***
Свидание первое-второе. Баженов до конца не верит, что их встреча вообще произойдет – ровно до того момента, пока не обнаруживает себя в одном из питерских баров-рюмочных, прямо рядом с прежним, приятным и совершенно не бесячим Русом. Помещение оказывается на удивление большим. Высокие стулья, насыщенно-зеленые и стоящие на одной тонкой ножке, соседствуют с красной грузной барной стойкой; белые стены – с синим бархатом диванчиков. Бликуют оранжевым светом от неоновых вывесок лакированные деревянные столешницы и паркет. Вязкий сигаретный дым опутывает помещение. Играет джаз. Молодая девушка с небольшой сцены натужно давит из себя Эми Уайнхаус и жутко фальшивит. У нее кривые стрелки и аляповатая блестящая кофта. Она смотрит на Женю украдкой, улыбается криво в перерывах между строчками песни, как будто извиняясь за испорченную мелодию. Узнаёт. Евгену думается, что место, в которое его привел Усачев, неожиданно похоже на самого Руслана. Его тащат куда-то за угол, в густую приятную полутьму, и впервые за долгое время в людном месте у него по спине не бежит холодок паранойи. Никто даже не смотрит вслед. Вечер перестает быть томным. - Это одно из любимых мест Дани, - видимо, уловив женино замешательство, поясняет Рус. - Ко мне, ему, Мише и прочим все привыкли. Видимо, ты тоже никого не удивляешь. Упс. Они присаживаются в угол, туда, где почти не слышен гомон людного места. Скидывают куртки, кладут их прямо рядом с собой, пренебрегая вешалкой, стоящей рядом. Оранжевый неон, желтый плетеный ковер на стене, синие диваны с деревянными спинками, сделанные под модерн, зеленые стулья, красная стена, извитая закорючками лампа из розовой проволки, выглядящая, как какой-то нелепый каркас — от всего этого рябит в глазах и непроизвольно хочется выпить. - Стилизация помещения под кислотный трип, официантки, явно украденные с косплей-фестиваля, - отвечает Женя. - Я, кажется, понимаю, почему Поперечному нравится. - Его больше интересует содержимое барной карты. Через несколько минут к их столику подходит парень в нелепой ковбойской шляпе и с блокнотом – и пока Евген пытается хоть немного продрать глаза, Руслан заказывает им обоим алкоголь. Он сидит расслабленно, листая меню, и, может, совсем капельку флиртует с официантом: запускает руку в волосы, убирая отросшую челку от лица, стреляет глазами. Просто потому, что может, и еще от того, что атмосфера действительно к этому располагает. Мальчишка не остается в долгу – смотрит неотрывно, смеется, как кисейная барышня в ответ на каждую шутку, а под конец так вообще опирается руками на стол, наклоняясь ближе и отклячивая задницу. Рус, кажется, по мальчикам – однако сейчас это не кажется важным. Баженов хочет выдохнуть после тяжелого дня, и непрерывный пустячный разговор над ухом раздражает его – впрочем, это раздражение моментально улетучивается, стоит смазливому пареньку уйти в сторону бара с их заказом в руках. - Я взял тебе "Крестного отца", - откинувшись на спинку дивана, улыбается Усачев. - Скотч и амаретто* в стакане со льдом. Будешь должен, потому что я мог воспользоваться случаем и напоить тебя, но не стал. Музыка с дребезжащего женского голоса сменяется на приятную, моментально забывающуюся блюзовую мелодию. - Достаточно трудно напоить человека, который знает свою меру и чувствует, что налито в стакане. - Не-а. По большому счету всё зависит от напитка. Им приносят коктейли. От холодного алкоголя слегка сводит челюсти. Миндальный ликер отдает сладостью на языке, скотч – горчит, согревает и немного жжет горло. Не то, чтобы Женя очень любит такие коктейли, однако сейчас это является частью атмосферы: горько и пестро, холодно и горячо одновременно. Рус потягивает своё бабское синее что-то, щурясь от удовольствия, слизывая с каемки бокала соль, и смотрит странно-странно, как будто знает про вещь, никому до этого неизвестную, и жутко хочет этим знанием поделиться. Форменное безумие. Где-то вдалеке, у входа, смеется подвыпившая компания. - Мог бы взять мне что-то более женское, раз уж сам «Секс в большом городе» пародируешь. Кэрри Брэдшоу из тебя отменная, надо признать, - говорит Евген, сглатывая вязкую слюну. - Правда в оригинале она пила «Космополитан». Руслан прикрывает глаза, гладит подушечками пальцев тонкую ножку бокала. - Это он и есть. Просто Куантро* заменили на Блю Кюрасао*, - смеется он, придвигаясь ближе. - А если тебя послушать, то получается, что Брэдшоу одно время пародировали все геи Америки. В прошлом коктейль пользовался у них большой популярностью. Они сидят некоторое время в тишине, Женя пялится в потолок, искренне желая хоть немного отдохнуть от огромного калейдоскопа комнаты перед глазами, и в конце-концов просто прикрывает их. А потом Рус делает то, чего никто и никогда не сделал бы даже в самых дурацких романтических комедиях. Тяжесть чужого бедра на своем ошпаривает Баженова даже через джинсу. Персоналу, и посетителям тем более, плевать на то, что происходит за угловым диваном в дальней части бара. Они всё также разносят напитки, всё также смеются и ругаются между собой, растекаются по барной стойке, напяливают пальто в то время, как он давится остатками ликера с подтаявшим льдом. Внезапно становится слишком много всего: цвета, звука, Руслана с его ослепительной белозубой улыбкой и спокойным, умным лицом. Кажется, будто он находится повсюду тут, и приторно несет апельсином. - Мне надо отойти, - спешно скинув ногу Усачева со своей, Евген вылезает из-за стола. - Я сейчас. В уборной оказывается тихо, светло и стерильно чисто. Белый квадратный кафель покрывает стены. Вода – холодная, бумажное полотенце мерзко липнет к рукам и лицу. Всё привычно и понятно, спокойно, Руслан со своим смехом и женскими коктейлями не отражается больше во всех зеркалах. Страшно неловким кажется возвращаться обратно. Женя совсем не понимает, что это было. Он сбит с толку буквально всем – атмосферой, абсолютно инертными людьми, тем, что еле знакомый парень ведет себя с ним так, что по-хорошему надо бы подправить ему лицо. А еще тем, что делать это совсем не хочется. Усачева за столом не оказывается. Вместо него под пустым стаканом баженовского коктейля лежит нужная сумма за оба напитка и смятая исписанная салфетка.Возвращать будешь дайкири.
Р. У.
«Пиздец», - думает Евген, спешно выбегая в холодную питерскую весну. Он чувствует себя загнанным в угол. Вода канала, темная и спокойная, неспешно вылизывает волнами гранит.***
Свидание первое-третье. С этой мартовской встречи они говорят всего один раз – сухим и официальным набором нулей и единиц Руслан приглашает Баженова выступить на Видфесте, и тот принимает предложение, втайне надеясь попасть под машину прежде, чем придется выходить на сцену. Однако этого не происходит. В Москве стоит необычная для сентября жара, и каменный центр, исписанный вывесками и изъезженный бетоном дорог, превращается в одну огромную духовку. Через кроссовки печет ноги. Всё разграничено дебильными белыми перегородками или решетчатыми заборчиками, слишком высокими чтобы через них перешагнуть, и оттого уже полчаса Женя блуждает по фестивалю, никак не находя путь к нужной сцене. Яркая фанатская толпа вокруг него шумит и смеется, а надетая некстати яркая красная толстовка излишне греет, привлекает внимание и липнет к спине. Собственное имя в толпе звучит в разы чаще обычного (а что ты хотел, дурак, разгуливая среди своих потенциальных фанатов?). Баженов раздражен и дезориентирован шумом вокруг. Он смотрит на часы, еще раз нервно и торопливо пишет Киру, уповая на него как на чудо и желая просто оказаться где-нибудь подальше от столпотворения — и, уже снова разворачиваясь в поисках прохода к нужному месту, чувствует руку на своем плече. - Извините, я сейчас немного за... - оборачиваясь и натягивая на себя вежливую улыбку, начинает было Евген, да так и замолкает на полуслове. Перед ним стоит Руслан. Флэшбеками вьетнамской войны перед глазами проносится тот бар — блеск паркета, приглушенные голоса, растрепанная укладка джазовой солистки. Холодная вода и белый кафель. Синий бархат везде, как основная связующая деталь повествования, почти по Линчу. Соляная каемка на бокале Космополитана. Усачев – весь до последней капли, со своим голосом, улыбкой, с каждым движением и небрежно кинутым кокетливым взглядом. Запутанные питерские дворы и черная вода гранитных каналов в конце. - На первый раз прощаю, - хмыкает Рус, смотря серыми глазищами прямо в душу. - Ты ищешь кого-то? Жене кажется, что за ним пришел сам дьявол. - Кира. И зал, в котором меня ждут зрители. - Пойдем. Они петляют закоулками, каким-то чудом умудряясь не попадаться тринадцатилетним девочкам на глаза. От духоты кружится голова. Хочется спрятаться и уйти – хотя Евген любит своих зрителей. Он просто очень устал: лето вымотало его, порядочно подпортило нервы, отняло девушку – возможно, не особенно любимую, но уютную и привычную, прикипевшую к чему-то внутри груди. Всё больше голосов слышится за перегородкой, и вот уже через пять минут Баженов понимает, что они пришли. За парой сантиметров белого пластика – толпа людей, которую он объединил своим решением снимать обзоры несколько лет назад. - Для приличия можно было бы написать, что я сам дурак и своей выпивки не дождусь, - слышится кривая усмешка Руслана за спиной. Голос его удивительно органично разбавляет атмосферу всеобщего хаоса, встраиваясь между жениными мыслями о том, что надо бы написать Киру, что он на месте и можно не париться. - В смысле? - В смысле задрало, Жень. Ты как маленький прячешься от очевидного. От прошлой пятнадцатилетней кокетки в Руслане ничего не остается. За тонкой пластмассовой перегородкой, к которой оказывается прижат Евген, шумит толпа фанатов. Они с Русом лижутся, как оголтелые подростки под своей первой в жизни стопкой водки: сталкиваются зубами, дышат через раз, и от этого всего вдоль позвоночника бежит холодная волна мурашек, а температура как будто падает на десяток градусов за секунды. Холодно и тепло одновременно, жжет и морозит как миндальный ликер с шотландским виски и льдом, пьянит как абсент. Баженов чувствует себя поехавшим, но впервые за последние полгода в его жизни как будто сам собой складывается паззл. Всё наконец ощущается правильным. - Ну и стоило так затягивать, Евгений?***
Окончательный ответ Женя решается дать только год спустя – когда на кухне рядом с виски появляются мартини и бутылка Гальяно, а красная толстовка используется исключительно как усачевкая пижама. Не стоило, определенно не стоило.