Рискнуть на поцелуй

      — Нанао-кун, а Кайто-кун с кем-нибудь встречается?       Мияко умела удивлять — неужели она запала на Каччана? Так вот и переманит он себе его главных фанаток, и Нанао картинно добавил в голос трагических ноток:       — Мияко-чан, я больше не смогу рассчитывать на твою любовь? Вот же Каччану повезло, а.       — Да, повезло, но не со мной, правда, Кей-чан?       Нанао снова спохватился, что забыл про её тихую незаметную подружку, единственный шум от которой во время большой перемены — шелест книжных страниц. Да, повезло, повезло… Повезло этому пугливому тихому и серьёзному созданию, что хитрости у него хватит и на себя, и на Каччана.       — Повезло ему давно, мои хорошие, поэтому — без шансов.       — Правда? Эх, вот же жалко, — вздохнула Мияко, а Кей только поджала молчаливо губы и отвела взгляд. Нанао не стыдно за маленькую ложь, он ведь всего лишь избавил девушку от неприятного хмурого игнорирования, которым Каччан владеет в совершенстве. Да и не так уж он соврал. Каччану повезло, у Каччана так же, как и у него самого, есть отдушина в виде кюдо, которое пусть и забирает все силы, но дарит такие радость и трепет, что ни сравнятся ни с чем.       Но даже кюдо не справляется с едким любопытством Нанао, которое, как всегда, приходит без спроса и грызёт долго и с упорством. С Каччаном они знали друг о друга всё — ведь они не только друзья, но и двоюродные братья — частенько ночевали друг у друга, делали вместе домашние задания и пропадали в одном клубе кюдо. Куда уж ближе быть? А вот нет, несмотря на то, что Нанао всегда без остановки болтал о своём фан-клубе, где знал и ценил каждую свою поклонницу, Каччан всегда просто молчал. И, наверное, вряд ли даже вслушивался в его болтовню. Похоже, единственным в его взаимоотношениях с девушками было вечное раздражение на фанаток Нанао, которые умудрялись даже проникнуть на их тренировки в клубе. Правда, в последнее время сидели очень тихо — побаивались. Похоже, единственными девушками, к которым Каччан относился со всем уважением, были их напарницы по кюдо, но вряд ли причина в том, что они были симпатичными и умными девочками. Точно в том, что они были отличными лучницами. Но да — Нанао было чертовски любопытно.       — Знаешь, Каччан, а меня сегодня одна девушка спрашивала, есть ли у тебя кто-нибудь. Похоже, ты ей нравишься, — он решил не бродить долго вокруг, а спросить прямо в лоб. Каччан какое-то время хмуро сопел, смотря на него исподлобья и стискивая пальцами бедный конспект по математике.       — Учти, если ты задумал какое там двойное свидание…       — Даже и в голову не приходило, — усиленно замотал головой Нанао. — Знаю, что это не для тебя. Ты даже в хорошем настроении хмуришься так, что напугаешь любую девушку.       — Думаю, это лучше твоего вечного нездорового оптимизма, — пробурчал Каччан и снова уткнулся носом в конспект. Разговор о девушках чертовски не задавался, и Нанао обиженно насупился.       — Но ты же всё равно был на свидании, хоть одном и маленьком?       — Нанао, отстань. — Тебе так сложно сказать, что ли? Ты знаешь, сколько раз меня о тебе уже расспрашивали? Так что даже со своей хмурой мордой ты всё равно нравишься девчонкам. Ну, а почему нет — высокий, спортсмен, серьёзный вроде как… — Нанао, что тебе надо от меня? — не выдержал Каччан, захлопывая конспект, и он весело улыбнулся:       — Ну, мы с тобой почему-то никогда это не обсуждаем.       — Да, не обсуждаем, потому что ты вечно болтаешь о своих фанатках, и этого хватает за нас двоих.       — Правда? Прости-прости. Я правда очень хочу узнать и о тебе. Может, мне интересно, с какой девочкой был твой первый поцелуй. Или куда ты всё-таки любишь ходить на свидания? Вдруг я буду таким Купидоном и устрою твою личную жизнь? По загорелым людям всегда сложно понять, покраснели ли они, но Нанао знал Каччана действительно очень давно, поэтому лёгкий румянец всё равно разглядел и разгадал:       — О, или у тебя ещё не было первого поцелуя, Каччан?       — Нанао, — раздражённо протянул по слогам Каччан, да, верный звоночек того, что он вот-вот сильно разозлится, но Нанао азартно решил идти до последнего:       — Ну, если что, я могу тебе что-нибудь подсказать… Эм, Каччан? — а вот теперь это вышло не так уверенно, больше походило на зашуганный писк, потому что когда Каччан хлопнул ладонями по столу и резко поднялся со стула. Точно разозлился. Сейчас от души стукнет его бедным конспектом. Ладно, Нанао готов признать, что заслужил.       Но Каччан просто молча обошёл стол, присел на пол рядом с ним, аккуратно развернул к себе за плечи и… поцеловал. Легко и просто прижался губами к губам, и Нанао, растерявшись, податливо приоткрыл рот, позволяя горячему языку настойчиво ткнуться меж зубов. И пусть Нанао много раз с тёплой улыбкой крал первые девичьи поцелуи, неловкие и сладкие от блеска для губ, совсем невинные, не больше незапоминающегося мимолётного прикосновения — сейчас Каччан неторопливо, но уверенно по крупицам сдавленных вздохов крал его уверенность в том, что всё он в поцелуях знал. Не знал. В таких поцелуях, от которых забываешь, что надо дышать, от которых жарко-жарко в низу живота и только и можешь, что беспомощно держаться за чужие плечи — в них он не знал ничего. Это и нравилось, и бесило, потому что впервые Нанао не контролировал чужой трепет и не вёл мягко к растерянному румянцу. Впервые он поддавался сам на грубоватую ласку, кипел от ощущения горячей ладони меж лопаток и кое-как собрал крупицы здравого упрямства, чтобы оттолкнуть Каччана от себя, уткнувшись ладонями ему в грудь. А тут же захотелось обнять его за шею, и Нанао помотал головой своим же собственным мыслям.       — Это… Знаешь, мне тут надо бежать, — подскочил он, чувствуя, как отчаянно сопротивлялись ватные непослушные ноги. Поэтому он бегло скинул тетради в сумку — и наверняка что-то забыл — и неловко замер у выхода, обернувшись через плечо. — Ну, я пойду…       Каччан только молча кивнул, смотря на него своим фирменным тяжёлым взглядом, и Нанао, резко развернувшись, кинулся в прихожую. Даже кроссовки толком не завязал, только на улице вспомнил о них, запнувшись о шнурок. Но до дома было всего ничего — до соседней улицы, и он так и поплелся туда в своих мыслях. Но дома, только спнув кроссовки, бегом помчался по лестнице к себе, даже не обернувшись на удивлённо выглянувшую из кухни мать. Но ему можно, он подросток, ему всего шестнадцать лет, ему можно запереться в своей комнаты и упасть на живот на кровать, зарывшись носом в подушку. Так ведь всегда думается легче? Но вместо мыслей в голове был только белый шум, а вот ощущения… Их было много, очень-очень много, что Нанао не мог понять, откуда же расползался по телу приятный жар. Вроде и губы горели памятью прикосновений, и меж лопаток тлел след ладони Каччана, и в паху приятной тяжестью ощущалось тепло. Да, ему всего шестнадцать лет, самое сложно время для непонятных ощущений и чувств, но что-то было ясно для Нанао на сто процентов в тот момент, когда он неловко скользнул ладонью себе в трусы и, задохнувшись жарким царапающим воздухом, боязливо сжал член — он попал, точнее, Каччан этим поцелуем попал во все мысли разом. ***       Минато — не самый резкий и решительный человек, когда дело касается взаимоотношений. Но его невысказанные вопросы легко разгадать, а Нанао было бы легче убедить себя, что поэтому он нервничал и не мог уже третий день подряд попасть в цель. Но нет — не легче. Недомолвки и взаимное молчание с Каччаном всегда были самым сложным для него. Всегда наполняли тревогой и неуверенностью, а неуверенность у лучника в сердце — это дрожь в руках и слабость в выстреле.       — Вы поссорились? — всё-таки решился и выдохнул Минато в небольшой перерыв, но Нанао только молча головой мотнул, прислоняя к стене лук. Не скажешь же, что всё дело в поцелуе, о котором только подумаешь — и сразу вспоминаешь, почему немного побаливала нижняя губа, ведь Каччан поцарапал её зубами, и этого было просто неловко. Как тут что-то сказать, как наладить сбившиеся настройки самоконтроля? Даже удивительно, что у самого Каччана половина стрел всё-таки прилетала в цель. Ему настолько всё равно? Ведь особым самообладанием он похвастаться никогда не мог. И обида грызла Нанао в компании всяких разных мыслей и воспоминаний, от которых уже гудела голова, но эти дни он всё равно оставался в клубе дольше всех, поломав традицию вместе с Каччаном возвращаться домой. Всего два дня так он привыкал к этому поломанному ритму, а уже хотелось взвыть и полезть на стену. Либо вцепиться Каччану в ворот и хорошо потрясти за то, что устроил этот эмоциональный бардак. Но Нанао держался, делал вид, что всё хорошо, и поэтому, наверное, и был тише и хмурее обычного. Да что там Минато — это точно заметили уже все.       Каччан же делал вид, что не замечал ничего. И сегодня тоже первым развернулся к выходу из зала, когда Масаки-сан объявил о конце тренировки и скользнул по задержавшемуся Нанао взглядом, но ничего не сказал. В этом он хороший тренер — он их всех считает уже взрослыми и держится в стороне до тех пор, пока они сами не попросят совета. Нанао же не знал, как попросить своего.       — Я ещё немного потренируюсь. Наверстаю за промахи этих двух дней.       — Не перестарайся только. Иногда в такие моменты, когда цель не даётся, надо подождать, подумать, привыкнуть. У тебя есть время, следующие отборочные ещё не скоро, поэтому ты можешь дать себе передышку, — Масаки-сан хлопнул его по плечу и вышел последним, так в зале и повисла вязкая тишина, которая словно оглушила, и Нанао в ней пропал, не слыша даже свист стрел.       Не слыша лёгких привычных шагов. Больше почувствовав, когда Каччан замер у него за спиной и обдал затылок тёплым дыханием. Выпущенная стрела улетела от мишени дальше всех других.       — Каччан, — только и выдохнул Нанао, не зная, что сказать. Хотелось развернуться к нему и прокричать, что он очень соскучился по нему за эту пару дней и вообще не знает, что делать и чувствовать, но все правильные слова тоже украла тишина зала, и самым громким в ней было дыхание Каччана, взбалмошное и неровное.       — Нанао, слушай… Не избегай меня, — выдохнул всё-таки он в его затылок и пробормотал совсем едва слышно: — Пожалуйста.       Так хотелось увидеть его лицо, и Нанао не выдержал, резко развернулся, легко поддал лбом по загорелому подбородку и поднял взгляд. Сразу впился им в приоткрытые обветренные губы и забыл обо всём. Вот бы их поцеловать.       — Поцеловать… — растерянно и в то же время жадно повторил Каччан, и Нанао понял, что произнёс это вслух.       — Да. Я очень хочу тебя поцеловать. Я всё думал об этом и…       И легче это сделать, приподнявшись на носках, чем договорить такие сложные и смущающие вещи. И сразу словно дышать и думать легче в тот же миг, когда Каччан обнял его, пристраивая горячую ладонь меж лопаток. Словно всё на место встало, так, как надо, и Нанао, улыбнувшись в ленивый и тёплый поцелуй, зарылся пальцами в тёмно-рыжие волосы на затылке.       — Я не умею говорить о таком, но я тебя всегда поцеловать хотел. И не смог удержаться. Решил рискнуть, подумал, вдруг ты за шутку примешь, а ты… Ты же ответил. И сбежал, — пробормотал Каччан чуть позже ему в скулу и прижался щекой — горячей-горячей.       — Как тут за шутку примешь, если ты меня целовал всерьёз, — проворчал Нанао. — Мне аж, ну… Ну ты понимаешь… Жарко мне стало. Очень. И всё равно на всё другое. Типа мы там парни или двоюродные братья. Я старался подумать об этом и каждый раз вспоминал, как ты меня начал целовать, и всё, как переклинивало. Что?       Каччан, немного отстранившись, смотрел на него во все глаза. И столько в его лице было жадной и непривычной нежности, что Нанао почувствовал, как запекло щёки.       Да, ради этого и правда стоило рискнуть. И он согласен рисковать снова и снова, приподнимаясь на носках и целуя жёсткие губы.       А завтра он рискнёт и точно попадёт в мишень. Ведь даже с этим горячим риском на двоих у него на душе нет тревоги — как всегда с Каччаном.