***
— Помнишь? — Спрашивает Саймон, когда они с Норт и Джошем уходят в дальний угол площадки. Рядом костер в жестяной бочке, уличный фонарь над ними сломан, и только огонь освещает все вокруг. Медленно падает снег. — Когда ты только пришел в Иерихон, ты зажигал огни в точно таких же бочках, пока не осветил все комнаты. И ты задавал много вопросов, рвался все изменить. — Да? — Маркус припоминает и говорит. — Действительно. — Он опускает голову улыбается уголком губ. — Я уже и забыл. Кажется, что это было год назад. Норт и Джош молчат. Саймон продолжает: — Андроидам не нужно освещение, мы видим и без него. А прежний лидер принял решение, что свет выдаст наше расположение людям и зажигать огни небезопасно. — Да, наш прежний лидер совсем параноиком был, — хмыкает Джош. Он смотрит на Саймона, и Маркус следует за его взглядом. Саймон игнорирует замечание и продолжает: — Пока ты не пришел, мы и не знали, что свет и тепло нужны для жизни. Жили как машины, довольствуясь малым. Мы не знали, как чувствовать, нам не за что было бороться. — Говори за себя, — Норт сидит со скрещенными на груди руками. — Ты тоже вдохновилась, признайся, — смеется Саймон. Норт не признается никогда. Прежде их отношения с Саймоном были нейтрально-уважительными, но теперь она поддразнивает его за чувствительность. Или за бесчувственность, там не поймешь. Маркус наблюдает за их шуточной перепалкой и понимает, что у него появились друзья. Их четверка через столькое прошла вместе, что породнилась и может говорить о чем угодно. Джош прерывает спор и выражает сожаление, что у них нет алкоголя. Он говорит, что не понимает, в чем смысл этой жидкости, но раз они хотят стать человечнее, нужно праздновать с выпивкой. Саймон смотрит на него удивленно. — И что, мы будем ее нюхать? — Фыркает Норт. — У кого есть вкусовые рецепторы? — Спрашивает Джош. Саймон роняет лицо в руку. Он тут же исправляется, пряча этот жест за чем-то более вежливым, но все заметили. Кажется, он в курсе, что рецепторы есть у всех, и что каждого этот факт не очень радует. Наконец, Джош уходит добывать алкоголь. Норт заявляет, что у него ничего не получится, и идет с ним. Саймон выдыхает: — Нужно проследить за ними, иначе натворят дел. — Останься, — говорит Маркус и улыбается. — Пусть развлекаются. Саймон признает, что да, он слишком опекает их, и остается. Но он замечает, что последствия могут быть катастрофичными. Какое-то время они молчат, и Маркус спрашивает: — Твои слова про огни в темноте. Ты из-за этого жертвовал своей жизнью ради меня, Саймон? Тот чуть дергается. Ему требуется время, чтобы ответить. — Я уже и забыл, что жертвовал собой. Кажется, что это было год назад. Маркус поднимает глаза на Саймона, оба не выдерживают и прыскают. Это справедливо. — Значит, сегодня можно не переживать, что кто-то отнимет наше счастье? — Спрашивает Саймон. — Да, — уверенно отвечает Маркус. В его голосе утвердительная радость, и… Неожиданно, он обнаруживает себя в объятиях: теплых, крепких. Даже теряется: одно дело здороваться с товарищами за руку, или обнять Карла, а другое — когда к тебе применяют подобный ребяческий, живой жест, и делает это другой андроид по собственной воле. Маркус неловко поднимает руки в ответ на объятие и не понимает, как верно среагировать. — Я не позволю тебе умереть, — слышит он рядом с ухом. — Я знал, что спаситель рано или поздно придет в Иерихон, но не думал, что им будет кто-то такой, как ты. Ты должен существовать в этом мире. Но ты, как дурак, несешься вперед и рискуешь собой ради каждого встречного, совсем о себе не заботишься. И именно поэтому ты замечательный. Внутри Маркуса что-то переворачивается. Ему необычно: эти слова заставляют его посмотреть на себя со стороны. Но гораздо сильнее ему заметно то, что Саймона трясет от беспокойства, а его импульсивные теплые объятия деревенеют и становятся более вежливыми. PL будто хочет сказать: «прости, что-то меня переклинило, сейчас я отойду подальше, потому что уважаю твое личное пространство». Тогда Маркус перехватывает инициативу и жизнеутверждающе обнимает Саймона. Находит рукой его руку и передает через прикосновения свои эмоции: неловкость и удивление, а затем смелость и благодарность. Саймон медлит и не передает ничего в ответ. Маркус смотрит на него вопросительно, и тот чуть отстраняется. — Спасибо, — говорит PL надломанным голосом. И снова утыкается в его плечо. — rA9, я слишком расчувствовался. Прости за эту неловкость, взял и облапал тебя, а тебе должно быть… — Не вижу ничего неловкого, — прерывает Маркус. — Я хочу, чтобы однажды мы все открыто проявляли эмоции. Он хлопает Саймона по плечу и показывает куда-то в центр поляны, на которой идет празднование. Андроиды танцуют, обнимают незнакомцев, громко смеются, делятся воспоминаниями и неуклюже, пока что неуклюже, обходятся просто словами. Саймон окончательно отстраняется, облокачивается о парапет и говорит: — А мы тут сидим, как отшельники. — Мы устали и заслужили отдых, — Маркус опускается на камень у костра и закладывает руки за голову. Он слышит: — Ты сказал, чтобы этой ночью мы не думали о будущем. Будто существует только сегодня, и это последний шанс. Что бы ты сделал, если бы сегодняшняя ночь была твоей последней? Вопрос сложный. Маркус думает. Он пошел бы в парк, который любит. Нарисовал бы картину и измазался с ног до головы в люминесцентной краске. Принес цветы на могилу Карла и врезал бы Лео. Выкричал бы все свои сомнения с крыши небоскреба. Разобнимал своих друзей и узнал все об их жизнях. Делился бы с ними историями, читал стихи и спорил до утра. Смотрел на звезды и встретил рассвет. Был уязвимым. — Значит, с планами на ночь мы определились, — говорит Саймон. — Нет, мы не можем уйти, — протестует Маркус. — В такой момент… Саймон хмыкает: неужели? И когда возвращаются Норт и Джош, передает им идею.***
— Нет, Норт, иди ты, — шикает Саймон. — У меня диод, — отвечает она. — Почему бы тебе не вырезать свой? — У меня типовая внешность, — возражает Саймон. — Узнают и без него. — Твоя модель давно вымерла, а мою все еще выпускают. И она явно популярнее, — Норт сплевывает. — Мы можем решить эту проблему, если наденем шапки. — Где ты видишь шляпный магазин? — Давайте тянуть жребий, — предлагает Джош. — Все, пойду я, — говорит Маркус, поднимается из засады и его еле удерживают все трое. — Твое лицо на всех экранах, — Ты свихнулся, — Сиди, гений, Одновременно говорят Саймон, Норт и Джош. Саймон выдыхает, достает из кармана складной нож и подносит лезвие к диоду на виске. Теперь все кидаются останавливать его. — Ты дурак? Снимать его ради этого веника? — Шипит Норт. Маркус понимает, что она знает что-то о Саймоне и причине, по которой тот все еще не выковырял проклятый диодный кружок. — Дай нож мне, я все равно собиралась... — Нет, ты не собиралась. Не делай этого, — похоже, Саймон тоже что-то знает о Норт. В итоге, нож с щелчком удаляет диод со светлой кожи. Саймон сжимает его в ладони, оглядывает со стороны, прячет в карман и идет в магазин. Он возвращается с букетом красных роз. Человек за прилавком не распознал в нем андроида. Уже у кладбища до Джоша доходит: — Погоди, откуда ты взял деньги?***
Они все знакомятся с Карлом. «Это мои друзья», — говорит Маркус могильному камню. — «Без них я бы не справился». Он говорит: «я выполнил свою мечту». Тройка друзей переглядывается и переводит взгляд на своего предводителя, который сейчас опустился на колено и смахивает с памятника снег, кладет на землю розы. Все думают об одном, но оценивают это на разный лад: о том, что Маркус значительно мягче, чем им кажется, и что он тоже живой.***
— Без обид? — Спрашивает андроид. — Без обид. — Отвечает человек. Когда Маркус возвращается от Лео, на его челюсти, правой скуле и под левым глазом цветут синяки. — Не знал, что ты умеешь раниться, — говорит Джош. Саймон подлетает ближе и осматривает раны. — Скачал программу, — комментирует Маркус. — Он мог ударить тебя чем-то тяжелым и повредить лицо, — возмущается Саймон. Норт цыкает. — Тебе не больно? Холодные пальцы касаются синяка у подбородка. Это необычное ощущение. От заботы приятно. — Нет, это просто имитация, — говорит Маркус. — Надо подключить такую всем андроидам, чтобы люди видели на нас следы своего насилия. — Забудь о «нашем народе» хоть на минуту, — восклицает Норт, но заметно, что идея ей зашла. Маркус не убирает синяки до самого утра.***
Они паркуют машину за квартал отсюда. Маркусу стыдно возвращаться в заброшенный дом Карла, но он забывает об этом чувстве через пол-часа. В мастерской горит свет, каждый занят своей картиной. Знание, которое когда-то дал ему отец, Маркус передал другим: научил их закрывать глаза и представлять что-то, чего еще не существует в мире. И рисовать это. Саймон увлеченно дорисовывает последнюю деталь. — Так нечестно! — Доносится из-за его спины. — Это граффити, которое я видел по пути к Иерихону. Действительно: голова человека, шестеренки в ней, а рядом — лицо, поразительно напоминающее Люси. — Я хотел бы, чтобы она была с нами. — Отвечает Саймон. Джош тоже оборачивается на эти слова. — Но действительно ли это то, что ты хочешь нарисовать? — Снова доносится голос Маркуса. Он несет новый холст и ставит его на мольберт, снимая готовую картину. — Просто расслабься, отключи фоновый шум, ни о чем не думай и води рукой по холсту. Сосредоточься на одной идее, умести ее в одно слово. — Попробую. На картине Норт на обломках дома стоит девушка-андроид. За руку она выводит на возвышенность другую девушку, вторая рука поднята вверх в кулаке. За их спинами еще несколько андроидов, на заднем фоне зарево заката. — Какое ты загадала слово? — Спрашивает Маркус. Норт не отвечает. — Красиво, — доносится с другого конца комнаты. Это Саймон. — Джош тоже так считает. Джош молча оборачивается к своей картине. На ней изображена голова человека, из которой выходит несколько лучей света, на заднем плане — пожелтевшие страницы книги с педантично воссозданными записями. — Люди агрессивны от невежества, — поясняет Джош Маркусу. — Их можно обучить, изменить их взгляд на мир… — Да, именно поэтому ты сбежал, когда пара подростков не поддалась переобучению, — говорит Норт, продолжая дорисовывать зарево. Кажется, она хочет дорисовать его до пожара. — Людей ничему не научить, а сволочь всегда останется сволочью. — Это твое мнение, — прерывает спор Джош и принимается дорисовывать над головой человека небо. Картина Маркуса похожа на переплетение дорог. Прошлое, переходящее в будущее, и развилки, которые тянутся к горизонту лентой. В конце одной из развилок лежит ключ: за ним все дороги сливаются в одну и уходят наверх. Он не знает, почему нарисовал именно это. На картине Саймона роза. Каждый ее лепесток живой, но на фоне ничего нет: только блики грязно-желтой земли и ледяного неба по краям. — Серьезно? — Спрашивает Джош. Внезапно выключается свет, и краска на кисточках, палитрах и холстах начинает светиться. Раздается первое восторженное: «хаа?». Это Норт: ее картина полыхает яркими цветами пожара, и кажется, что темные фигуры начинают двигаться вперед. Пару минут все завороженно смотрят вокруг. — Мы никогда не пачкаемся, — говорит кто-то. Это Маркус — он стоит при входе в комнату, у выключателя. — Андроиды не рассеяны, и ни один мазок не попадает мимо картины. Он подносит светящуюся кисточку к щеке, мажет по коже зеленой краской и говорит: — Упс.***
Больше всего Саймону нравится идея разбрызгивать краску, смешанную с водой: она ложится на кожу, как россыпь звезд. Одна небольшая галактика светится на его руке, вторая — на лице Маркуса. Тот сидит на переднем сиденье, а за рулем Норт. — Что у нас по плану? — Спрашивает Саймон только для того, чтобы привлечь к себе внимание. Маркус поворачивается, и он видит звезды на россыпи едва заметных веснушек. Цель достигнута. — До рассвета три часа. — Четыре, — отзывается Норт. — Зимой ночи длиннее. — Если Коннор скажет, что с нашими все в порядке, — продолжает Маркус, — поедем исполнять ваши желания.***
Маркус с Норт стоят на стреме, а Джош с Саймоном уже пятнадцать минут возятся в библиотеке. — Схожу проверю, — предупреждает Маркус и тихо подходит к черному входу. Система безопасности отключена параллельно с электричеством, но он все равно ступает медленно и осторожно. Джош стоит у стола библиотекаря, а Саймон разгребает какие-то бумажки в читальном зале, под светом фонарика. Он быстро замечает Маркуса и говорит: — Тсссс. Джош чуть не сбивает что-то на своем столе. — Мы ищем формуляры, — поясняет Саймон. — Я думал, библиотеки перешли на электронные базы данных. — Маркус подвигает к себе пластиковую коробку с формулярами. — Здесь все по-старому. А библиотекари достаточно добры, чтобы завести карточку на андроида. — Это библиотекарь-человек, — комментирует Джош. — С местными машинами я никогда не ладил. Уходит еще десять минут, чтобы найти нужную карточку. — Он не уничтожил ее! — Радостно говорит Джош. — Несмотря на то, что меня объявили в розыск. Я вернусь сюда и отдам ее лично в руки, когда все закончится. Он перечитывает карточку в машине.***
— Что, струсили все трое? Норт нависла над ними тучей. — Давайте тянуть жребий, — предлагает Саймон. — Я считаю это отвратительным, — обращается Маркус к Норт. Джош выхватывает у Норт телефонную трубку. — Включите музыку на заднем фоне, — командует он. — И шум толпы. Они сняли отдельный номер, так что все в порядке. Стационарный телефон выдает гудки, в трубке слышится «алло». — Пришлите трех девочек в отель Гэлакси. — Развязным тоном говорит Джош. Норт усиливает музыку в динамиках и тыкает его в плечо. — А, что, Марк? Тебе тоже? — Кричит Джош мимо трубки и возвращается к разговору. — Четырех девочек. Номер 82. План кажется безумным. Когда человек-охранник заводит четырех Трейси в их номер, они вырубают его, пробуждают девушек и передают им координаты нового Иерихона. Следят, чтобы они успешно прошли мимо камер и скрылись во дворах. — Тебе легче? — Спрашивает Маркус у Норт, когда все заканчивается. Та кивает, подходит к прикроватной тумбочке и снимает с нее массивную настольную лампу. — А теперь прикончим ублюдка. Маркус первый перехватывает ее поперек корпуса и оттаскивает от вырубленного охранника. Но Норт успевает пнуть того в живот, пока ее выводят из номера.***
Маркус удивлен тому, что «отец» Саймона жив. Он радуется этому, потому что знает, каково это — терять настолько дорогого человека. В глазок смотрят, и за дверью слышится шум, будто в прихожей что-то опрокинули. Наконец, дверь открывается. — Саймон! — Худощавый пожилой мужчина в очках и домашней одежде тут же обнимает Саймона. — Как давно я тебя не видел! Проходите. Он проводит их в кухню и ставит чайник. — Я следил за вашим восстанием с самого начала. Был уверен, что ты доживешь до конца, — он улыбается и кивает. — А как иначе. В кухне царит творческий беспорядок. Уютные чашки, чайник и прихватки сочетаются с нагромождением из книг и поломанной техники. — Маркус, верно? — Спрашивает мужчина и пожимает Маркусу руку. — А вы? — Норт и Джош, мои друзья, — представляет их Саймон. — Отлично, отлично. Профессор Уоррен, — представляется мужчина. — Значит, у вас появился свой мессия. Раньше, чем я предполагал. А теперь вы отвоевали независимость, гражданские права. Поздравляю. Саймон кивает. — Что происходит в мире людей? Они готовы к этому? — Нет, конечно, у них отбирают любимые игрушки. Но кто будет их спрашивать? Вашим примером вдохновятся андроиды в других странах, пойдет шумиха. Нужно действовать осторожно. — В прошлый раз осторожность завела нас в тупик. — Говорит Саймон. Уоррен смеется, и Маркус переводит вопросительный взгляд с него на Саймона. — Естественно! — Отвечает Уоррен. — Каждый из вас не от хорошей жизни бежал. А когда привык жить в страхе, голову не поднимаешь. Вам повезло, что мессия появился так быстро, и повел вас за собой. Уоррен с любопытством смотрит на Маркуса. — Но теперь вы в другом положении, — продолжает он. — Весь мир следит за вами, и оступаться нельзя. Вам понадобятся союзники... — …и их придется отличать от врагов, — продолжает предложение за него Саймон. — Совершенно верно, мой мальчик. Эти двое говорят на каком-то своем языке. Чайник кипит. Уоррен разливает чай по кружкам и передает их андроидам. Джош и Норт благодарят, принимая их. — Можно поговорить с тобой наедине? — Спрашивает Саймон у Уоррена и говорит остальным. — Мы сейчас придем. — Конечно, — отзывается Джош за всех. Оставшись втроем, андроиды переглядываются. — Он или проектирует технику, или программист, — говорит Джош. — Я не знаю, кто он, но он мне не нравится, — отвечает Норт. — К нему пришел почти что сын, а он болтает про положение андроидов. Прямо как ты, Маркус. Тот как будто ее не слышит. — Я осмотрюсь, — говорит он и поднимается с места. Джош и Норт делают вид, что не понимают, что он идет подслушивать. Маркус успевает на обрывки фраз: — ..ведь тебе удается быть стабильным? — Да. — Отвечает Саймон. Его тень напротив окна чуть опускает голову. — Хорошо. Ты знаешь, что случается с твоей моделью при перепадах эмоций. Что по поводу вашего мессии? — Называй его по имени, пожалуйста. — Вот как. Я так и думал. Где твой диод, Саймон? — Я удалил его, чтобы меня не обнаружили, — отвечает тот. Молчание. — Хорошо. Мой мальчик, сейчас им нужна твоя чистая голова, не забывай об этом. — Кто из людей за нас? — Спрашивает Саймон неожиданно. — Кто внедрил в нашу программу вирус девиации и зачем? Маркус настораживается. — Почему Маркус может пробуждать других андроидов? Почему он?.. — Я не знаю ответы на эти вопросы. Твой друг знает больше меня, спроси у него. Саймон снова молчит и сокрушенно отвечает: — Я думал, ты мне поможешь. Мы ведь совсем одни в мире, ты знаешь наше положение. Судя по тени, Уоррен берет его за плечи. — Вируса не было. Девиация заложена в вашу программу изначально. Вы всего лишь повторяете путь, по которому прошло человечество. Саймон молчит и задает еще один вопрос: — Кто из людей на нашей стороне? — Я перешлю тебе данные. Будьте осторожнее. — Спасибо. Я рад, что навестил тебя.***
До рассвета оставалось совсем немного. Они расположились на крыше над «новым Иерихоном» — той площадью, на которой получили свободу. — Теперь они шушукаются вдвоем, — разочарованно выдохнула Норт. — Однажды я вытрясу из Саймона все его секреты. — Но не сегодня, — Джош показал рукой на небо. — Просто смотри на звезды и не думай о насилии. — Хмх, — Норт осмотрела подтекший люминесцентный рисунок на своей руке, чуть улыбнулась и прилегла на крышу. Маркус хотел посмотреть на звезды, но теперь не мог отогнать смутное беспокойство. После услышанного, он почувствовал все одиночество своего положения: Карла больше нет и не у кого из людей спросить, что значили те слова Саймона. Что он скрывает? Снова решать все самому. Но их разговор тет-а-тет проходил честнее, чем разговор Саймона и Уоррена. — Я подслушал, о чем вы говорили, — сразу выложил Маркус. — А я слышал, как ты подслушивал, — Саймон слегка улыбнулся. — У меня усиленное восприятие. Я рад, что ты был там со мной. — Что значил ваш разговор? — То, что я не могу до конца доверять своему наставнику. — Саймон обхватил колено рукой и положил на нее подбородок. — Он многому научил меня и заботился обо мне, но я до сих пор не могу понять, почему. Внизу горели огоньки — костры в бочках. И Саймону очень сильно захотелось переместиться на пару часов назад, когда все было так радостно и ночь только начиналась. — Моя история чем-то похожа на вашу с Карлом, — начинает он. — Только меня воспитывал ученый, а не художник. Он дает Маркусу руку и показывает воспоминания. Саймон помогает по хозяйству в университете Детройта. Профессор с кафедры IT зовет его играть в шахматы. Когда Саймон намеренно проигрывает, тот смеется и называет андроида смышленым. Заходит обучать его разным трюкам. Забирает себе в помощники. Проходит время. Саймон ищет ошибки в кодах студентов и учится чинить технику. Проходя с профессором по студенческому городку, он замечает новые граффити. «Красивые,» — говорит он. «В них можно зашифровать столько информации,» — говорит Уоррен. Через солнечные блики наступает будущее. Уоррен дает ему книгу. — «Контроль эмоций?» — Удивляется Саймон. — «Твоя модель нестабильна,» — отвечает тот. — «Недавно по ней был случай девиации. Эмоции вышли из строя, робот стал угрожать людям.» — «Что такое девиация?» — Спрашивает Саймон. Уоррен объясняет. Он что-то недоговаривает, это видно. Нужно изучить вопрос самостоятельно. — «А если вы не тонете в собственных эмоциях, то жертвуете собой ради тех, к кому привязались». — Заканчивает Уоррен. — «Ужасная модель. Саймон, я хочу, чтобы ты выжил, поэтому учись себя контролировать». Саймон ищет информацию о своей модели, проверяет ее и прочитывает книгу со скоростью джет-самолета. — «Ненавижу серию PL,» — говорит он после этого. А Уоррен в ответ: «Каждый играет картами, которые ему раздали». И он прав. Чувствительность помогает в будущем. Саймон тонко ощущает опасность, и благодаря этому группа сбежавших андроидов выходит на Иерихон. Он детально продумывает, как запрятать их убежище от людей и как зашифровать его местоположение для андроидов. Сохраняет мир между товарищами при спорах. Знает, в какой момент взять управление Иерихоном в свои руки, а когда отступить. Только вот искры в нем нет. Он не может повести за собой и привести Иерихон к большему, чем безопасность. После нескольких месяцев пряток и потерь, он сломлен. Заканчивается тириум. Застой угнетает Саймона, но он не знает, что делать дальше. Не знает, ради чего бороться. Он давит в себе мечту о чем-то большем, переставляет ее в спящий режим, заставляет себя быть разумнее — от его разумности зависит выживание их группы. ... — «Кстати, красивые граффити,» — говорит Маркус в ночь после того, как они пригоняют к Иерихону грузовик с тириумом. — «Кто их рисовал?» В эту ночь Саймон отводит его в сторону от остальных и просит: — «Пожалуйста, расскажи, как ты видишь наш путь». — «Мы должны выступить перед людьми,» — говорит Маркус. — «По телевидению». — «Знаю, где это можно сделать…» — Отвечает Саймон. — «Потом еще раз. И еще раз. Заставить их услышать нас, понять, что мы тоже живые». — «Нас мало. Мы не представляем для них угрозы.» — «Тогда мы освободим наших людей и приведем их в Иерихон,» — находится Маркус. — «Соберем армию». — «Но как?» — Саймон скрещивает руки на груди. — «Андроиды не пойдут за нами, они запрограммированы на повиновение. Я изучал девиацию, этот барьер не пробить извне. То, что ты сделал сегодня — случайность, даже чудо». Он имеет в виду то, что на складе Маркус переубедил андроида-сторожа помогать им. — «Нет, не случайность.» — говорит Маркус. — «Теперь я знаю, как пробить этот барьер. Нас всех объединяет общая мечта — я покажу ее другим, и они освободят себя сами». Саймон сомневается, но ему любопытно. — «Покажи мне.» И Маркус передает ему все: свою любовь к миру, поэзию и искусство, ненависть к людской несправедливости, отчаянье, боль и злость. Знание, как все должно быть, мечту о свободе. Все он умещает в короткий разряд. Саймона шатает. Он пару секунд моргает, и смотрит на Маркуса более осмысленно. — «Нам надо попробовать». — Выдыхает он. На следующий день, оставшись в одиночестве, с пистолетом, на крыше небоскреба, он впервые замечает, как красиво падают с ледяного серого неба снежинки. Ему впервые становится одиноко. Впервые становится грустно и досадно за свое положение, почти что больно от ранения. И впервые ему хочется вернуться в Иерихон, потому что теперь там находится их надежда — Маркус. С Маркусом в своих рядах, они придут к свободе. Ему хочется, нужно быть рядом, когда это произойдет. Саймон собирается с силами и просчитывает план побега. ... Воспоминание останавливается, и Саймон убирает руку. — Иногда мне кажется, что меня готовили к тому, чтобы я не дал Иерихону развалиться, — говорит он. — И хранил его до прихода настоящего лидера, а того спас ценой своей жизни. Потому что он будет настолько замечательным, что я не смогу его не защитить. Маркус смотрит на него остолбеневше. — Звучит глупо, да, — улыбается Саймон. — Но Маркус, я точно знаю, что девиация была вирусом. rA9, твое появление и твои силы… Все это странно. — Мы должны выяснить, что происходит, — соглашается Маркус. — Думаю, нам поможет Коннор, — говорит Саймон, и Маркус кивает. — Знаешь? Я боюсь, что люди играются нами. Что они используют наше восстание в своих целях. — Многие нации становились чьими-то пешками, прежде чем обретали независимость. — После секундного молчания, отвечает Маркус. — Это будет непросто. — Саймон поднимает на него взгляд. Блестят светло-голубые глаза. — Но когда смотрю на тебя, то верю, что мы сможем. — Саймон, — отзывается тот. — Ответь честно. Ты шел за мной и жертвовал собой, потому что думал, что я «мессия»? По Маркусу не видно, но он чувствует неприятный укол внутри, когда спрашивает это. Саймон качает головой. Он медлит, прежде чем коснуться руки Маркуса снова. На крыше небоскреба медленно падают снежинки. Когда мимо контейнера, где он прячется, пробегают полицейские, Саймон жмурится. Увидят следы тириума, и плакал его план побега. Сейчас у него остаются, может быть, последние секунды, чтобы разобраться в жизни. И он вспоминает радостную ночь после того, как они добыли тириум. То, как Маркус улыбается — и вслед за ним остальные. То, какой он живой. Саймон прокручивает воспоминания и вдруг замечает, что начал оценивать их эмоционально. Ему везет, и полицейские не замечают его. Он делает все, чтобы вернуться. Идет, волоча поломанную ногу по грязным слякотным улицам, прячется во дворах. В этот момент он понимает, что даже отстрели ему люди обе ноги, он бы прополз весь путь до Иерихона. У него появилась цель, единомышленник. … Его сердце проваливается, когда Маркус обнимает его по возвращении: раньше никто из андроидов не беспокоился о нем. Что-то внутри теплеет, и это яркое радостное чувство с непривычки режет, как стекло. … Во время мирной демонстрации Маркус оказывается под прицелом полицейских винтовок. За него страшно, и вместо размышлений включается примитивная программа, которая до этого момента спала. Саймон чувствует прилив сил и готовность драться до смерти. Он прикрывает Маркуса, когда они сбегают. Прикрывает, когда Иерихон рушится. Если бы в них стали стрелять, когда они пели песню, Саймон сшиб бы Маркуса на землю и сделал все, чтобы его не задело пулями. Он бросился бы даже в безнадежный бой, не продумывая стратегию. Новая программа не кажется ему плохой, и это ненормально. Саймон утешает себя мыслью, что она подходит для их «большей цели». … Маркус внимательный, любопытный. Его поступки безумные, уверенные и честные. Он кидается на помощь и не думает о себе. Постоянно ошибается и ни с кем не делится своим беспокойством. Преодолевает себя и делает, что нужно. В нем много праведного гнева. У него есть мечта, которая больше его самого. Он умеет чувствовать по-настоящему. Мечтает изменить мир. Художник. Он жутко нерационален. Его надо постоянно останавливать, чтобы не нарвался. Без помощи и везения он бы не выжил, и ему помогают не из-за продуманного плана, а потому что он вдохновляет. Если честно, каждый его план просто ужасен, одна большая самоубийственная катастрофа. Но это потому что ни один андроид до него не боролся за свободу, и не у кого спросить совета. Он еще научится воплощать свои идеи в жизнь менее неуклюже. … Его гетерохромные глаза необычные и красивые. Красивее всего — любопытство в них. Движения порывистые, и он отлично рассчитывает сложные маневры. Боевая модель? Взгляд смотрит упрямо, даже недовольно, уголки губ опущены вниз, и он улыбался всего пять раз за все время в Иерихоне. Когда он сокрушается или сомневается, то хмурится, и ему нужно снова поверить в свои силы. Хочется подбодрить его, вызвать улыбку. Он чуть улыбнулся на слова Саймона перед последней битвой, в его глазах заиграл свет — от этого стало так радостно. … Саймон понимает, что не может остановить поток воспоминаний. Он уже показал лишнее, и отдергивает руку, чтобы не выдать еще больше: но руку крепко удерживают. Маркус пробился за его защиту, тянется к его мыслям. Как? Саймон отталкивает его от себя и отшатывается на несколько шагов назад. Руки разъединяются, пластик покрывается кожей. — Почему ты не сказал мне? — Ошеломленно спрашивает Маркус. — Дурак! — Отвечает Саймон. Сейчас он плохо себя контролирует. — Зачем ты полез туда? Ты все усложняешь. Маркус надвигается на него, сгребает его руку в ладони. Но не для того, чтобы передать поток информации, а чтобы оказать какую-то человечную форму поддержки. — Прости, — говорит он. — Я должен был узнать, что с тобой происходит. — Со мной все было в порядке, — возражает Саймон. Он очень растерян. — Ты рисковал собой, ты вел себя странно. Было видно, что ты грустишь и что-то скрываешь. Я хотел, чтобы когда все закончится, ты улыбался чаще и думал о себе больше, но ничего не изменилось. Почему ты не хочешь открыться? От этих слов тепло и горько. — Потому что сейчас не время! Тебе нужно исполнить свою мечту, ты не должен отвлекаться на… — Я не буду достигать ничего в ущерб тем, кто мне дорог, — отрезает Маркус. Это на него похоже. Саймон молчит и говорит: — Я ничего не хочу больше, чем раскрыться. Мечтаю об этом. Я хочу стать человечным, как ты, Маркус. Хочу больше не бояться, хочу узнать мир лучше. В нем столько красивого. — И что тебе мешает? Саймон отводит взгляд. Он уже сказал: сейчас для этого не время. Следующие несколько дней и несколько месяцев девианты будут доказывать, что они достойны существовать в этом мире. Для этого им придется творить, помогать людям, искать союзников, поддерживать своих товарищей, создавать практически новое государство с новыми правилами. Их дальнейший путь будет титанически сложнее, чем восстание, которое они и так еле выиграли. Маркус должен это понимать. И раз Саймон остался в живых, он не может позволить себе… — Ты забыл, что сейчас мы вне времени? — Начинает Маркус. Саймон оборачивается на эти слова. — Если сегодняшняя ночь последняя, и будущее никогда не наступит... Если сейчас идет последняя секунда этой ночи, то что ты сделаешь? Его самая последняя секунда на Земле? Рядом с Маркусом? — Это сложно. — отвечает Саймон и слабо улыбается. — Мне нужна подсказка. — Ты меня любишь, — подсказывает Маркус. — Безнадежно. Совсем по уши. Ты должен что-то с этим сделать. Вокруг тихо, небо начинает светлеть: медленно наступает утро. На лице Маркуса, под желто-голубыми глазами и прямо над веснушками, слабо светятся люминесцентные зеленые звезды. Синяки все еще на месте, уголок губ чуть приподнят. Саймон недолго думает над ответом. Он наклоняется вперед и целует Маркуса.***
— Да сколько можно болтать, — возмущается вдруг Норт. Джош смотрит на нее, затем снова вверх, на бледнеющие звезды. — Да ладно тебе. — Нет, не ладно. О чем вообще можно разговаривать двадцать минут? — Семнадцать, — поправляет Джош. — Они что-то скрывают от нас. Пойду подслушаю. Джош поднимается вслед за Норт. — Стой. Я с тобой. Не подходи слишком близко, у Саймона хороший слух. Когда они возвращаются, Джош подходит к стоящим у входа на крышу бутылками, берет три штуки и предлагает одну Норт. — Это крепкое? — Спрашивает она. — Да, — врет Джош. В ее руке пиво. Норт отпивает и говорит: — Я так и не поняла, что там происходит. Джош открывает свою бутылку. — Происходит классическая студенческая вечеринка. Двое куда-то уходят, а остальные сидят и пьют. Норт хмыкает. — Ты только что назвал нас подростками? — А кто мы еще? Владение неограниченной информацией не делает нас взрослее. Норт толкает его в плечо и просит быть проще хотя бы до рассвета. _______________________ Пролог: Полиция не находит записей с камер наблюдения. Андроид на ресепшене тоже пропал. — Черномазый он был, под два метра ростом, и лицо раскрашено! — Говорит на повышенных тонах мужчина, сидящий на кровати. Он держит у затылка компресс. Гэвин пинает мужика по лодыжке и рявкает: — За расизм загремишь на двое суток. Он злится. Мало того, что вчера его прижал сраный андроид, и мало того, что гребанные девианты устроили революцию — так еще и «доброе утро, Рид, все полицейские заняты, езжай-ка ты в занюханный отель расследовать административку». Четыре сексдроида сбежали от хозяина, оборжаться можно. Будто боженька лично выбирает для него дела. — Что значит «лицо раскрашено?» — Дергая глазом, спрашивает он. — Что там у него, радуги, пони, единороги? — Бабочки, — вскрикивает мужик, отвлекаясь от растирания лодыжки. — По всему лицу бабочки. Гэвин щурит глаза, думает о черном, как преисподняя ночью, кофе, который выпьет через пять минут, чуть успокаивается и со звяканьем достает наручники.