Просто признай

В лёгких так не хватает кислорода, который душит и без того мёртвое сердце. Мне вновь больно, словно в лёгкие медленно вливают кислоту. Острие ножа горячее и холодное одновременно, а улыбка такая живая и настоящая, что хочется громко вскрикнуть от изумления. Я не мог поверить, сейчас на меня смотрит та, в чьих глазах всегда снег, но снега сейчас в них нет. Там озёра лавы, которые оставляют ожоги на мягкой плоти, на душе, так желавшей взаимности. Прошу, подари мне последние минуты счастья… — Твоё последнее слово, Мегамо Сайко, — холодно чеканит она, медленно проворачивая ручку ножа. Я не могу терпеть, что каждое её слово доставляет сущую боль, ломающее хрупкие кости. Она никогда не скажет милую нелепость, она просто уйдёт из моей жизни, как туман в самую дождливую ночь. В ту самую ночь, когда впервые увидел. Такой пустой взгляд и полное равнодушие — всё, чем наградила. А я так ждал, когда губы дрогнут в тёплом мгновении. Даже зонтик не взяла, а ведь на улице шёл дождь. Я долго смотрел вслед, надеясь, что обернётся, что серые глаза вновь посмотрят на меня с таким хладнокровием, от которого тошнит, выворачивая кишки наружу. Нет, она даже не сказала «прощай»… А когда поползли слухи, что в академии начались массовые убийства, то не смог поверить, что всё это рук какой-то слабой девушки. Но каждый вечер, наполненным светом последнего солнца, я видел, как она несла огромные мешки с дурно пахнущим содержимым. Почему же не остановил? Почему?! Внутри что-то жгло при виде неё каждый раз, как только видел. Но я же лицо компании, мне нельзя себе позволять чувствовать и ощущать что-то, кроме ответственности и долга. И мой долг состоял в том, чтобы защищать студентов. Поэтому я пошёл на такие меры, как установка камер и металлоискателей. Но я не хотел, чтобы она загремела за решётку. Аяно должна быть счастлива. Это мой долг, как главы Студенческого Совета. Ночью мне было не до сна. Я всё думал о ней и не понимал, что происходит. — Просто признай, — насмешливо говорила младшая сестра, — что в душе твоей растёт роза, которая гниет у основания. Просто признай, что любишь. Я хотел бы признать, но не мог. Злился, когда влюблёнными глазами смотрела на «семпая» всей жизни. Почему я не могу быть семпаем?! Что в каком-то простом пареньке лучше, чем во мне?! Всячески старался, чтобы чаще была у методиста, у меня… Я просто хотел быть рядом. Неужели, многого прошу? Её холодные руки так прекрасны, как самая юная ветка сакуры. Нежная и изящная. И так хотелось держать эту сакуру у себя в ладони и не отпускать, но нельзя. Я же лицо компании… Её движения точны и молниеносны, будто всегда была предназначена для грязной работёнки. А такая расчётливость и смекалка. Я тайно восхищался, но и боялся. Наверное, меня можно назвать самым последним трусом, который только может существовать. Но мне не хотелось делать ей больно… Хотя, можно ли Аиши вообще сделать больно? Холодная, грубая кукла в руках судьбы, невидящая ничего, кроме жалкого мальчишки… Давай протянем друг другу руки, давай закроем глаза на секунду, давай мечтать только о хорошем, давай дышать небом. Но её улыбка так красива, когда она счастлива. Пожалуйста, подари мне эту улыбку, что оставляет на моих щеках солёный привкус. Позволь притронуться к мёртвой душе и оживить. Позволь быть твоим лекарством и исцелением. Просто позволь. — Я люблю тебя, — Аиши вздрагивает, на секунду ослабляя хватку. В её глазах блестит лёгкое замешательство. — Давай с тобой не слушать ветер, что сильно плачет слезами грусти. Мне очень больно его слушать песни, но главное, что мы вместе… — Ты лжёшь, — шипит девушка, резко выдернув нож из моей грудной клетки. Она ударила вновь, и вновь, пока кровь полностью не покрыла её бледную кожу цвета фарфора. Последний вздох, и глаза закрылись навсегда. *** Аяно расчленила труп юноши, спрятав конечности в футляр для контрабаса. Сожгла в мусоросжигателе, убрав все улики. Теперь семпай точно будет её, и никакой Мегамо Сайко не помешает совершить признание под раскидистой сакурой. Но последние слова, сказанные Сайко, заставляли ноги девушки подкашиваться, становятся ватными. Руки дрожали под ледяными струями воды. Действительно ли ей было нужно данное? — А с чего вообще такие вопросы? — спросила себя девушка, медленно идя к сакуре, под которой её уже ждал Таро-семпай. — Почему мне… горько? Я распахну любые двери, я подарю тебе ключи от счастья. Я покажу, и ты поверишь, что этот мир прекрасен… Аиши вздрогнула, обернувшись. Лёгкий ветер шептал слова, убивающие последние сомнения. Да, осознание пришло слишком поздно, но теперь осталось лишь признать ошибку, которая цепкими когтями захлопнулась в ловушку. Да, Аяно призналась юноше и получила положительный ответ. Она должна быть счастлива, но почему же так горько?.. Прошло достаточно много времени с того момента, но по сей день на могиле юноши лежат свежие лилий, склонившие голову близко к земле. И маленькая девочка, крепко держась за руку матери, с интересом рассматривает захоронение. А мать ничего не чувствует, кроме горести свинца на языке. — Прости, Мегамо… — по щеке женщины бежит слеза, которую быстро смахивает невидимая рука. — Прощаю, — шепчет ветер, лаская кроны деревьев, — я прощаю тебя, Аяно Аиши. Серые глаза смотрят в бездну неба, где начинают скапливаться звёзды. Они такого же цвета, как и глаза Сайко. Глупые вестники грусти, медленно пожирающие бездушное пространство в груди Аяно. Она верит, она ждёт, она любит… Или это только иллюзия?