Часть 1
16 февраля 2019 г. в 05:32
— Это просто невозможно, — повторяет, как заведеный Баб-Ягун, вышагивая из угла в угол и боясь поднять глаза, — невозможно!
Екатерина хмуриться, поправляет сбившиеся из причёски волосы и закидывает ногу на ногу. Смотреть на страдания своего, точнее уже бывшего, парня трудно. Даже не из-за того, что он назвал её в постели именем другой, а потому… их все-таки многое связывает: факультет, друзья и просто отмахнуться от него нельзя.
Лоткова лениво смахивает несколько блеклых чешуек с простыней на пол и смотрит на внука богини с неким преводсходством. «Уж он-то с ней намучается» думает она и смеётся тихо, едва разлечимо.
— И что мне делать? — Спрашивает Ягун все ещё не смотря на первую красавицу школы.
Баб-Ягун понимает, что нужно извиниться, упасть перед девушкой на колени и преданно ждать своей участи, но он не может. Знает, что Катя его простит, выслушает, но ничего как прежде уже не будет. И это пугает.
— Не знаю, — пожимает плечиками Лоткова и смотрит выжидающее.
Ягун хочет уйти, спрятаться, но только не чувствовать на себе обжигающих взглядов голубых глаз. Но он стоит, немного ссутулившись и ждёт чуда.
— Но что-то надо делать, — заключает Екатерина, легко встаёт с продавленного матраца и подходит к другу.
Лоткова пахнет одурманевающе приятно, возможно благодаря зелью, а может и чему-то ещё. Ягун хочет взять девушку за руку, привычно очертить большим пальцем кожу ладоней, но не находит на это сил.
— Ты прости меня, — просит он, — я просто не знаю, как так получилось.
Катя кивает чему-то своему и быстро уходит, плотно закрывая за собою дверь. Без ругани и криков. Оставляя внука богини разбираться с проблемой самому. Для него — это лучше наказание. Им никогда не быть вместе.
Баб-Ягун не появился на ужине и на вечерней тренеровке, чем очень удивил свою команду.
— Заболел, — легко отмахивается от распросов ребят Катя.
— Да? — удивлённо тянет Таня, — странно.
Катя не понимает, чем так цепляет всех Гроттер: своими мешковатыми свитерами? Веснушками? Всклоченными волосами? Блеском зелёных глаз?
— Забудь, — спросит Гробыня, догодавшись о проблеме светлой, — нам не понять.
Лоткова пытается что-то говорить о любви, которая сметает все на своём пути; о прощении… Гробыня слушает внимательно, перекатываясь с пятки на носок в своих мягких тапочках-зайцах, смотрит на первую красавицу Тибидохса и жалеет, что не предупредила. Видела же, и ни раз, как лопоухий смотрит на рыжую подругу, как ловит сказанное ею слово.
— Хватит ныть, — морщится тёмная, — не хватало, чтобы у нас появилась ещё одна Зализина с её вечной местью и склонностью к драматургии.
— Но, а как же мои чувства? — ещё горче плачет девушка. — А что мне делать?
Гробыня не знает. Ей даже страшно представить, что если её, милый сердцу и телу, Гуня так же уйдёт? Магичка позволяет выговориться светлой, даже рукой проводит в утешающем жёсте по дрожащей спине. И до комнаты провожает, мало ли куда забредет убитая горем девушка.
— Дура ты, Танька, — неожиданно, даже для себя, произносит Склепова.
— С чего бы это? — Вспыхивает та.
И правда, с чего бы это.