Последнего идиота кусок

      — А теперь давай ещё раз, только на английском, а не… — Шнайзель задумчиво замолк.       — А не?       — А не на языке полусумасшедших технарей с планеты Нибиру.       Ллойд раздражённо взъерошил ему волосы. Принц поморщился, но головы не поднял.       — Да что тут может быть непонятного? Что такое электроны, ты понять способен? Атомы? Ионы? Заряд? Слово «полимер» ты хоть раз в жизни слышал? Я уже даже не заставляю тебя понимать, что это за, как ты выразился, «жуткая штука с крылышками», хотя у тебя странные ассоциации и это соединение обычно сравнивают с сэндвичем, но ты даже его название нормально запомнить не можешь!       Шнайзель кончил ошалело кивать, не особо задумываясь, чему он кивает, и Ллойд мягко припечатал его ладонью по лбу — да, не очень приятно, когда тебя бьют головой по животу.       — Я понимаю все эти слова по отдельности, и все остальные тоже понимаю. Но вместе — нет. Чудо моё, вот зачем ты начал пытаться объяснить мне, как это всё устроено, если я сначала не понял даже, что это будет. И жуткая штука с крылышками больше похожа на песочные часы, но это слишком хорошо звучит для того, как ты рассказывал.       — Потому что если ты поймёшь, как это будет устроено, ты сможешь понять, что это вообще будет.       Шнайзель помолчал немного, дописывая абзац письма, и ответил:       — Боюсь, мне для этого потребуется ещё одно высшее образование. Я не против, но сначала надо бы весь мир захватить, а потом уже можно будет на подобное отвлекаться. Давай ещё раз: объясни мне, пожалуйста, что именно ты хочешь создать и зачем оно будет нужно. Представь, что ты объясняешь это какому-нибудь идиоту.       Письмо было дописано и отправлено, и Шнайзель принялся корректировать присланный только что план боевых действий на Восточном фронте. Вообще-то этого можно было и не делать — Евросоюз медленно поедал сам себя в бесконечных внутренних конфликтах. Рядовые, офицеры, высшее командование, косые взгляды, трофеи, женщины, межнациональные различия, древние старые конфликты, от недавних до средневековых, отчаянье и агрессия. Сборная солянка со всех уголков Евросоюза в одной — каждой третьей — операции — точно не то, что стоило делать объединённому командованию. Усталость людей от бесконечной войны порождала на свет истинных чудовищ, и все прославленные европейские принципы трещали по швам вместе с шансами на победу.       Но принц не был бы ни принцем (живым, в смысле, принцем), ни премьер-министром и фактически единоличным правителем крупнейшего и мощнейшего в мире государства, если бы не любил во всём порядок. И если бы не любил всё хоть капельку, но контролировать.       Кроме Ллойда, да. Контролировать его на нужном уровне не получалось чисто технически. То есть, гуманитарно.       — Ты меня вообще слушаешь? — раздражённо спросил тот, вновь взъерошивая ему волосы, разве что теперь жёстче.       — Извини, задумался, — Шнайзель поймал его руку, задержал на своей голове и успокаивающе погладил. — Можно заново?       — О Господи…       — Пока нет, прости, — снова получить по башке захотелось.       — В общем, я хочу создать взрывчатку на основе синтезированного недавно исследовательским институтом Оттавы сверхзаряженного полимера…       — Ты объясняешь идиоту, — осторожно напомнил Шнайзель.       — Сейчас-то тебе что не понравилось?       — Ты так официально начал, что я уже успел испугаться.       — О Господи…       — Пока…       — Пока не начнёшь понимать всё, что я говорю, не будешь способен поддерживать со мной беседу и самостоятельно предлагать мне новые идеи, ты идиот. Или кто-нибудь похуже, если пожелаешь. Короче. Насинтезировали они там в Оттаве беленькую такую бурду, очень миленькую, бегают вокруг неё и радуются. Я хочу взять эту беленькую бурду, хотя я в шоке от того, что она не красненькая, это интересный тоже вопрос, но это точно стоит отложить до того момента, когда я смогу уже заниматься не войной или не только войной. Но, в общем, беру я эту беленькую бурду… — Шнайзеля пробрало на истерический ржач уже на третьем предложении, и Ллойду пришлось подождать, пока он отсмеётся. Недовольства его это, естественно, не убавляло. — Ты сам сказал объяснять как идиоту, вот я как идиоту и объясняю. И эта беленькая бурда очень сильно заряжена, я надеюсь, в восьмом классе ты ещё не спал, изображая глубокую задумчивость, и хотя бы о существовании этого слова помнишь. Там… а, точно, я ж идиоту это всё объясняю. Короче, я беру и делаю из этой бурды взрывчатку, и получается у меня сверхзаряженная взрывчатка, которая притягивается к любому веществу с… короче, к металлам. Дальше я могу сделать из этой беленькой бурды снаряд, начинающий притягиваться к металлической цели с достаточно большого расстояния, чтобы служить более дешёвым аналогом самонаводящихся ракет.       Шнайзель молчал, расслабленно постукивая пальцами по клавиатуре. План на экране ноутбука безмолвно вопиял, страдая от недостатка высочайшего внимания.       — Ты снова меня не слушал? — хмуро уточнил Ллойд, убирая руку с его головы. Руку поймали и вернули на место.       — Слушал я. Правда. Просто я не очень понимаю… а к металлическим предметам на земле оно не будет притягиваться?       — Это можно экранировать.       — Но враг ведь тоже может экранировать. И тогда твоя, хм, беленькая бурда будет полезна нам от силы пару месяцев.       Началось…       — Нет. Мы уже победим, а они всё ещё не догадаются.       — Ты слишком низко оцениваешь умственные способности противника.       — Да не поймут они! — Ллойд вырвал руку из захвата и треснул принца по лбу, впрочем, несильно.       — Почему это? — спокойно спросил тот, возвращая беглую руку на место.       — Ну оно же беленькое!       — Это принципиально?       — Ну должно же быть красненькое! Ну, то есть, после нитрования, будь оно красненькое, стало бы оранжево-бурым, но оно беленькое, и должно стать желтовато-бежевым. В Европе вообще нет специалистов, способных осознать такую прекрасную вещь, а Ракшата обязательно подумает о чём-то куда более сложном, а проверить, что это, не будет никакой возможности из-за огромного положительного заряда, если, конечно, им вообще попадётся в руки образец, а он не попадётся, потому что его транспортировка осложнится тем, что они не смогу его экранировать, даже если смогут не допустить взрыва… а, точно, я ж идиоту объясняю. Короче, Зеро будет тратить деньги непонятно на что, и всё будет хорошо, — радостно завершил Ллойд. Снова взъерошил Шнайзелю волосы и, подумав, добавил:       — А Ракшата будет страдать.       Знал же, куда давить, паршивец.       — Хорошо, — согласился принц, сражённый в большей степени последней фразой, чем всеми объяснениями перед ней, потому что из начала понял только то, что ничего не понял, а в красненьком, оранжево-буром (или какое оно там было?), беленьком и желтовато-бежевом банально запутался. — Только вот… а оно не разрядится? В полёте, то есть.       Ллойд заржал очень громко и совсем уж неприлично.       — Я что тебе до этого что объяснял? Ионы… я ж идиоту объясняю… короче, те частицы, которые там несут заряд, заперты и не могут выйти. Так понятно? Убрать с них положительный заряд можно, только если пихнуть туда достаточное количество электронов. При большом желании это сделать можно, но не тогда, когда выстрел уже произведён, а…       — Хватит, хватит, — взмолился Шнайзель. — Я уже понял.       — Что именно ты понял? — сомнения в голосе Ллойда хватило бы на уничтожение трёх Орденов Чёрных Рыцарей и пятнадцати Евросоюзов.       — Что ничего не понял. Но ты действительно объяснял как идиоту, так что ещё я понял, что я хуже идиота. Делай, что хочешь, пусть твоя Ракшата хоть вся целиком исстрадается.       Ллойд снова заржал.       Да уж. Необоснованная недоревность была определённо понятнее, чем какие-то там ионы с каким-то там зарядом в чём-то там зелёненьком… или оно было красненькое? А, беленькое.       — Хуже идиота? Да уж… а это как?       — Ну… хуже, — не понял Шнайзель.       — Нет, в смысле, как назвать того, кто хуже идиота. Объективно, в смысле, — всё бы им, учёным, странные вопросы задавать…       Принц хотел сказать, что они уже дошли до такого уровня отношений, что он не понимает даже заданного вопроса (Боже, что с людьми творит наука), но тут в дверь постучали. Через секунду к ним заглянул Канон, скользнул безучастным взглядом по живописной картине небывалой занятости премьер-министра и доложил, что генерал Бартли привёл сюда обыскавшуюся Ллойда мисс Круми, и сэра Куруруги тоже не забыл. Он лениво кивнул:       — Пусть войдут.       Канон исчез.       — Может, встанешь? — осторожно спросил Ллойд.       — Зачем?       В конце концов, как-то странно этот одиннадцатый на своё прямое начальство смотрел. Нет, он, конечно, рыцарь сестры и всё такое, но мало ли что. Пусть лучше знает, с чьим любовником дело имеет.       Импровизированный поисковый отряд вошёл в каюту, и Сесиль ожидаемо приняла самую грозную из возможных поз.       — А работать кто будет? — жёстко спросила она.       Сузаку за её спиной безмолвно страдал, не зная, как бы незаметно намекнуть о том, что Ллойду, конечно, сказать это стоило, но не тогда, когда Его Высочество также валяется прямо на нём в не шибко занятом виде и, что особенно неприятно, гораздо ближе, чем сам объект раздражения.       И нет, удивлён Сузаку не был.       Шнайзель тоже оценил момент, но лишь приподнял правую бровь, ненавязчиво, но выразительно.       — Я не вам, Ваше Высочество, — смущённо поправилась Сесиль.       — А я работаю, — нахально заявил Ллойд.       Вообще-то, он и правда работал, но над продумыванием своих новых сверхзаряженных ракет и возможности использования сверхзаряженных полимеров в строительстве найтмеров (и вообще того, что её можно было бы сделать), а над обработкой последних данных о новом оружии Ланселота. Кому он нужен?..       А Сесиль ещё обязательно про систему катапультирования талдычить будет… зачем, если без неё у Сузаку значительно выше эффективность?       — И как же это?       — Подушкой для Его Высочества.       У разъярённой девушки слов на это не нашлось.       — Слушай, Сесиль, — нахально продолжил Ллойд, — а как можно максимально объективно назвать человека, который хуже идиота?       — Последний идиот, — ответил Бартли.       — Идиота кусок, — ответил Сузаку.       — Подушка для Его Высочества! — заявила Сесиль. — Где проект системы катапультирования?       Она грозными шагами подошла поближе. Сузаку осторожно скользнул за ней — Ллойд расположился прямо на ковре, опираясь на край дивана головой и держа ноутбук на уровне груди. А на животе у него покоилась голова премьер-министра крупнейшего (и ужаснейшего) государства в мире, и если Ллойду оттоптать руку ещё было простительно, то ему — уж точно вряд ли. А Сесиль по невнимательности явно могла.       — Нет, так не пойдёт, — сказал Ллойд. — Надо выбрать что-то одно. Кусок идиота, конечно, звучит грубее, но обе позиции стоит аргументировать.       — Ну Ваше Высочество, ну сделайте вы с ним что-нибудь!       Шнайзель потянулся и осторожно погладил его по щеке костяшками пальцев, заправил прядь за ухо (Господи, спасибо за такого любовника — жутко мешала, а поправлять было лень), совершено бесстыдно обвёл губы по контуру и смущённо улыбнулся:       — Простите, мисс Круми, поцеловать не дотянусь, — шаловливый огонёк в его глазах мог бы заметить даже слепой.       — Но…       — Он работает, — уже чуть серьёзнее сказал Шнайзель. — А про идиота мне тоже интересно.       — Ну, — смущённо отозвался генерал Бартли, исключительно ради последней фразы принца, — идиотов в мире много, их число почти равняется числу людей на земле, — Шнайзель искренне понадеялся, что сейчас он не начнёт нести что-нибудь вроде «все, кроме Вашего Высочества», и не только потому, что подобного вида лесть выглядела бы исключительно безвкусно и довольно неприятно, а ещё и потому, что Ллойд тогда будет ржать над ним ещё неделю, — но с возрастом люди умнеют. — Неожиданный поворот. Впрочем, это же Бартли… — И поэтому последний родившийся идиот будет наибольшим идиотом из всех.       Шнайзель украдкой глянул на Сузаку и обнаружил, что в оценке умственных способностей и уровня развития логики генерала Бартли тот с ним согласен. Удивлённо-возмущённый парень немедленно возразил:       — Во-первых, если следовать вашему пониманию значения этой фразы, всё равно есть один значительный недочёт: что ни говори, а люди не равны, — нет, нет, только не заржать в голос, только не заржать в голос, только не заржать в голос… ржать перехотелось по причине больно стукнувшего по голове компьютера — Ллойд такой мантры про себя явно не повторял. Куруруги осознал, что именно только что ляпнул, и все присутствующие получили редкую возможность полюбоваться его пылающими ушами. Впрочем, когда смех утих, Шнайзеля виновато погладили по голове и все перестали друг на друга странно коситься, он всё же продолжил. — Кто-то рождается умнее, кто-то — глупее, некоторые отдельные личности с возрастом вообще не умнеют. — Сесиль красноречиво уставилась на Ллойда. Тот — на принца, последовав её примеру, — во-вторых, — продолжил Сузаку, — можно дать последнему идиоту другое определение — последний оставшийся в мире идиот. И в этом случае это звучит как что-то очень редкое, единственное в своём роде, что надо оберегать и исследовать, и это уже нельзя назвать негативной характеристикой! И это точно звучит лучше, чем простой идиот. А идиота кусок — это просто тупой кусок мяса идиота, который не думает вообще, так как не может. А идиот хоть о чём-то думает, пусть и идиотском.       — Тогда можно взять кусок любого человека, — возразил Бартли, уже, наверное, в четвёртый раз промакивая пот со лба. Эта идиотская дискуссия требовала от него неожиданно много умственных усилий.       Но ради Его Высочества можно бы и постараться… Если принц хочет поразвлечься — принц не может не поразвлечься!       — А если это мозг? Мы же не уточнили, какой кусок.       — Сузаку! — возмутилась Сесиль, наконец дождавшись паузы, чтобы вставить хоть слово. — Некоторые отдельные личности здесь могут сколько угодно сделать вид, что им нечего делать, но ты-то не должен им потакать!       — Но если последний идиот на земле остался последним, то все остальные идиоты с неё улетели, а значит, оказались умнее.       Логика генерала Бартли опять поразила величайшие умы современности.       — Генерал Бартли! — возмутилась проигнорированная Сесиль.       — Извините, можно немного потише, — попросил Сузаку. — Оказалось, у него зазвонил телефон. — Да… хорошо, Милли… да, приду… ага… Слушай, Милли, а можно я задам тебе один очень важный вопрос? Как ты думаешь, кто хуже: последний идиот или идиота кусок? И почему? — Ллойд снова не выдержал и сдавленно хрюкнул. — О, спасибо огромное! Пока! Ллойд заржал в голос.       — Это Милли Эшфорд?       — Да…       — И?       — Последнего идиота кусок, — гордо озвучил парень. — А дальше, если нужен ещё худший идиот, то последний кусок последнего идиота, а потом кусок последнего куска последнего идиота, и так до бесконечности. Или пока человек не начнёт этому соответствовать.       — Она гениальна! — радостно воскликнул Ллойд, в порыве чувств даже ударив Шнайзеля локтем. Впрочем, тут же погладил ударенное место и виновато улыбнулся.       — Как и всё простое, — мягко ответил тот.       — Работа, — снова попыталась напомнить Сесиль, решив, что весь этот идиотизм уже закончился. Разумеется, это неуместное замечание также было проигнорировано.       — А зачем всё это было? — осторожно спросил Сузаку.       — Да так… выясняли, кто я такой.       Возмущённый рёв генерала Бартли смешался с воплем Сесиль, которой тоже всё это окончательно надоело.