Мелодия с лестницы

Наш старый добрый droog Алекс сидел в одиночестве на лестничной площадке и уныло посматривал по сторонам, всматриваясь, будто исследуя это место. Иногда он подходил к окну и смотрел на проходящих мимо людишек, в воздухе висела скука, её было не сложно прочувствовать аж до глубины костей. Мир казался таким унылым и блёклым, словно в нём и вовсе не осталось красок, но всё изменилось стоило только услышать... классику? Алекс прислушался, — "Нет, это же... старина Людвиг Ван! — он немедленно вскочил со своего насиженного места, — А звук то недурственный, надо бы проверить, — впервые он слышит подобное в своём муниципальном квартале, это невероятно, — до меня недавно дошли слухи, что к нам засилилось несколько новых жильцов, неужто один из них имеет хороший вкус? — думал про себя он, поднимаясь всё выше, — Секундочку... или уши мои меня не обманывают? Это что... живое исполнение?! — он замер на секунду и вновь стал прислушиваться, дабы убедиться наверняка, — И точно, не пластинка, великолепно!" — Алекс был прав, человек играющий сейчас на пианино, ах! Как он играл, казалось, так не играл ещё никто в этом мире! Да сам старина Людвиг бы им гордился, нашему ультранасильнику чуть basny не снесло! Ему даже начало казаться, что он готов целовать руки, исполняющие эту мелодию. Прошла пара минут и вот, Алекс у заветной двери, из которой доносятся столь приятные ушам звуки, мелодия, что играл пока неизвестный нам композитор, подходила к своему неизбежному, но приятно тянущемуся, завершению. Подобное почему-то заставило вспомнить тот момент, когда Алекс в одиночестве гулял по крыше, осмысливая прошедшую бурную ночку, и, словно смакуя её остатки, стоял на самом её краю, слегка опираясь на какой-то лежащий рядом hlam, дожидался рассвета. Мелодия кончилась, повисла тишина, она выражалась настолько ярко, что её можно было смело назвать гробовой, но именно она вывела Алекса из вне. Не долго думая, что сперва и сказать, он позвонил в звонок, но тот не издал ни звука, видимо сломался ещё при старом жильце. Но подобные палки в колёса, хотя это скорее были короткие, совсем свежие, буквально только что сорванные и поэтому легко гнущиеся прутики, не остановят нашего Алекса и более того, даже раззадорят в какой-то степени! Он постучал в дверь и за ней послышались шорохи, а после тихие шаги, даже слишком тихие, подумал Алекс. Он особо не задумывался о половой принадлежности музыканта и в этом, честно говоря, нет ничего странного, ведь его в первую очередь интересовала сама музыка, а точнее её великолепное исполнение, нежели внешность человека, играющего её. Дверь тихонько открылась и звонко скрипнула в какой-то момент, — "Ой, похоже что помимо дверного звонка, саму дверь придётся менять тоже", — сказал паренёк открывший её, он не выделялся какой-то сильной худобой, но всё же было заметно, что он уж очень, скажем так, стройный. У него были синие glazzja, но они не были яркими и отдавали серым оттенком. Волосы носили пепельный оттенок и свисали большими кудрями до плеч, он был одет в белую, не заправленную в тёмно-серые и слегка обтягивающие брюки, рубашку с длинными рукавами, загнутыми до локтей. Обуви на нём сейчас не было, только серые носки, носившие такой же оттенок, как у брюк. Дверь была открыта не на цепочку, как это обычно бывает, а нормально, поэтому большого труда рассмотреть хотя бы коридор, это не составляло, — "Чистенько, — подумал Алекс, — а ведь он явно недавно въехал, поди ка часа 3-4 назад." — данный вывод был сделан из-за той самой цепочки, которой оказывается и вовсе сейчас не было, только светлый след и дырка от шурупа осталась, "всё своё беру с собой" — видимо является девизом прежнего жильца. Но что было, то прошло, — "Доброе утро", — поздоровался музыкант, — "Здравствуйте, я не вольно услышал, как Вы играли и мне тут же захотелось лично сказать, что Ваше исполнение было просто великолепно, не будете ли Вы так любезны представиться?" — это слегка за смущало, — "Ох, благодарю, имя мне Бобховен, но можно просто Ховен, если хотите". — Позвольте поинтересоваться, что такая одарённая персона делает здесь? — Видите ли причиной, моего переезда стали постоянные жалобы соседей, клянусь, я всегда с точностью до секунды соблюдал "режим тишины", звуки моего пианино всегда доносились лишь до нижней лестничной площадки, а о самих квартирах и речи не шло, я даже проверял, но... что ж видимо некоторым неугодно даже подобное. Может их раздражал я сам? Не знаю, но слушать их извечное вытьё на мои "какофонии", как они выражались, мне надоело. — Kacofonia?! Эти balvans посмели назвать Вашу великолепную игру kacofoniey?! — Хах, я смотрю Вы тоже большой поклонник классики. — Ховен скрестил руки и опирался на дверной проём. — Я просто очень не люблю, когда гениев, как Вы, беспричинно gnobat, — Алекс был возмущён на столько, что даже сперва не заметил, как вышел из своей роли паиньки, пусть и не полностью, но он успел показал достаточно своего настоящего обличия. — Гений? Что ж спасибо, но, право, не надо лести. — Лесть? Да что Вы, не смешите, нет смысла льстить такому выдающемуся таланту, как Вы. Не желаете ли выпить чашку кофе или чего покрепче, на Ваше усмотрение, уверен, у нас не мало тем для разговоров и многочисленных бесед. Ох, где мои манеры? Я же так и не представился, Алекс. — он снял шляпу и сделал небольшой поклон. — Не знаю, чего ты добиваешься, Алекс, но ладно, заходи. Квартира была и правда чистой, во всяком случае по сравнению с тем, какой она обычно бывает при переездах, где-то ещё лежали коробки, пустые и те, что были открыты, но в них пока ещё лежали вещи. Алекс по старой закалке начал высматривать где и что здесь плохо лежит, но тут же пришёл в себя, — "Нет, — подумал он, — дурная привычка", — странно, раньше его такие мысли не посещали. Квартира представляла собой коридор, ведущий в одну из комнат, где, по идее, это будет зал, слева уже стоял шкаф, а рядом коробки с книгами, справа у стены ещё коробки, а у ближней ко входу диван, чуть дальше дверь на балкон. Да, он там тоже был, неплохую квартирку отхватил себе Ховен. Если, войдя, свернуть ранее, сделав несколько шагов от входа, в правой стороне располагалась кухня. Пройдя ещё немного, но уже в левой стоне была вторая комната, в которую Ховен и привёл Алекса. Там стояло то самое пианино, — "Ты уж извини, но на данный момент это самая чистая комната, не хочу пока приглашать на кухню. Дай мне пару минут я уберу там со стола бумаги". — Бумаги? — Нотные листы, если быть точней. — Вы и сами пишите? — Да, но это так баловство, пока нет чего-то серьёзного. — Маэстро, а не будете ли Вы так любезны мне потом сыграть? Хотя бы чуть-чуть. — Ну, если ты так хочешь... — Да, очень. — Что ж, ладно, я скоро вернусь, — он вышел из комнаты и направился в сторону кухни, где пропал минут на 10, перебирая, какую же или какие, наработки ему продемонстрировать. Алекс в это время осматривал комнату, не отходя сперва далеко от дверного проёма. Первым в глаза бросалось пианино, стоящее у левой стены, он подошёл ближе и увидел, что над инструментом весел портрет Бетховена, а на крышке от него лежали ноты и не к какой-нибудь там, а 9 симфонии! На лице Алекса невольно появилась улыбка, повернув голову в сторону, он стал подходить к окну, не самый плохой вид, скажу я вам. У правой стены Всё было пустовато, в углу стояла тумбочка, на ней лежала книга, это ультранасильнику не особо понравилось. Далее располагалась кровать, на неё то Алекс и присел в ожидании Ховена, который уже выходил с кухни. Сев за пианино, поставив ноты и, предварительно хрустнув пальцами, он глубоко вздохнул и, словно покидая этот мир, начал играть. Алекс снова ощутил тоже самое чувство, что и тогда, на лестничной площадке, только сильнее гораздо сильнее, казалось, что сердце вот-вот само начнёт биться в ритм этой мелодии. Дух захватывало, это был тот самый момент, который запомнился Алексу на всю жизнь, эта комната и эта мелодия, что проходила не столько через уши сколько через душу сначала Ховена, а потом Алекса. Пальцы нажимали на клавиши так словно это их дебют, тот самый, который казалось они ожидали всю жизнь. Алекс не мог понять это чувства, их понимание ему всегда давалось тяжко, но он чётко осознавал свои желания. О, нет, это вам не какая-нибудь там kisa, у него не то что язык не повернётся назвать так Ховена, даже в мыслях подобного не было. Его жажда к ультранасилью никуда не пропадала и даже не думала об этом, но, факт остаётся фактом, заниматься sunn-vynn ему теперь хотелось только с ним и ни с кем другим. Поболтав о том о сём, на серьёзные темы и не очень, дело подходило уже не то, что к вечеру, а к ночи, — "Не поздновато для прогулок, может проводить?" — Ховен и Алекс вновь стояли на тех же местах, что и при их первой встрече, — "Не волнуйся, я живу этажом ниже, мы ещё не раз пересечёмся", — подмигнул Алекс, начиная спускаться по лестнице, — "Надеюсь", — Ховен закрыл дверь. Наш droog оказался на той самой лестничной площадке, что и этим утром, он постоял там пару секунд и решил поменять свои планы на вечер. Он поднялся на крышу, где открывался вид на ночное небо, оно было всё в звёздах, а из-за облаков начала выходить Луна. Небо очень красиво, после случившегося сегодня оно казалось каким-то особенным, Алекс всё размышлял о музыканте, мысли о котором всё никак не хотели покидать его голову. Вернувшись в реальность от звуков сирен, что раздавались по другую сторону крыши, он заметил то, что его насторожило, посмотрев ещё раз на штаны, чтоб убедиться наверняка, Алекс glazzjam не поверил, — "Blyat", — у него встал.