Когда разлюбишь, не забудь позвонить — поговорим
Что значит любовь для демона? Да ничего, её просто нет, и это правда. Нет просто потому, что связь душ, сущности, тела — не любовь вовсе, это нечто намного сильнее, глубже, сложнее, но в то же время проще и легче, ведь это чувство и состояние естественное, на клеточном уровне. Знаете, говорят, что ёкай — энергия, наделяющая живое и неживое какими-то выдающимися, не свойственными обычному созданию бога, способностями. Так вот это правда. Но этот дар или, может, проклятие не есть только сверхъестественные потусторонние силы. Именно это — контакт двух существ, это тот утерянный смысл слова ёкай. Такого понятия как «разлюбить» в мире демонов не существует. Но вот понятие расставания — очень даже.Не приезжай, я не поверю глазам твоим
Говорят, что вся ненависть обитает и появляется на границах материи, там, где она переходит из одного состояния в другое. Это правда, на самом деле. Но вот живут все ёкаи в мире людей, своим существованием затыкая такие вот разломы материи. Разве это не помощь людям — охрана их самих от ужасов других реальностей? Плата за это небольшая — до десятка людей в декаду, при том, что богам требуется намного больше. Но боги — добро, демоны — зло, и это уже не изменить. Дайшо всегда на это фыркал громко, говорил что-то о стереотипах и предвзятости. Смешной такой в эти моменты был, по-детски недовольный. К сожалению, мне приходится говорить о самом родном мне существе на Оясиме в прошедшем времени.Такое нежное лето, наше первое лето с тобой. И все так просто, кофе и сигареты.
Мы познакомились, еще когда Токио был ещё небольшой деревушкой под названием Эдо на побережье залива. Я как сейчас помню — он был рыбаком в таком грубом льняном кимоно, грязном и пропахшем солью. Он был похож на ветер — морской и соленый, с горчинкой, переменчивый, но никому неподвластный. Он жил в трухлявой хижине на берегу, со стенами больше походившими на плохого образа частокол. Я же тогда работал в небольшом кормильном заведении: варил рис, делал супы и строгал редьку. Дайшо, подобно тому же самому ветру, ворвался в мою жизнь бесцеремонно и абсолютно внезапно. Тогда был сильный шторм на море: Сусаноо бушевал, пугая людей. Хозяйка того места, где я работал, читала уже молитву эдак восьмую, когда я решил выйти на улицу и все же посмотреть, что там происходит. Женщина хотела было меня остановить, но я был слишком упрям и юрок, чтобы простая смертная смогла со мной справиться. Почему я тогда вышел, я точно не знаю, но стопроцентно уверен, что не просто любопытство подтолкнуло меня на этот поступок, что в итоге изменил мою жизнь.И мы лежим раскалённые в темноте. И в черном небе летит твоя тень.
Море было отвратительного серо-зеленого гиблого цвета. Воздух пах тяжело: какой-то жухлой травой и змеиной чешуей. Глаза будто засыпало песком, небо было тучное и грозное. Боги на кого-то очень сильно злились. Через минут пять над водой мелькнул сизый хвост этого «кого-то». И, дай О-кунинуси мне сил, кто это мог быть, как не Дайшо. Я чувствовал давление на своей человеческой коже и людском облике — и сбросил его. Я медленно раскрыл крылья — ветер сносил меня, не давая устоять на месте — и я взмыл в плотную пелену влажного душного воздуха. Горло драло неистово, язык болтался во рту старой тряпкой, и мне казалось, что с меня оборвутся все перья, но я сопротивлялся стихии как мог и летел дальше прямо. Я услышал неистовый крик, рвавший мои чуткие барабанные перепонки. Голос был человеческий, и я насторожился ещё сильнее, если в этой ситуации можно было вообще таковое провернуть. Эпицентром этой стихии оказалась воронка очень странного вида. Вода тут будто была смешана с воздухом, была вязкой и скользкой. В воронке был Дайшо — он был в людском облике, что означало лишь то, что кто-то подавляет его силы. Моё здравомыслие тут же засосало в тот же водоворот, где барахтался Дайшо — я опрометчиво кинулся к нему, погружаясь в воду по пояс. Он смотрел на меня удивленно и подозрительно, и не будь он в смертельной опасности, я уверен, он бы отбивался от помощи чужака всеми силами. Но он протянул ко мне свои руки и силой оперся на мои плечи. Я упорно старался вытащить его, но ничего не получалось. Когда из-за волнения и усталости мой мозг полностью отказался сотрудничать с телом, я крикнул: — НУ СКОЛЬКО МОЖНО, СУСАНОО, УСПОКОЙСЯ! Дайшо посмотрел на меня, как на умалишенного, и дернулся. Ветер очень сильно вздернул меня вверх, да так, что чуть не повыдергивал мне все перья. А потом успокоился. Бог появился собственной персоной — в красивых расшитых одеждах и с высокомерным выражением лица. — Кто посмел так со мной говорить? — спросил он под раскаты грома. Я не нашелся, что ответить. Мы с Дайшо как-то очень беспомощно переглянулись. Сусаноо хитро ухмыльнулся и оценивающе нас оглядел. Божественный засранец. — Что он такого Вам сделал, Сусаноо-сама? Я просто хотел поинтересоваться, — слабо сказал я, приняв людской облик, и провалившись в воду по шею. Дайшо хмыкнул, явно забыв, где находится и с кем. Сусаноо рассмеялся. — Какой ты любопытный… — … Коноха — Без разницы. Мне вдруг стало жутко обидно. Дайшо чуть качнулся вперед, но сдержался. — Извините, Сусаноо-сама. Я искренне сожалею. — стелил я, стараясь скорее вылезти из конфликта и, заодно, из воды. — Охотно верю, — сказал бог и опять на нас уставился. Мне стало противно, — проваливайте, чтобы духу вашего тут не было. Бог исчез под свист ветра, Дайшо, очевидно, наконец расслабился, и силы начали его покидать — все же его сильно помотали. Я подхватил его на руки — он затравленно сузил глаза — и полетел обратно на сушу. Не знаю, зачем я это сказал тогда, но мой голос надломился, и я выдал: — Я уберегу тебя. Не знаю, слышал он меня или уже был в отключке, но лицо его расслабилось.Забудь обо всех, кто тебя целовал. Танцуй под мои слова.
Нам пришлось бежать из Эдо, дабы не навлечь на себя гнев бога снова. Дайшо мне так и не рассказал, чем он так разозлил Сусаноо — слишком он был скрытным. Но я выхаживал его. Он был слишком осторожным и слишком брезгливым, он часто злился в ответ на элементарные знаки внимания к его же здоровью. Чуть только восстановив силы, он встал с футона и пришел в заведение, где я работал (я снова устроился в некоторое подобие современной раменной). Он сел за стол, бледный и худой, заказал простейшую лапшу и подпер щеку рукой. Я подозревал, что платить за суп придется мне, ведь хижина Дайшо во время шторма была разрушена, да и у него в принципе за душой не было никаких вещей. Я подошел к столу и сел напротив. — Зачем ты здесь? — я вдруг взвился. Зачем он выполз из дома? Он уставился на меня тогда серьезно и внимательно. Мне захотелось съежится. — Ты Ао-саги-би? Я всегда хотел поохотиться с кем-то вроде тебя, — он закашлялся. — С кем-то вроде меня? — мои брови против воли подскочили, и я уставился на Дайшо в ответ. Я понимал, к чему он ведет, но не мог поверить, что он сам об этом говорит мне сейчас. — Ну, с тобой я имел в виду. — он вдруг замялся, — скоро Голод. А я хотел бы подготовиться к нему… с тобой. Дайшо замялся? Апокалипсис вроде не грозил, но я уверен, что где-то в параллельной вселенной он точно случился. — Я тоже не против, Дайшо, — он нахмурился. Я думаю, чтобы скрыть улыбку, — как только восстановишься до конца.Когда разлюбишь, не забудь мне прислать…
Через месяц была назначена охота. Последнюю неделю я не ходил на работу — вроде, болел. — Я думаю, нам стоит совершить Ритуал. — сказал тогда я, пытаясь по затылку Дайшо понять, как он собирается отреагировать. Получалось из рук вон плохо. — Зачем это? — ощетинился он, недовольно сверкнул глазами и опять отвернулся. — Исключительно в целях безопасности на охоте. Мы будем сильнее и насытимся лучше. — пытался успокоить его я. Не знаю, почему он так взъелся на мое предложение, скорее всего, просто смущался. Он не был дураком, понимал, что этот Ритуал — опровержение или доказательство того, о чем мы с ним пока не говорили. Он все еще стоял спиной ко мне, молча и чуть сгорбившись. Он чуть вздохнул, потом повернулся ко мне, и подошел ближе. Он потянул ко мне руку, и рукава его юкаты обнажили тонкие руки до локтя. Его кожа под светом тусклой лампы отливала зеленым и казалось слишком жесткой и гладкой. Дайшо чуть тронул центр моей ладони своими холодными пальцами. В противовес мне стало жарко. Морщинки на лбу Дайшо разгладились, взгляд просветлел. Он долго не убирал руку, а потом вдруг сказал: — Нам нужно место с азалиями.… цветы
На третью ночь мы стояли посреди фиолетовых зарослей. На Дайшо было надето сине-зеленое кэйкоги, на мне — красно-оранжевое. Небо было на пару тонов темнее сиреневых азалий, глубокое и задумчивое, точь-в-точь как Дайшо в ту самую секунду. Я невольно залюбовался его высоким и тонким, но сильным силуэтом. Он стоял неподвижно около получаса, пока небо неумолимо темнело, а богиня Цукиёмо перебирала своими тонкими пальчиками палитру цветов от нежно-фиолетового до угольно-черного. Потом Дайшо наклонился, подцепил ломкий стебель цветка, надломил и опять поднял глаза к небосводу. Он подошел ко мне уверенно, без стеснения смахнул мою челку с глаз и сорванный им цветок затерялся где-то в моих волосах. И отвернулся.Я так люблю, когда мне даришь их только ты.
Среди этого сиреневого моря он казался неприступной скалой, о чьи скалы я в итоге разбился. Тогда мое демоническое нутро крикнуло мне — моё. Вдалеке начал куриться вулкан, а порыв свежего ветра голосом Сусаноо шепнул мне: бери. Я не собирался упускать шанс.Такое нежное лето, наше первое лето с тобой. И все так просто, кофе и сигареты.
Мы пили ритуальный отвар из азалий, предварительно добавив туда по капле своей крови. Дайшо облизал губы раздвоенным языком, а мои глаза вспыхнули золотом. По мере увеличения количества выпитого зелья, энергия ёкай сгущалась вокруг нас. Темная ночь становилась ещё темнее. Дайшо положил свою холодную ладонь мне на сердце, принимая свою истинную форму Хэби. Я коснулся его чешуйчатого лица своей ладонью с длинными птичьими когтями. За моей спиной огнем вспыхнули крылья, перья-языки метались в возбуждении белыми вспышками. Все наши чувства были обострены — вкус крови распалил наши охотничьи инстинкты. Охотились мы в данный момент лишь друг на друга.И мы лежим раскалённые в темноте. И в черном небе летит твоя тень.
Одежда с нас спала — мы стояли друг перед другом обнаженные и телом, и душами. Звезды потухли на небе. Но жесткая чешуя Дайшо светилась зеленым ядовитым пламенем. Мои перья горели алым испепеляющим костром. — Ао-саги-би Коноха, творение горячего огня и колючего света, да совершит твое естество единение с моим, — произнес клятвенную просьбу Дайшо. Ёкай во мне растекся по венам. — Хэби Дайшо, творение морозной воды и душного ветра, да совершит твое естество единение с мои, — прохрипел я. Острый кончик языка Дайшо уколол мои сухие и твердые губы. Я закрыл нас обоих своими крыльями — слишком это было сокровенно для хоть чьих-то глаз.Забудь обо всех, кто тебя целовал. Танцуй под мои слова.
Все наши последующие охоты, ради которых, собственно, затевался Ритуал, проходили на ура. Мы жили, охотились, сражались бок о бок не один век. Мы стали неразделимы — ёкай сплел наши души крепко и туго (уж точно не слабее того, как иногда связывал меня сам Дайшо). Цепи нашей демонической природы перестали быть для нас оковами — мы жили в свободе и раздолье, пережили не одну массовую охоту на таких, как мы. Но не смогли пройти через службу у основателя клана сёгуната.Человек, который сошел с ума.
И вот, наконец, причина того, почему я говорю о Дайшо в прошедшем времени. Мы были личными телохранителями Токугавы Иэясу. Завидное положение не пугало нас большим количеством врагов — выдающиеся силы были на нашей стороне. Но судьба, очевидно, была не с нами. Точнее, богиня удачи Бэнтэн и еще 6 богов благополучия. Умудрившись перейти им дорогу в одном сражении, когда мы отстаивали честь и права нашего господина перед самой Аматэрасу, я очень об этом пожалел в итоге. Все эти боги состояли в армии Аматэрасу. И они очень оскорбились из-за того, что нам, нечисти, такой великий человек, как наш господин, был благодарен в разы больше, чем им — богам. Такой глупый и не стоящий внимания факт в итоге послужил поводом к худшим временам моей жизни.Знает меня наизусть.
Дайшо был импульсивен и несдержан временами — высказал богам все что о них думал. Это его и сгубило. Он уже познавал на своей шкуре ярость бога — а здесь, представьте, сразу семь. Они подкараулили время, когда нас разлучили для задания — я отправился на Запад воевать в Китай, а Дайшо остался охранять Токугаву. Фукурокудзю — бог мудрых поступков — решил вершить справедливость. Он насильно обратил Дайшо в его истинную сущность прямо у подножия трона сёгуна.Видит меня насквозь
Когда я вернулся, Дайшо уже не было. Ни живого, ни мертвого. Я хотел мстить, я был в бешенстве и ярости, отчаянии и безутешности. Первая мысль в моей голове была: не уберег. Я не сдержал обещания. Сгоряча я вырезал всех богов счастья. Я больше не видел в них смысла — Дайшо нет, какое мне теперь счастье? Мне теперь даже жизни нет. Хоть и связь не угасала, но и не подавала виду, изводя меня мучительной неизвестностью. С каждым днем моя надежда угасала все стремительнее. Я стал отшельником, бродил по бренной земле Японии. Охотиться без Дайшо я тоже перестал, а значит и питаться. Силы покидали меня от века к веку. Когда я понял, что сам умираю от Голода, я приехал в Токио — туда, где мы когда-то с Дайшо познакомились. Город изменился за тысячи лет — шумный мегаполис не был похож на ту тихую деревушку, где я спас его. Тут мне пришла самая безысходная мысль, что посещала мою голову за тысячи лет жизни. На Золотую Неделю я принес Сусаноо 7 жертв и молился ему 7 дней в надежде на то, что тот мне поможет. Тогда я был уже одной ногой в Дзигоку. Таким слабым и обессиленным, в крохотной пустой квартире у Токийского залива нашел меня Дайшо.Даже при свете дня.
Он был напуган и счастлив одновременно. Он хотел было броситься ко мне, но тут же передумал, скрепя сердце отошел. Он тут же исчез, и я подумал, что это был мой предсмертный бред — последнее, что я хотел бы видеть в жизни. Но спустя, казалось, вечность я открыл глаза, чувствуя небывалый прилив сил — Дайшо держал меня за руки, красивое острое лицо его обливалось потом, а сам светился как тогда, при Ритуале. Выглядел он замученно, но все так же красиво, как несколько столетий назад. Я впервые улыбнулся. А потом я понял, что Дайшо сделал сейчас. Он передал мне часть своих сил и рухнул рядом на пол.Я шепчу, как тебе удалось?
И я опять выхаживал его, как тогда, в Эдо. Он уже не фыркал и не противился (только если для вида), смотрел на меня виновато, но с таким неистовым желанием и уверенностью, что я только его, что меня аж потряхивало. И в этот раз он рассказал мне все: что на самом деле тогда, при нашей первой встрече, он украл у Сусаноо его любимое подношение — угря, а я своими жертвами задобрил старую обиду. Что именно Сусаноо был тем, кто спас Дайшо. А тот на самом деле все эти годы был в небесном плену у богини Аматэрасу. Именно поэтому я не чувствовал связи. Мы не могли наговориться и насмотреться, но в то же время у нас не было сил ни разговаривать, ни, тем более, трогать друг друга. Хотя хотелось всего и сразу. Поэтому через неделю после Золотой Недели мы устроили грандиозную охоту — уехали в другую префектуру и чуть не выкосили там половину деревни. Но жизни людей тогда были не нашими проблемами — в любом случае, люди бы сами потом сожрали бы друг друга. Пусть это остается на плечах и совести богов — они же самые большие защитники и помощники человечества? Но никто нас не заметил — ведь все же люди очень похожи на ёкаев. Мы же, наконец, с новыми силами, единые друг с другом, накормившие свои демонические корни, были снова вместе.Как тебе удалось? Дождаться меня
И мы решили насытиться друг другом. Чуть закончилась наша охота — мы стали жертвами друг друга. Дайшо пускал мне яд по венам, цепляя острыми клыками мою пышущую шею, плечи и грудь. Я когтями выцарапывал руны и иероглифы на его жилистой красивой спине. А потом слизывал кровь узким птичьим языком. Дайшо был весь холодный, точеные будто из мрамора чешуйки приятным холодным металлом распарывали мою кипящую тонкую кожицу. Внутри я весь бурлил, моя огненная кровь, стекая, прожигала дыру в груди сладостно подставляющегося Дайшо с таким же успехом, как и дешевый ламинат на полу. Дайшо же, свежо обдувая морозом открытые раны, нависал и давил меня собой и своей энергией. Он душил меня не то своими длинными тонкими пальцами, не то ледяной водой, что заливал мне в легкие. Он запускал свои холодные ломкие кисти рук в мои раскаленные, гибкие, как разогретый добела металл, перья. От таких контрастов мы умирали оба.И мы лежим раскалённые в темноте. И в черном небе летит твоя тень
Со временем все становится на круги своя: охота, удовольствие, человеческая работа и вредные человеческие привычки, вроде курения у Дайшо и кофемании у меня. Все это, конечно, могло бы поменяться с веками. Но мы и наши узы — вот что никогда не поменяется. Потому что я мог бы годами, наверно, тереться дымящейся от ощущений щекой о его плоский живот, вынуждая его всего поджаться и нервно выдохнуть. А он мог бы столько же упираться своей ледяной ступней мне в основание крыльев, между лопаток, заставляя меня выгибаться дугой. Но знаете, что важнее? То, что мы и правда можем это делать, в нашей крохотной квартире у Токийского залива еще десятки веков. И пусть ёкаи обделены любовью и почитанием со стороны людей и ками. Пусть мы не знаем любви и всеобщего признания. Пусть нам нужно пройти огонь, воду и медные трубы, чтобы не говорить друг о друге в прошедшем времени. Все это стоит того, чтобы получить высшую награду — связь друг с другом душами и телами, самими сущностями. И слушать фырканье Дайшо по этому поводу, конечно. И я бы долго, наверно, философствовал на эту тему, если бы не Дайшо, переплетающий наши языки.Забудь обо всех, кто тебя целовал. Танцуй под мои слова.