странице книги, а вернется вовремя, к своей, к молодой Элис. Ущипнув себя за руку еще раз, Алан удовлетворенно вздыхает и встает на ноги. Путешествие продолжается.