got a kiss (with your name on it)

Чонгук ведёт себя странно. Тэхён понимает это в ту же секунду, как парень заходит в квартиру. Чонгук переступает порог, Тэхён смотрит на него поверх своей книги и говорит: «Добро пожаловать домой, Броби-Ван Кеноби». Это должно стать Чонгуку сигналом, чтобы сказать что-то типа: «Чё как, Винсент ван Бро», или «Рад вернуться, Брофусаил*», или «Хэй там, Кусок Брома». Это их тема. Но сегодня Чонгук едва взглянул на него, прежде чем кинуть свою танцевальную сумку на пол и слегка дёрганными движениями стащить с себя пальто. Он даже не сказал «привет», что уж говорить о чём-то большем. Это был первый знак. Вторым знаком было то, что позже вечером, когда Тэхён милосердно взвалил на себя все проблемы заказа сладко-острой курочки для них — чонгукова любимая, все это знают — и сказал другу, что она ждёт его на столе, сам Чонгук ответил:  — Я не голоден. Не голоден? Не голоден? Чонгук. Чон Чонгук, который с лёгкостью поглощает шесть чашек рамена кряду, который однажды впихнул в себя экстра-большую пиццу прямо перед Тэхёном (который в равной степени чувствовал отвращение и восхищение) и Чимином (который чувствовал только отвращение). Чон Чонгук, который всегда голоден, без перебоев, независимо от того, поел он или нет, потому что он растущий парень с 0% жира в теле и самым быстрым в мире метаболизмом. Чон Чонгук, который только что пришёл с трёхчасовой танцевальной практики, и Тэхён знает, что он забыл упаковать туда свои закуски, как забывает всегда, так что он точно не ел, по крайней мере, три часа или даже с самого обеда. Он только что энергично тренировался, Тэхён заказал его любимую еду, и он «не голоден»? — Ты заболел? — Тэхён кричит Чонгуку вслед, когда тот направляется прямо к себе в комнату. — Чонгук, ты умираешь? Ответь мне! Но Чонгук не отвечает. И третьим знаком — было то, что Тэхён имеет чувство к таким вещам. Он был соседом Чонгука на протяжении вот уже двух лет, так что, да, они знают друг друга довольно хорошо. Им нравятся одни и те же мемы и компьютерные игры, а ещё Чонгук — чистоплотный фрик по своей натуре — каким-то образом игнорирует, что Тэхён, словно прекрасный цветок джунглей, процветает в хаосе. Также они делятся своими коллекциями манги, что значит, что они по правде должны жить вместе вечно, потому что, видит бог, ни один из них не согласится расстаться с подписанной копией «Haikyuu!». И не то, чтобы Тэхён думал о жизни с Чонгуком вечно… Не то чтобы Тэхён думал о жизни с Чонгуком вечно, но иногда у Тэхёна случаются плохие дни, и потом Чонгук пишет ему из ниоткуда: «хэй у меня тут зелёный чай и маффины, ты где?», и Тэхён честно не знает, как он это делает. Это что-то вроде беспорядка в Силе. Сила — это эмоциональное благополучие, а Чонгук — Джедай. И наоборот. Но всё же. Чонгук ведёт себя странно, и Тэхён серьёзно обеспокоен. Он ждёт несколько минут, чтобы дать Чонгуку время остыть и сменить его танцевальную одежду, а потом Тэхён встаёт и идёт прямо по коридору. — Гук? — он зовёт его мягко, простукивая по двери Чонгука ритм песни TWICE. — Гук, ты в порядке? Хочешь поужинать? Следует длинная пауза, а потом Чонгук отвечает:  — Нет, спасибо. Его голос звучит приглушённо. Так, будто его лицо похоронено в подушке. — Ты уверен? У меня есть кое-что, что ты любишь. Ответа не следует. — Гуки, — Тэхён снова стучит в дверь. — Гуки, скажи мне, что не так? — Всё хорошо. — Окей, но это звучит так, будто что-то всё-таки случилось. Снова никакого ответа. Прекрасно. Тэхён вздыхает и направляется обратно в кухню, чтобы убрать несъеденную курочку. Если Чонгук захочет поговорить — они поговорят. Только вот… Только вот Чонгук никогда не хочет разговаривать. Он решает свои проблемы через прослушивание сопливой музыки и набирание веса. Он говорит, это потому, что он плох в словах и не хочет никого обременять, но Тэхён думает, что это, потому что он сентиментальный ребёнок и очень стыдится этого. Но он не должен стыдиться. Это мило. У него мягкое нежное сердце, у него спелое-манго-сердце — жёлтое и наполненное. Сердце, в котором есть упрямая жилка. Оставаясь верным самому себе, Чонгук не выходил из комнаты почти три часа. Тэхён сидел на диване всё это время, ждал его, пытаясь смотреть «Юри на льду», но так и не смог сконцентрироваться на этом. Не только Чонгук был чем-то явно обеспокоен, но что, если он правда умрёт от голода? Вспомнит ли он о своих батончиках мюсли, которые лежат в его ящике с нижним бельём на аварийные случаи? Скорее всего, нет. Так что, когда Чонгук шаркает по коридору в 9:49 вечера, завёрнутый в одеяло, как большая личинка, Тэхён почти плачет от облегчения. — Эй, чувак, — говорит он, стараясь звучать круто. — Чувствуешь себя лучше? Чонгук нечленораздельно мычит. — В холодильнике есть курочка. — Хорошо, — тихо говорит Чонгук. — Не расскажешь мне, что случилось? Опять непонятный противный звук в ответ. — Не хочешь поговорить со мной как человек, а не как ужасный Неандерталец? Наконец-то, Чонгук поворачивается к нему. Он определённо не выглядит хорошо. Его лицо напряжённое и бледное, каким оно становится всегда, когда он по-настоящему обеспокоен чем-то, и его губы потрескавшиеся и обкусанные. На нём сейчас его Жук-Лицо, как Тэхён это в тайне называет — это когда глаза Чонгука очень широкие, и он выглядит как испуганный маленький жучок. — Гук, — снова говорит Тэхён, — скажи мне, что у тебя произошло? Чонгук прикрывает своё лицо обеими руками и стонет. — Гуки… — Кое-кто позвал меня на свидание. Тэхён моргает. Это… не то, что он ожидал. — О… кей, — выдавливает он. — Так, в чём проблема? Чонгук поднимает своё лицо из своих рук и смотрит на друга недоверчиво. — Что? — спрашивает Тэхён. — Я не понял. Этот кто-то — человек, которого ты ненавидишь, или что? Что ты ответил? — Нет, я не ненавижу этого кого-то. Это была одна девушка из моего танцевального класса. Она клёвая. — И?.. — И, — Чонгук запинается на пару секунд; его, бывшее до этого бледным, лицо покрывается красными пятнами. — Я не… У меня не было… — его глаза мечутся по кухне так, будто ему кажется, что полиция их прослушивает, — Я никогда… — Никогда что? — Никогда не был на свидании, окей?! Тэхён взрывается смехом. И немедленно затыкается:  — О мой бог, ты не шутишь. — Очевидно, я не шучу! — почти взвизгивает Чонгук. — Хорошо, хорошо, дыши глубже. Дыши глубже, приятель. — Не говори мне дышать глубже! — Всё в порядке, — говорит Тэхён примирительно; Чонгук выглядит так, будто готов или убежать сейчас же, или взорваться рыданиями, и Ким предпочтёт избежать оба варианта развития событий. — Прости, Гуки. Мне, правда, правда жаль, я не должен был смеяться. Это был дерьмовый поступок. Я просто был удивлён, хорошо? Чонгук издаёт звук умирающего кита. — Слушай. Давай ты сейчас присядешь, я разогрею тебе немного курочки, и потом мы разберёмся с этим. Окей? — Хорошо. Чонгук шаркает к их древнему клетчатому дивану и плюхается на него, сворачиваясь в маленький печальный шарик. Тэхён подогревает целую миску с курицей для него, приносит её и садится рядом с Чонгуком, пихая свои пальцы на ногах под его бедро для того, чтобы согреться. — Кушай, — инструктирует Тэхён друга, — и потом мы поговорим. Чонгук послушно кивает и начинает есть. Он выглядит по-настоящему подавленным, что заставляет Тэхёна чувствовать себя ещё хуже насчёт того, что он смеялся над ним. Но… Тэхён и вправду был удивлён. За последние два года он действовал, исходя из знания того, что Чонгук… не плэйбой, но он так же и не не плэйбой. Конечно, Чонгук никогда не проводил свидание или встречу на одну ночь в их квартире, но всё же. То, как он выглядит. Это всё неоспоримая правда, думая о которой Тэхён точно не тратит большую часть своей жизни. — Прости, что смеялся над тобой, — говорит Тэхён Чонгуку, когда он заканчивает со своей курицей. — Правда, прости. Это было грубо, и я искренне извиняюсь. Я просто… я думал, ты шутишь. — Почему ты так думал? — спросил Чонгук, смотря в свою пустую миску. — Потому что, — ты миленький? Ты красивый? Ты абсолютный чудак в лучшем значении этого слова? — потому что, не знаю, ты в самом расцвете сил. Ты красавчик, да ещё и с телом. Я думал, что люди подкатывают к тебе направо и налево. — Это всё не значит, что я отвечал бы им положительно. — Нет, думаю, нет, — Тэхён прочищает горло, дёргая за нитку, торчащую из дивана. — Эм. Ну, в этот раз ты согласился, так ведь? Чон просто пожимает плечами. — Круто, — отвечает Тэхён. — Круто, круто, круто, это… Это очень круто. — Думаю, так, — говорит Чонгук, странно на него взглянув. — Так, возвращаясь к моему изначальному вопросу: в чём тут проблема? Иногда, прямо как сейчас, он даёт Чонгуку много времени, чтобы подобрать правильные слова. Тэхён перекладывает одеяло так, чтобы оно укрывало их обоих, и терпеливо ждёт, позволяя Чонгуку хорошенько всё обдумать. Если он прервёт этот мыслительный процесс, то сделает Чонгука более обеспокоенным; он будет думать, что он обременяет Тэхёна или тратит его время, или ещё что-то в равной степени противоречащее правде. — Я не хочу себя опозорить, — наконец говорит Чонгук. — Мне кажется… Мне уже так неловко, и я не так хорошо знаю Дахён, и мне кажется, что это так давит, ну, ты знаешь, сделать так, чтобы свидание прошло хорошо. И… И я не знаю как быть с, эм, — он опять краснеет, избегая взгляда Тэхёна, будто от этого зависит его жизнь. — Ты знаешь. Штуки, которые происходят после свидания. Вот оно что. Вот в чём настоящая проблема. — Штуки после свидания, — отзывается Тэхён. — Ты имеешь в виду — поцелуи? Секс? — Не секс! — вскрикивает Чонгук. — Не на первом же свидании, о, мой бог. Ну, или типа, если вдруг Дахён… Нет. Нет. Нет, нет, нетушки, нет, нет. Только первое. — Поцелуи? — Пожалуйста. Перестань произносить это! Тэхён даже не может определить свои собственные чувства прямо сейчас:  — Просто уточняю, ты когда-нибудь целовался? Чонгук вздёргивает одеяло вверх, чтобы прикрыть им своё лицо. — Здесь нечего стыдиться, — Тэхён тыкает в одеяло, в то место, где у Чонгука предположительно должен быть лоб. — Серьёзно, Гук. Каждый делает это в своё время. Это не большое дело, клянусь. — Я целовался до этого, — голос Чонгука приглушён одеялом, — но мне было примерно четырнадцать, и это длилось две секунды, и, эм. Больше нет, с тех пор. — Хэй, это хорошо. Это абсолютно нормально. Только в кино все сосутся и теряют их девственность до восемнадцати. В реальном мире у многих это происходит намного позже. — У тебя был секс, кажется, с миллиардом человек. — Не смей стыдить меня за это, — мягко говорит Тэхён. — Я и не делал этого, — говорит Чонгук, опуская одеяло; всё его лицо покраснело, и он выглядит абсолютно несчастным. — Мне жаль, я не это имел в виду. Я имел в виду, что ты едва старше меня на год и уже такой опытный. — Ну, каждый движется в своём темпе, приятель. — Что ж, я хочу, чтобы мой темп был быстрее. Предпочтительно, до грядущей пятницы. Тэхён вскидывает свои брови вверх:  — Извини, что? Ты хочешь потерять девственность в ближайшие три дня? — Нет! — Тогда? — Всего лишь… я всего лишь про часть с поцелуями, — костяшки на пальцах, которыми Чонгук сжимает одеяло, побелели. — Я просто не хочу быть полностью ужасным во всём. Чтобы свидание прошло нормально. — Ты не будешь ужасным. Чонгук бормочет что-то. — Что? — Ничего. — Нет, правда, — говорит Тэхён, — что? — Ничего, — отвечает Чон. — Это глупо, это глупо, я не имел это в виду, игнорируй меня. — Я не хочу тебя игнорировать. Чонгук выглядит необычайно изворотливым:  — Это тупо. Это была шутка. — Хорошо, тогда скажи мне. — Я просто... просто подумал, типа. Может быть, я не буду так ужасен, если кто-то более опытный научит меня, как это делается? Тэхён уставился на него. — Но это была шутка, — говорит Чонгук в порыве, и его голос трескается. — Это была шутка, я говорил, это глупо, я повторил это, только потому, что ты попросил. — Это не глупо, — автоматически говорит Тэхён. — Ты не глупый, Чонгук. — Хорошо, что ж, это просто была шутка. Тэхёново сердце колотится в его ушах:  — Точно? — Да, — говорит Чонгук, пялясь на Тэхёна своими огромными глазами, — конечно же, это она самая. — Потому что… — Тэхён позволяет предложению оборваться, в основном потому, что он не может поверить, что на самом деле… предлагает это, чтобы он не делал, это ужасная идея. Это ужасная блядская идея, наитупейшая вещь, которую он когда-либо даже подумал сделать, что впечатляет. Но, боже, Чонгук сидит тут, закутанный в одеяло, со сверкающими глазами, мягкими чёрными волосами, с идеальными губами, и этот румянец на его щеках. И то, как он смотрит на Тэхёна со смесью шока и ещё чего-то, что темнее чернил в воде. Боже. — Потому что? — шепчет Чонгук. Тэхён мотает головой из стороны в сторону. Он не может быть тем, кто предложит это. Чонгук должен попросить его, что очень хорошо, потому что он не попросит. Никак не может быть, чтобы он хотел этого от Тэхёна, так что это абсолютно прекрасно. В следующую секунду Чонгук посмеётся, тогда Тэхён тоже сможет посмеяться, и они оба смогут забыть об этой секундной оплошности в здравомыслии Тэхёна, а потом будут продолжать жить своими жизнями. — Ты бы, — начинает Чонгук, — ты бы смог… сделать это? Тэхён кашляет:  — Сделать что именно? — Ты знаешь. Научить меня, как… как… — Ты должен быть способным сказать это. Ты не сможешь сделать это, если ты даже произнести это не можешь. Чонгуковы глаза вспыхивают, а его нижняя челюсть падает вниз — вызов подействовал точно так, как Тэхён и предполагал:  — Научи меня целоваться. Чтобы я был хорош в этом. Для… для Дахён. — Ты уверен? — спрашивает Тэхён, пытаясь выглядеть абсолютно крутым, абсолютно непринуждённым, будто бы это обычное одолжение между друзьями, совсем небольшое дело, и определённо не то, что он представлял себе в мельчайших подробностях на протяжении вот уже, ох, двух лет. Поцелуи, не обучение. Он придумывал около тысячи разных сценариев, в которых он мог бы поцеловать Чонгука, включая альтернативную вселенную Ковбоя Бибопа, где он спасает Чонгука от неминуемой смерти от рук коррумпированного сотрудника Солнечной Полиции, а потом они вместе становятся охотниками за головами и целуются по очереди на разных планетах. Но, определённо то, как он учит Чонгука целоваться, чтобы тот смог впечатлить девчонку, он не воображал никогда. — Я уверен, — говорит Чонгук твёрдо, даже несмотря на то, что он выглядит чертовски нервным. — Я не хочу себя опозорить. Я должен быть хорош в этом, — его плечи резко опускаются. — Ну, или, по крайней мере, не худшим. — Ты не будешь худшим, — говорит Тэхён. — Ты никогда не был худшим на протяжении всей своей жизни, и ты не будешь начинать сейчас. Чонгук фыркает:  — Что ж, это зависит от того, насколько ты хороший учитель. — Извини, что? Ты что, только что бросил мне перчатку? — Считай, что да, возможно, я сделал это. — Перчатку, — повторяет Тэхён, — в моём собственном доме. — Это и мой дом тоже. Тэхён закатывает глаза:  — Да пофиг. Иди, прими душ. Ты всегда воняешь после танцев, и я не хочу, чтобы ты вонял в моей комнате. — Что, мы… Мы собираемся сделать это сегодня? — почти пищит Чонгук. — Типа, сегодня-сегодня? — Ты сказал «до грядущей пятницы», нет? Я имею в виду, очевидно, что ты не обязан делать что-то прямо сегодня, я не хочу ни к чему тебя принуждать, но, мне казалось, ты знаешь, мы оба дома… — Нет, сегодня — нормально, — Чонгук вскакивает с дивана, его уши пылают красным. — Окей. Эм. Душ. Я собираюсь принять душ. — Круто. Встретимся в моей комнате, когда закончишь с этим, договорились? — Хорошо. — Ох, и, Чонгук, — говорит Тэхён ему вслед. — … Да? Тэхён похабно ему подмигивает:  — Почисти свои зубки. Тридцать минут спустя, они сидят друг напротив друга на кровати Тэхёна, Чонгук только вышел из душа в чёрной худи и… в боксерах со Спанч Бобом. — Я не могу сделать это, — говорит Тэхён; глаза Чонгука расширяются, но Тэхён поднимает руку, чтобы заставить друга замолчать. — Я имею в виду, твои боксеры. Я физически не смогу сделать это, если Спанч Боб будет пялиться на меня прямо с твоей промежности. Ты должен сменить их. Чонгук начинает дуться:  — Это мои счастливые боксеры. — И я люблю это в тебе, — отвечает Тэхён, — и в обычной ситуации я бы подумал, что они забавные. Но сейчас это правда, по-настоящему необходимо, чтобы мне не казалось, что я в импровизированном тройничке со Спанч Бобом Квадратные Штаны. Пожалуйста, пойди переоденься. — Прекрасно. Две минуты спустя Чонгук возвращается, одетый во вполне подходящие тёмно-синие боксеры. — Спасибо, — кивает Тэхён. — Я ценю твою жертву. — Просто начни уже свой урок, — Чонгук прикрывает глаза, не в силах взглянуть на Тэхёна. — Научи меня, Профессор. — Хорошо, тогда. Целуй меня. Ухмылка, пребывавшая до этого на лице Чонгука, моментально пропадает:  — Чт… что? — Поцелуй меня, — повторяет Тэхён более осторожно; Чонгук ведёт себя очень противно, либо когда он очень и очень нервирован, либо когда он не нервирован вообще, и Тэхён знает, что сегодня первый случай. — Всё хорошо. Тут невозможно ошибиться. Это просто я. Что-то одномоментно вспыхивает на чонгуковом лице, но он ничего не говорит. — Давай просто быстренько разберёмся с твоим первым разом, — предлагает Тэхён. — Это как оторвать пластырь, верно? Далее мы сможем углубиться в, эм, технику. Это имеет смысл? Чонгук кивает:  — Да. — Хорошо. Так… Когда будешь готов. Тэхён садится ближе к Чону, комфортно скрестив ноги. Он в своей пижаме — футболка оверсайз и самые удобные спортивные штаны — и это странно, вот так сидеть на своей кровати, почистив зубы и переодевшись в пижаму, но совсем не расслабившись. Его сердце в беспорядке. Тэхён дарит Чонгуку, как он надеется, супер спокойную, супер обнадёживающую улыбку. — Окей, — бормочет Чонгук, — окей, окей. Я могу это сделать, я просто собираюсь… — Без спешки. Как только будешь готов. — Я готов. И Чонгук наклоняется в сторону Тэхёна, уменьшая расстояние между ними. Он соединяет их губы на долю секунды и отодвигается назад, быстро моргая. — Ну как? — Круто! Чонгук прищуривает свои глаза. — Я имею в виду, это было круто для начала, — поясняет Тэхёна, почёсывая затылок, — но может тебе стоит быть чуть более настойчивым? Буду честным, Гук, я едва это почувствовал. — Больше настойчивости, — повторяет Чонгук. — Понял. Чонгук выглядит таким милым и решительным, что Тэхёну хочется его обнять:  — Ты не сделал ничего плохого, не волнуйся. Я думаю, тебе просто не хватает уверенности. — Уверенность, — Чонгук кивает своим словам. — Понял. — Хочешь попробовать снова? — Ага. На этот раз Чонгук — тот, что пододвигается ближе, тоже скрещивая ноги, и их колени соприкасаются. В спальне Тэхёна довольно темно — горит только настольная лампа и светящиеся в темноте звёзды на стене, к тому же он закрыл шторы (для конфиденциальности), так что городской свет не попадает в комнату. Лицо Чонгука контрастно — правая сторона освещена светом лампы, левая погружена в мягкую тень. Он потрясающий. Он всегда потрясающий, но сейчас особенно. Его взгляд сосредоточен на губах Тэхёна. — Получай свой второй поцелуй, — говорит Чонгук, стараясь казаться беспечным, а потом просто… Просто подаётся вперёд, сталкивая их губы вместе. Этот поцелуй продолжался дольше, чем первый, но это всё ещё не совсем поцелуй. Тэхён сидит неподвижно, пока Чонгук не отстраняется, а после не дотрагивается до своей нижней губы и морщится, ведь кажется, на ней есть кровь. — О боже, — говорит Чонгук, закрыв своё лицо обеими руками. — О боже, прости. — Всё хорошо! — быстро восклицает Тэхён. — Всё абсолютно хорошо. Просто, эм, может тебе стоит в следующий раз быть менее настойчивым. Хорошей новостью является то, что ты великолепно можешь следовать указаниям! Чонгук смотрит на него через щели между своими пальцами:  — Я сделал тебе больно? — Нет. Нет, определённо нет. — Прости. — Я в порядке, серьёзно, — успокаивает его Тэхён. — Смотри, лучшее в твоих губах то, что они мягкие, так? Они мягкие, и тёплые, и… и влажные, и именно поэтому они другими ощущаются так приятно. Поцелуй — это не о столкновении наших лиц, это об открытости друг перед другом. Это о том, как ты позволяешь кому-то быть к тебе максимально близко. — Хорошо, — говорит Чонгук, продолжая выглядеть, как мертвец, что Тэхён планирует исправить как можно скорее. — Хорошо, прости. — Здесь не за что извиняться. Просто давай попробуем ещё раз, да? Чонгук кивает. Он пододвигается ближе, укладывая свои руки на плечи Тэхёна. И останавливается. Его лицо абсолютно красное. Он избегает смотреть на Тэхёна, продолжая втягивать свою нижнюю губу в рот, потом выпуская её — тёмную, влажную и налившуюся, с белыми маленькими следами от зубов. Его ногти впиваются в плечи Тэхёна через футболку. — Ты в порядке? — спрашивает Тэхён. — Хэй, что случилось? — Можешь ты сделать это? — говорит Чонгук, вздрагивая. — Типа… я просто, я продолжаю ошибаться, и, и я не знаю, как делать это правильно, и… ты мог бы подать мне пример, чтобы потом я попытался снова? Он хочет, чтобы Тэхён поцеловал его. Чонгук сидит тут — у Тэхёна на кровати, сжимает своими руками его плечи, а его глаза расширены и нервно бегают из стороны в сторону — и хочет, чтобы сам Тэхён его поцеловал. Хорошенько его поцеловал, заставил его чувствовать себя хорошо, показал, как это нужно делать. Для практики. Для практики. Тэхён снова и снова повторяет это в своей голове: «Ты сделаешь это, чтобы он смог поцеловать ту девушку». — Хорошо, Гуки, — говорит он мягко, и, скорее всего, это ужасно — то, как сильно он хочет сказать хорошо, детка, иди сюда. — Конечно, я сделаю это. Чонгук не выглядит менее беспокойным. Он кивает урывками, убирает свои руки от Тэхёна и садится обратно, начиная теребить пальцами подол своей толстовки. Христос. Со всеми своими мускулами он до сих пор выглядит таким хрупким, таким, будто Тэхён мог бы разрушить его одним своим словом. — Ты готов? — спрашивает Тэхён. — Ага, — глубокий вздох. Хорошо. Тэхён наклоняется к Чонгуку, но не целует его сразу:  — Вот урок для тебя, — бормочет он, опуская руку на щёку Чона, помещая большой палец на уголок его губ. — Иногда предвкушение почти такое же приятное, как и сам поцелуй. Ты хочешь, чтобы она этого хотела, так? Чтобы она хотела этого так сильно. Он соединяет их носы, и теперь их лица так близко, что он даже может почувствовать дыхание Чонгука на своих губах. Он может почувствовать, когда тот задерживает свои вздохи и как учащает их. Тэхён зависает в таком положении на долгое мгновение, ждёт, пока глаза Чонгука не закроются, а брови нахмурятся, пока он не наклонит свою голову немного к тэхёновой руке, как цветок поворачивается к солнцу. И тогда Тэхён закрывает свои глаза, уничтожая между ними последние жалкие дюймы. Он целует Чонгука мягко, прямо в центр его рта. В первое мгновение Тэхён понимает: у Чонгука мягкие губы, немного потрескавшиеся из-за зимних морозов и его собственной привычки постоянно их кусать; его Лук Купидона чёткий и острый, и имеет идеальные маленькие вершины. А ниже: полная нижняя губа, сладкий мягкий изгиб, будто кусочек персика, абрикоса или сливы. В это первое мгновение Тэхён узнаёт, что при поцелуе дыхание Чонгука застревает в его горле. Крохотный почти-звук вырывается из него, когда его губы приоткрываются от удивления. Этого достаточно для Тэхёна, чтобы почувствовать намёк на его зубы и влажность. Тэхён вжимается в рот Чонгука последним заключительным поцелуем, а затем отстраняется. О боже. Он прочищает горло. Чонгук изумлённо смотрит на него своими большими глазами и выглядит почти пьяным. Это должно быть смешным. Но это не смешно. — Урок второй, — говорит Тэхён; устойчивый голос, хорошая работа. — Прощупай почву. Это то, что я только что сделал. Ты сделал шаг, сейчас она делает свой. Он пристально смотрит на Чонгука. — …Ох. Так… Сейчас моя очередь? — Ага. Не беспокойся об этом, просто повтори то, что я сделал до этого. Ничего безумного. Ты просто отвечаешь взаимностью, понимаешь? Это как небольшая светская беседа. Просто вы как бы действуете по очереди. — Небольшая беседа, — отзеркаливает Чонгук. — Хорошо, окей, я точно могу сделать это, я так хорош в беседах, беседа определённо не заставит меня захотеть умереть. Теперь Чонгук склоняется к лицу Кима; его брови сведены вместе, что почти заставляет Тэхёна рассмеяться, ведь обычно такое выражение лица у его друга бывает, когда он по-настоящему сильно сфокусирован на домашней работе. А затем Чонгук целует его и Тэхёну больше не хочется смеяться, совсем нет. Потому что Чонгук наконец-то уловил суть. Это практически идеальный поцелуй. Не слишком мягкий, не слишком жёсткий, просто приятное, заставляющее раскрыться навстречу, давление; рот Чонгука так идеально подходит ко рту Тэхёна, и его положение немного смещено из центра, но в хорошем смысле. Он даже наклонил свою голову, чтобы их носы были выровнены по отношению друг к другу. Идеальный поцелуй, даже несмотря на то что он целомудренный. Всего несколько секунд, и Чонгук отклоняется назад, но не отрывается от Тэхёна полностью, разрывая поцелуй на лишь столько, чтобы хватило перевести дух и затем… -ох- … а затем снова поддаётся навстречу Тэхёну, кладя одну руку ему на грудь, сжимая пальцы вместе с его футболкой. Тэхён не ожидал второго поцелуя, но он всё равно поддаётся навстречу тёплым и мягким губам Чонгука напротив его собственных. На этот раз все менее целомудренно. Тот намёк на зубы и влажность, что был ранее, теперь совсем не намёк, а твёрдое предложение. Язык мелькает прямо у нижней губы Тэхёна. Чонгук не пытается зайти дальше, но уже поздно — Тэхён уже распробовал его сладость, будто слизав мёд с кончика пальца. И он хочет больше. Но Чонгук резко дёргается назад, хватая ртом воздух. — Как… Как это было? — Хорошо, — сумел выдавить из себя Тэхён после длительной паузы; он не хочет признавать это, но он просто, блять, задыхается. — Это было… это было хорошо. — Но как мне улучшить поцелуй? Классика. — Дыши через нос, — советует Тэхён. — Ты не обязан останавливаться каждый раз, когда тебе нужно сделать вдох, просто… через нос. Или через рот, не важно, это всё равно горячо. — Через нос. Понял. — Не хочешь сходить взять ручку и бумагу? Сделать некоторые заметки? — У меня была такая мысль. — Ты прекрасно справляешься, — говорит Тэхён. — Доверься мне. Мой первый поцелуй был с парнем, который позже отправил мне сообщение, где извинялся за то, что использовал слишком много языка. — Ох, грубо. — Это было типа, — Тэхён высовывает свой язык наружу и начинает беспорядочно водить им по кругу. — Типа, как собака, которая вычищает остатки арахисового масла из банки. — НЕТ, — вопит Чонгук, прикрывая свои уши, — нет, нет, нет, нет, нет, зачем ты сказал это? Нет. Нет, нет, нет. Нет, спасибо, нетушки, ненавижу это, абсолютно точно нет. — Это было похоже на поцелуй со стиральной машиной, которая была в режиме отжима. — О мой бог, хён, пожалуйста, перестань говорить. — Я образно, — чопорно бросает Тэхён. — Я вырисовывал словесный образ. — Перестань вырисовывать! Перестань! — Хорошо. Всё, что я пытался сказать, это то, что, пока ты не чувствуешь нужды отправить извинительное сообщение человеку, с которым только что целовался, ты хорошо справляешься. Медленно, всё ещё смотря на Тэхёна подозрительно, Чонгук убирает руки от своих ушей: —… Правда? — Ага, — Тэхён слегка улыбается. — Правда. — Клёво, — Чонгук улыбается, демонстрируя свои милые передние зубы. — Хэй, эм… — Да? Чонгук уставился на свою коленку, где он опять накручивает подол своей худи вокруг собственных пальцев. Тэхён должен в очередной раз остановить себя от того, чтобы не поддаться вперёд и не накрыть руки Чонгука своими, переплетая их пальцы. Потому что Чонгуку это не нужно. Не от Тэхёна точно. «Не облажайся», — строго говорит себе Тэхён, но ничего не может поделать, когда думает, что, возможно, он уже облажался. Возможно, он облажался в ту секунду, когда позволил Чонгуку поцеловать себя. А может всё пошло крахом более полутора лет назад, в первый раз, когда они отключились вместе на диване после марафона задротства в видео игры, а потом Тэхён проснулся с головой Чонгука на своей груди; когда его волосы пахли мятой и розмарином, а остальная часть его тела — лавандой. А возможно, он проебался, когда они едва начали жить вместе; в первый раз, когда они зависали не как соседи, которые делят общее пространство, а как друзья — друзья, которые планировали просто выйти в магазин захватить рамена для быстрого ужина, но в конечном итоге задержались с раменом на три часа, а потом бродили по тёмным улицам недалеко от кампуса, заглядывая в книжные магазины, задерживаясь в отделах с мангой, и покупали кофе в середине ночи, потому что ни один из них не хотел, чтобы ночь заканчивалась. Даже несмотря на то, что они живут вместе, несмотря на то, что они возвращаются в одно и то же место. Они всё ещё не хотели, чтобы та ночь заканчивалась. Возможно, он проебался, когда впервые увидел смеющегося Чонгука. Возможно, всё уже настолько безнадёжно, что ещё один проёб не изменит ничего. Или, возможно, Тэхён просто хочет, чтобы Чонгук снова его поцеловал. Так что, когда Чонгук спрашивает: — Могу я… Ещё раз? Просто, просто для практики. …Тэхён говорит: «Да». Чонгук делает глубокий вздох. У него опять то нелепое Жук-лицо, его глаза большие и потемневшие, а розового цвета губы приоткрыты. Видно, что он нервничает, но в то же время его лицо такое решительное и невероятно сосредоточенное. Его взгляд продолжает метаться от губ Тэхёна и обратно, как будто он боится смотреть на него слишком долго. Тэхён знает это чувство. Восседая тут, на этом мягком белом одеяле, с ещё сырыми после душа волосами, когда редкие капли воды стекают вниз по его ключицам, Чонгук выглядит как искусство. Как мокрая мечта романтика, со своей этой загорелой кожей и тёмными волосами, объятый слабым золотым светом настольной лампы — яркий силуэт в окружающей их темноте. Он выглядит восхитительно. Он выглядит так, будто он создан для поцелуев, будто ему нужно быть зацелованным прямо сейчас, будто эта нужда уже давно в нём болит. Может быть, Тэхён всё это себе придумал. — Хорошо, — твёрдо говорит Чонгук; он расправляет свои плечи, будто готовится к бою, приободряет себя. Для чего? Это же просто поцелуй. «Это просто поцелуй», — повторяет в своей голове Тэхён, а затем Чонгук вытягивает вперёд свои ладони, хватаясь пальцами за ворот тэхёновой футболки. Он сглатывает, что-то гулко щёлкает в его горле, и привстаёт на кровати. Если он затянет это ещё больше, Тэхён сойдёт с ума. Он был тем человеком, что буквально несколько минут назад говорил Чонгуку, что предвкушение так же хорошо, как и сам поцелуй, но чёёрт. В сердце Тэхёна словно разразился летний дождь — жарко, светло, и капли будто барабанят по самой сердечной мышце. Он закрывает глаза. И затем его рот вновь накрывает чонгуков, сладкий и настойчивый. Чонгук с трудом делает вдох напротив губ Тэхёна, и, на секунду, они оба становятся бездвижными. А потом Чонгук прихватывает нижнюю губу друга своими, начиная её посасывать. Слегка царапает своими зубами. Тэхён почти открывает свои глаза, поражённый смелостью Чонгука, но Чон просто повторяет поцелуй, только с большей напористостью, и Тэхён находит себя, наклоняющим голову в поцелуе, позволяющим своему рту раскрыться. Мятная зубная паста, прохладная вода. Ранее Тэхён улавливал лишь намёк на вкус Чонгука, его след на губах и в дыхании, но сейчас Чонгук задыхается, его губы раскрыты, а Тэхён сплетает их языки вместе, горячо и влажно. Они пользуются одной и той же зубной пастой, у них одинаковый вкус. Есть в этом что-то опьяняющее. Может быть, на него так действует домашняя обстановка или смесь странности и интимности момента, но Тэхён чувствует свой вкус во рту у Чонгука. Ему нужно перестать думать. — У тебя хорошо получается, — бормочет Тэхён в рот Чонгуку между глубокими поцелуями с открытыми ртами. — У тебя так хорошо получается, Гуки. Чонгук не отвечает. Его рука крепче сжимает воротник футболки Тэхёна, и он двигается ещё ближе, растворяясь в поцелуе. Их зубы сталкиваются, и Тэхён хочет отстраниться, или, точнее, знает, что он должен хотеть отстраниться, потому что, на самом деле, всё это довольно затянулось, и, конечно, они должны отстраниться, Чонгук, очевидно, понял это… Но когда Тэхён колеблется, Чонгук просто притягивает его ближе, выпуская крохотный звук из глубины своего горла. Тэхён почти теряет равновесие, его руки хватаются за талию Чонгука, чтобы удержать их обоих на месте. — Гук… — начинает Ким, но Чонгук вплетает пальцы в его волосы, и они до сих пор целуются, и это так хорошо, ему так хорошо. Маленький симпатичный рот Чонгука, его набухшая мягкая нижняя губа, вкус его языка. Он действует небрежно, покусывая тэхёновы губы, не совсем понимая, что делать со своим языком, но он такой восторженный. Он целует Тэхёна снова и снова, настойчиво, глубоко, грязно, прямо как Тэхён любит. — Просто хочу, просто хочу сделать всё правильно, — Чонгук задыхается, его ногти немного царапают кожу головы Тэхёна так, что сам Ким содрогается. — Хочу… Хочу, чтобы я был хорош в этом. — Ты так хорош, — Тэхён целует уголок губ Чона, а затем другой уголок, а потом и чмокает в центр, центр — самая мягкая часть, бордовая и блестящая. Чонгук резко втягивает воздух, и тэхёнов поцелуй немного задевает его передние зубы. Тэхён говорит:  — Притормози, Гуки, ты можешь взять минутку отдыха, обдумай всё, — руки Кима начинают скользить вверх по талии Чонгука, по его бокам, по мягкому материалу его худи. Где та самая граница, за которую нельзя переступать? Есть ли тут вообще какие-либо границы? Чонгук дрожит под его прикосновениями. Притормози, обдумай всё. На этот раз Чонгук слушается. Он замедляется почти сразу, отчаянные поцелуи превращаются во что-то более сладкое и чувственное. Тэхён приоткрывает глаза на секунду, чтобы увидеть, как брови Чонгука сконцентрировано сведены, а тень от ресниц падает на его щёки. Затем глаза Тэхёна снова закрываются, и всё, что сейчас становится важным — это вкус и ощущения, это влажные мягкие звуки от их сплетающихся губ, их общее дыхание. Хорошо. Это так хорошо. Чонгук принял это так же, как и всё остальное: красиво, полностью сфокусировавшись. Его пальцы спутаны с волосами Тэхёна на затылке. Он продолжает издавать эти звуки. Сладкие крошечные звуки, маленькие частички звука, будто кто-то дёргает за ниточки внутри него. «Это сделает больно», — отдалённо понимает Тэхён, когда целует линию челюсти Чонгука, его ухо, а затем ниже, гладкую мягкую кожу его горла. Он следует своим языком по дорожкам недавно пробежавших капель, что до сих пор спадают с волос Чона, обводит их, как венки, а потом старается над пятнышком на его коже, пока оно не зацветёт красным под губами Кима. Чонгук задыхается прямо ему в ухо, путаясь пальцами в тэхёновых волосах. «Это сделает больно», — думает Тэхён, когда оттягивает чёрную худи вниз, чтобы зацеловать крылья острых ключиц. «Это будет ранить меня, это уже ранит меня, я уже не смогу уйти от этого безболезненно.» На вкус кожа Чонгука как соль. Этот вкус не чувствуется, как что-то, что Тэхён мог бы спокойно забыть, он никогда не сможет. Сейчас он используется — для практики, как эксперимент, как грёбанный приятель или что-то там ещё, — и он знает это, продолжая облизывать шею Чонгука, запоминая каждый крошечный звук, каждый вздох, каждый бездыханный стон. — Тэ, — говорит Чонгук, — Тэ, — а затем Тэхёна оттягивают назад и тут же жёстко целуют: с открытыми ртами, со сплетающимися вместе языками. Пальцы Чонгука покидают волосы друга, и Тэхён даже не успевает запротестовать, когда Чон хватает его руки и пихает под свою толстовку, и о боже. О боже, у него нет майки под ней, нет ничего, что было бы барьером между Тэхёном и его горячей гладкой идеальной кожей. Мышцы его живота дёргаются под руками Тэхёна, и Чонгук хнычет, натурально хнычет в поцелуй. Конечно же, он такой: волнительная смесь стеснительности и напористости, сладости и пошлости. Конечно же, это он. Тэхён пробегается руками по животу Чонгука, по его узкой талии, по низу его грудной клетки. Ни выше, ни ниже. Он очарован движениями его тела, трепетанием его мускулов при дыхании, тем, как Чонгук напрягается, когда Тэхён касается нового места или проходится своими зубами по его языку. Руки Тэхёна на открытой коже Чона. Открытый рот Чонгука на его собственном, влажный и горячий. Тэхён ловит себя на том, как скользит руками по спине Чонгука, на том, как его пальцы оглаживают гребень позвоночника, а затем Чонгук хватает лицо Тэхёна в свои руки и целует его ещё сильнее. Они теряют устойчивость и падают, Чонгук встречает мягкость матраса своей спиной, а Тэхён едва успевает опереться на локти, чтобы не обрушиться на друга под ним. Их зубы сталкиваются, и Ким отстраняется. Это было ошибкой, потому что падение назад открыло ему полный вид на Чонгука под ним: Чонгук разложен на тэхёновом белом одеяле, его лицо пылает, волосы в беспорядке, откинутые от его лба. Его зацелованные губы распухли. Засосы на его шее, ключицах, форма рта Тэхёна отпечаталась на его золотой коже. Они оба тяжело дышат. Тэхён сглатывает, и Чонгук взглядом следит за движением его горла. — Я до сих пор справляюсь? — шепчет Чонгук. Тэхён не может ответить какое-то время. Просто, блять, не может разговаривать. Но он кивает. Чонгук закусывает губу. Закусывает в том же месте, где только что Тэхён целовал и облизывал его. — Я чувствую себя как… Типа, ты трогаешь меня и целуешь в разных местах, а я даже не знаю с чего начать. — Уши, — выдавливает Тэхён; его голос смущающе хриплый и низкий, ниже, чем обычно. Он прочищает своё горло и пробует ещё раз. — Уши. Челюсть. Эм. Шея. — Это там, где ты хочешь, чтобы я тебя поцеловал? Тэхён моргает, смотря на него. Что это за вопрос вообще? Они сейчас не о том, что нравится Тэхёну. — Эм, типа. Я думаю, это довольно универсально, — он ненатурально смеётся. — Я уверен, Дахён будет так же вовлечена во всё это, как и я, обещаю. — Верно, — говорит Чонгук после затянувшегося молчания. — Верно. Дахён. — Ага. — Да, — Чонгук слегка трясёт головой, будто хочет очистить её. Тэхён может его понять. — Хорошо. Тогда, можно я… можно я попробую? — Конечно, — говорит Тэхён, потому что он идиот и мазохист, и ещё если это единственный шанс быть с Чонгуком, то он собирается воспользоваться им. Даже если это сделает ему больно. Даже если это уже делает больно. Глубоко внутри него, в очень тихом и старом месте, Тэхён всегда знал, что это ранит: любить Чонгука вот так. Жить с ним, узнавать его лучше, влюбляться в него каждый день по разным причинам, а потом и вовсе без каких-либо причин. Так что, пошло оно всё. Нахуй, серьёзно. Тэхён наклоняет голову в сторону, обнажая линию своего горла. Где-то под ним Чонгук глубоко вздыхает. Подталкивает сам себя. Давление его приоткрытых губ на коже Тэхёна Он застывает так на секунду — полупоцелуй, слабое дыхание — а затем спускается ниже, перемещая свои губы по изгибу тэхёновой шеи. Он прижимается языком к коже Тэхёна и царапает зубами по смоченному участку, целует его, а затем — боже — начинает посасывать. Сначала мягко, а потом сильнее и сильнее. Тэхён понимает, что издаёт всяческие звуки только тогда, когда Чонгук отстраняется от него и смотрит своими широко-раскрытыми глазами. — Прости, — говорит Тэхён, и его голос звучит надломлено, но он не может это исправить, — Прости, это просто, это приятно, типа, как мне нравится, я — ох. Губы Чонгука возвращаются немедленно. И сейчас в них нет нерешительности, нет поступательности движений; он просто подносит свои приоткрытые губы к нежной коже Тэхёна на месте пульса и сильно сосёт, достаточно сильно, чтобы это слегка жалило, чтобы был лёгкий укол боли, идеальной боли. И Тэхён знает, что дрожит, знает, что прижимается к бедру Чонгука, но ничего не может с этим поделать. Мир резко сузился до рта Чонгука на его шее и рук Чонгука на его талии. Тэхён скользит своими пальцами в волосы Чона и рывком оттягивает его от точки своего пульса, перемещая к линии своей челюсти, к мягкому, гиперчувствительному месту прямо под ухом. — Прямо тут, — он задыхается от того, как Чонгук посасывает его кожу, прикусывает мочку уха, пускает череду влажных поцелуев вдоль линии челюсти. — Прямо тут, о боже, Гуки, да, да, — Чонгук определённо улыбается, пошёл он, — пошёл ты, пошёл ты, пошёл, — и он втягивает Чона обратно в дикий, грязный поцелуй, облизывая его зубы и язык, прикусывая его губы. И Тэхён просто… перестал думать. Перестал думать, перестал волноваться, перестал притворяться, будто это грёбаный урок; перестал сходить с ума от своих собственных тупых чувств. Он просто теряет себя в поцелуе, теряет себя в том, как он целует Чонгука. Целует, и целует, и целует его. Чонгук обволакивает Тэхёна, окольцовывая его талию своими ногами, и Ким льнет к нему ближе. Взяв его лицо в обе руки, он кладёт большие пальцы на чоновы скулы, и берёт его рот снова и снова, вылизывая его изнутри. Сознание размывается, есть только рандомные вспышки ощущений: форма тела Чонгука под его собственным, мягкая влажность его рта, то, как у него перехватывает дыхание, когда Тэхён начинает посасывать его язык, то, как сильно он сжимает плечи Кима, словно прямо сейчас собирается распасться на кусочки. Чонгук стонет прямо ему в рот, и Тэхён глотает этот звук, как вино, которое проходит теплом от его горла до живота. Он хочет: больше. Он хочет: худи снята, боксеры сняты, обнажённый Чонгук под ним, тэхёновы руки по всему его телу, везде. Он хочет: внутрь. Он хочет засунуть свои пальцы внутрь, он хочет узкого и горячего Чонгука вокруг себя, он хочет сделать ему так хорошо. Он хочет своё имя, запечатанное на чоновых губах. Он хочет войти в него, хочет, чтобы Чонгук позволил ему это сделать, чтобы просил, а потом умолял его это сделать; он хочет заставить Чонгука кончить. Он трахает языком рот Чонгука, притворяясь, будто делает что-то другое — кое-что, что он хочет больше всего: двое из них, как один, разрушаются в руках друг друга, а Чонгук обнажённый, великолепный и дрожащий. «Ты так хорошо ощущаешься, — хочется ему сказать, — я могу сделать тебе так приятно». — Тэ, — Чонгук обвивает шею Тэхёна своими руками, откидывая голову назад так, чтобы Ким мог постараться над его горлом, оставляя новую метку на его коже, — Тэ. Тэ, Тэ, о господи. — Понял, — бормочет Тэхён; он снова целует чонгуковы ключицы, проводит рукой вверх и вниз по его бёдрам, пока эти самые бёдра до сих пор обёрнуты вокруг тэхёновой талии, а лодыжки зацеплены за его копчик. Бёдра у Чона плотные, большие и очень сексуальные — бёдра танцора, бёдра спортсмена, что ломают жизнь, если одеты в скинни джинсы. — Понял тебя, всё хорошо, ты в порядке? Тебе хорошо? Чонгук только скулит, пронзительно и просяще, его пятки впиваются в задницу Тэхёну. — Что ты хочешь? — Тэхён целует Чонгука в подбородок, утыкаясь носом ему в висок. — Что ты хочешь, Гук, ты должен сказать мне. Ты должен использовать слова. — Пошёл ты, — произносит Чонгук невнятно, до сих пор так чертовски плаксиво. — Пошёл ты, не… не издевайся надо мной. — Что ты хочешь, Гуки? — Тэхён продолжает просто из нужды чуть-чуть побыть задницей. — Что тебе нужно, малыш? Он совсем не ожидал, что Чонгук задрожит всем телом. — Заткнись, — огрызается Чон, очевидно ловя взгляд на тэхёновом лице. — Закрой рот, не говори ничего, просто… просто… я хочу, — он мечется, практически потираясь о низ живота Тэхёна, — пожалуйста. Тэхён ошеломлённо уставился на него. — Пожалуйста, — снова говорит Чонгук, и, Христос, он выглядит так, будто его уже выебали, будто они уже трахаются на протяжении нескольких часов: его миленькое лицо всё покраснело, его шея и ключицы покрыты маленькими метками, губы истерзаны. Чонгук издаёт разочарованный звук и снова вскидывает свои бёдра. На этот раз Тэхён может почувствовать его форму в боксерах, то, как сильно он набух и затвердел, Иисус блядский Христос. Медленно, всё время удерживая зрительный контакт, Тэхён скользит своей рукой между их телами вниз и проводит пальцами по внешней поверхности чонгуковых боксеров. — Это то, что ты хочешь? — спрашивает он тихо. Чонгук издаёт ужасный мучительный звук, практически начиная рыдать, а затем Тэхён находит себя, взвизгивающим от шока, когда Чонгук переворачивает их, седлая Кима так, чтобы одна его нога была между тэхёновых, а другая перекинута через его бедро. Он прячет своё лицо в изгибе шеи Тэхёна и мокро задыхается, начиная тереться о его бедро. — Гук, — хрипит Тэхён; толстовка Чона вся собралась на его рёбрах, кимовы руки на гладкой коже его талии, — Гук, малыш, святое дерьмо. — Я так, т-так близко, — бормочет тот, и губы мажут по шее Тэхёна. — Просто хочу почувствовать себя хорошо. Хочу, чтобы ты заставил меня чувствовать себя хорошо. — Ты… Близко? Типа… близко? — Пожалуйста, Тэ. Тэхён смотрит вниз и видит мокрое потемневшее пятно на синих чонгуковых боксерах, то, как он почти отчаянно скользит по тэхёновым бёдрам. Тэхён может почувствовать его изгиб через два слоя ткани, разделяющих их — боксеры Чонгука и его спортивные штаны — и он хочет почувствовать больше. Он хочет посмотреть на Чонгука, хочет взять его в свои руки. В свой рот. — Тэ. — Хорошо, я понял, — отвечает Тэхён надломлено, оборачивая свои руки вокруг спины Чона и держа его крепко. — Понял тебя, малыш, возьми, что ты хочешь. Чонгук стонет. Он тяжело дышит, его рот раскрыт напротив тэхёновой шеи в чём-то небрежном и далёком от поцелуя, его пальцы вплелись в волосы Кима. Он вздрагивает однажды, а потом начинает двигать тазом, стараясь изо всех сил, совершая мелкие неистовые движения без какого-либо ритма. Он покусывает шею Тэхёна, хнычет в его кожу. Безмолвный, безумный, бесстыжий, он просто гонится за своим удовольствием, доводя себя сам, берёт то, что хочет, просто берёт это. Тэхён держит его и выдыхает тихие слова в его ухо: «Понял, понял тебя, малыш, делаешь это так хорошо, такой прекрасный для меня, хочу увидеть, как ты кончаешь, давай, малыш, ты такой горячий, такой идеальный, так хочу видеть тебя, так хочу почувствовать тебя…» — О боже, о боже, ох, блять, Тэ, Тэхён, — Чонгук задыхается, а потом всё его тело вздрагивает, и он кончает с высоким сломленным стоном, его бёдра подрагивают, его пальцы сжимаются в волосах Тэхёна так сильно, что это на самом деле делает больно. Секунду спустя Тэхён чувствует, как сперма просачивается в ткань его штанов, горячая и влажная. Он пялится в потолок, совсем ошеломлённый, пока Чонгук дрожит всем телом, а затем валится на бок рядом с Тэхёном по всей длине его тела. (Чонгук только что кончил в свои боксеры. Чонгук просто потёрся о бедро Тэхёна и кончил в свои боксеры, без дополнительной стимуляции. Чонгук был так близко только от поцелуев, святое дерьмо.) Тэхён подносит свою руку к чоновым волосам, чтобы погладить, и чуть-чуть царапает кожу его головы. Он знает, что он тоже на пределе. Его член набухший и тяжелый между его ног, просит внимания уже некоторое время, и он правда, правда, правда хочет потрогать себя, хочет найти идеальный угол трения о чонгуково тело и следовать ему, пока он не развалится на части. Он хочет, чтобы они оба разделись и трахались в его кровати часами. Он хочет попробовать сперму Чонгука на вкус; он хочет кончить от рук Чонгука вокруг него и с чоновым языком, сплетённым с его собственным. Но. — О боже, — говорит Чонгук, и на этот раз это не как «о боже, да». Не как «о боже, ох блять, ох, Тэ». На этот раз Чонгук не звучит опьянённо. Он звучит так, будто он в ужасе. — Гук, подожди, — начинает Тэхён, чувствуя, как его сердце срывается в живот, но Чонгук уже высвобождается из его рук. — Чонгук, подожди секунду… — О господи, блять, — лицо Чонгука белеет, будто от него отливает вся кровь. Он выглядит так, будто его сейчас вырвет. — О боже. Чёрт. — Гук… — Не надо, — Чонгук начинает задыхаться. Он практически сбрасывает себя с кровати и пятится в сторону двери, так, будто он думает, что Тэхён собирается, блять, схватить его или что-то типа того. — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не говори ничего, просто… боже, я должен уйти, я должен уйти прямо сейчас. Тэхён одним толчком садится вертикально на своей кровати, стараясь выглядеть как можно более спокойным, или хотя бы не испуганным. Он открывает свой рот, чтобы сказать что-то, всё, что угодно, что смогло бы заставить Чонгука остаться — «Ты не сделал ничего плохого, мне понравилось это, мне правда очень понравилось это, я хочу делать это, по крайней мере, три раза в неделю, я хочу целовать тебя каждый грёбаный день всю мою оставшуюся длинную тупую жизнь, ты идеален, ты такой красивый, пожалуйста, вернись ко мне», — но уже слишком поздно. Чонгук дарит ему последний ужасный потрошащий взгляд, а затем выбегает из спальни, громко захлопнув дверь за собой. «Блять», — думает Тэхён, заваливаясь на измятое одеяло. «Блять». Они не разговаривают три дня. И это довольно впечатляюще, ведь они, ну знаете, живут вместе. Тэхён ужасно справляется с тем, чтобы притворяться, что он не страдает по этому поводу. В первый день он просидел в гостиной до часу ночи, пока, наконец, не понял, что Чонгук не собирается возвращаться домой сегодня. На следующий день он вернулся со своих пар и приветствует Чонгука с «Чё как, Брозейдон**, король Брокеана», а потом стоит там, как грёбаный идиот, когда Чонгук быстро собирает все свои вещи с кухонного стола и сбегает в свою комнату, ни разу не оглянувшись. Третий день — это Пятница. День, когда должно произойти свидание Чонгука и Дахён. Тэхён просыпается таким грустным, что кажется, будто он на самом деле заболел этим, но потом немедленно чувствует себя ублюдком, потому что Чонгук его сосед, его лучший друг (как и Чимин) и Тэхён не имеет права претендовать на него, но он это сделал. Он поцеловал Чогука, зная, что это сделает ему больно. И сейчас ему больно, но это только его дурацкая вина. taehyung ≫ jjiminie <3 я сделал кое-что тупое и сейчас мне оч грустно типа может быть у меня разбито сердце не драматизируя конечно jjiminie <3 малыш :( что случилось? taehyung агх слишком сложно объяснить это в сообщениях ты на занятиях? jjiminie <3 у меня нет занятий до 12 позвони мне — Это связанно с Чонгуком? — первое, что говорит Чимин, как только поднимает трубку. Тэхён на самом деле отнимает телефон от своего уха и пялится на него пару секунд:  — Ты что, психолог? — Неа, — звучит из динамика. — Что ж, может немного. Но, в основном, я просто тебя знаю. — Ох. Тэхён перекатывается по своей кровати. Он должен быть на паре сейчас — экономика началась тридцать минут назад — но ощущает тот тип грусти, когда не хочется вылезать из кровати вообще. Тот тип грусти, когда он чувствует себя огромным грустным червём, валяющимся в луже, мягким и бледным. Чимин вздыхает:  — К тому же, Чонгук выглядел по-настоящему несчастным всю вчерашнюю танцевальную практику. Он продолжал совершать ошибки в хореографии и выглядел так, будто он готов расплакаться, всё время. Я предположил, может быть что-то случилось между вами двумя, парни, я не знаю никого, кто мог бы так сильно расстроить его. — Что это вообще значит? — говорит Тэхён в ужасе. — Что… Это то, что я обычно делаю? Я просто расстраиваю его всё время? О мой бог, что со мной не так? — Тэ! Это вообще не то, что я имел в виду. — Тогда, что ты имел в виду? — Я имел в виду, знаешь, — за этим следует долгая пауза, во время которой Тэхён слышит звон посуды и голос, который звучит так, будто Намджун задает какой-то вопрос. — Секунду, малыш, я говорю с Тэ по телефону, — Чимин звучит приглушённо, будто он на расстоянии от телефона, а потом возвращается. — Я просто имел в виду, типа… Вы, парни, так… близки. — Конечно же, мы близки, — медленно говорит Тэхён. — Мы живём друг с другом два года. Он мой лучший друг. Чимин прочищает своё горло. — Как и ты, очевидно. Это понятно без слов. — Всё ещё рад слышать это, — слышно, что Чимин улыбается. — В любом случае, я не имел в виду как соседи. И даже не как лучшие друзья. Я имел в виду, камон, Тэ. Ты знаешь, что влюблён в него, так ведь? Нет, нет, нет… Тэхён сильно жмурит свои глаза:  — Я не влюблён в него. — Тэ. Дорогой. — Это просто краш, — шепчет он, звуча абсолютно жалко. — Ты же знаешь, как легко я крашусь в людей. Это… так оно и есть. Серьёзно. Он близок к тому, чтобы заплакать, и Чимин, должно быть, слышит это в его голосе, поэтому больше не давит на друга:  — Окей. Мы можем поговорить об этом позже. Сейчас лучше расскажи мне, что между вами случилось. И следующие минут десять Тэхён пересказывает ему всю историю: беспокойство Чонгука по поводу его свидания с Дахён, «шуточное» предложение преподать ему урок по поцелуям, из-за которого Тэхён — как отчаянный неудачник — чуть не выпрыгнул из штанов, чтобы быть добровольцем в этом деле, и всё, что потом произошло в его спальне. — И потом, ты знаешь, — говорит Тэхён, потирая свои глаза рукой. — Знаешь, он… — Нееет, — протягивает Чимин, звуча одновременно и в ужасе, и в восторге. — Ага. — Он что, кончил в свои трусы? — Технически, это были боксеры. Но… да. И очевидно, что ты никогда, никогда, даже через миллион лет не сможешь рассказать ему, что я сказал тебе это. Я почти уверен, что он в прямом смысле умрёт от унижения. Или переедет в Антарктику, чтобы всю свою оставшуюся жизнь жить там среди пингвинов. — Чонгук ненавидит холод, — возражает Чимин. — Но он любит кататься с горок на животе, и он определённо будет хорош в ловле рыбы, — говорит Тэхён, начиная плакать. — Ох, Тэ. — Всё хорошо, — говорит Тэхён, его голос звучит гулко из-за слёз. — Всё… Всё будет хорошо. Или не будет, я просто, я чувствую себя так, будто я воспользовался им, будто я забрал у него что-то, что он не хотел мне отдавать, и это ощущается ужасно. Я думаю, он, — он рыдает несколько секунд, сворачиваясь в большой шарик под одеялом, — мне кажется, он ненавидит меня, и я не виню его ни капельки. О, господи. Не могу поверить, что я так проебался. — Тэ, я уверен, что он тебя не ненавидит. Звучит так, будто он просто смущён. — Нет, он ненавидит. Ты должен был видеть, как он посмотрел на меня, прежде чем покинуть комнату. Он… Он думает, что я грубый и отвратительный, и он никогда не захочет видеть меня снова, и это всё моя вина. Я не должен был целовать его никогда, я просто… — он делает дрожащий, судорожный вдох, глаза жжёт, слёзы ощущаются на его губах солью и влажностью. — Я, я просто думал, что это сделает больно только мне, и я думал, что это будет стоить того, чтобы… чтобы поцеловать его разок, всего один раз, а потом отпустить всё это и попытаться порадоваться за него и его… его свидание. Но это ранило не только меня, это ранило нас обоих, и сейчас он ненавидит меня, Чимин. Он на самом деле ненавидит меня. Он даже не может взглянуть на меня. Мы разделяем эту крошечную квартиру, и он не может даже находиться со мной в одной комнате, как будто он думает, что я попытаюсь накинуться на него или что-то типа того. — Из того, что ты мне рассказал, ты не был тем, кто накинулся на одного из вас. — Но я более опытен, чем он, — сопит Тэхён. — Я должен был остановить его перед тем, как всё зайдёт так далеко, но я был так поглощён всем этим. Чимин издаёт сочувствующий звук:  — Я имел в виду, да, в этой ситуации должно было быть побольше разговоров. Но, Тэ, это не звучит так, будто ты использовал его. Я знаю тебя, я знаю, что ты никогда бы не принудил его ни к чему. Выглядит так, будто он хотел этого так же сильно, как и ты. — Возможно, в тот момент. Типа, это чистая физиология. Но, поверь мне, он определённо не хочет делать что-то подобное со мной сейчас. — Мне очень жаль, — мягко произносит Чимин. — Я думаю, вы, парни, разрешите этот вопрос в будущем, но мне жаль, что он ведёт себя так сейчас. Выглядит так, будто он правда смущён. — Или он просто ненавидит меня и хочет переехать, и никогда не видеть меня больше, пока через пять лет он не женится на прекрасной идеальной Дахён, и они пригласят меня на свадьбу из жалости, потому что в этом сценарии я живу под мостом, потому что я отвратительный тролль, и это то, где я заслуживаю быть. — Окей, мне кажется, что мы, возможно, забегаем вперёд. — И у меня будет прирученный енот, которого будут звать Мусорный Парень, и я смогу говорить с ним, потому что выучил язык животных, после того, как человечество отвергнет меня из-за того, что я ужасен, и я возьму Мусорного Парня с собой на свадьбу, но когда он узнает, что я сделал с Чонгуком, он отвергнет меня тоже и уйдёт жить к нему и его прекрасной идеальной Дахён в их прекрасный идеальный дом, а затем я буду одиноким навечно, и это то, как я умру. И дикие животные съедят моё лицо. — Хорошо, — неуверенно отзывается Чимин. — Это… прикольно. — И моя смерть будет настолько ужасна, что об этом напишут в газетах, и в тысячах миль отсюда Чонгук будет завтракать с прекрасной идеальной Дахён, и она скажет типа: «Смотри, дорогой, кто-то нашёл отвратительное мёртвое тело без лица под мостом, мне кажется, я знаю, кто это», а Чонгук скажет: «Мне всё равно, малышка, ведь всё, что имеет значение, это наша любовь». А потом они страстно засосутся. И Мусорный Парень всё ещё с ними, и он будет любить их намного больше, чем когда-либо любил меня, и я точно заслуживаю всё это. — Пожалуйста, скажи, что это всё, — Чимин звучит умоляюще. — Это всё, — бормочет Тэхён. — Окей, круто. Я собираюсь заявить для записи, что ты никогда не будешь жить под мостом, и ты определённо никогда не будешь заводить себе енота. Потому что так ты получишь бешенство, Тэ. — У меня уже есть бешенство, — говорит Тэхён, опять начиная сопеть. — Бешенство моего сердца. — Окей, я собираюсь игнорировать это, потому что я люблю тебя и знаю, что ты просто сейчас подавлен. — Спасибо. — Но серьёзно, Тэ. Поговори с Чонгуком. Он не ненавидит тебя, обещаю. Он никогда не стал бы ненавидеть тебя. Спорю, что он так же, как и ты, просто растерян и испуган прямо сейчас. — …Хорошо, — шепчет Тэхён. — Я поговорю с ним. После его свидания сегодня, я думаю. — Это сработает, Тэтэ. Правда. Я должен идти готовиться к паре сейчас, но я люблю тебя, хорошо? Держи меня в курсе, как всё пройдет. — Люблю тебя, — говорит Тэхён, и звонок заканчивается. Затем он снова начинает рыдать, и это примерно то, как он проводит весь оставшийся день. Тэхён не знает, когда свидание Чонгука предположительно должно быть, но ему кажется, что это должно быть когда-то вечером. Поэтому, когда в семь вечера он сидит в своей комнате и слышит, как открывается и тут же закрывается входная дверь, он немного начинает беспокоиться, что его собираются убить. Он отставляет свой ноутбук в сторону и тянется к бейсбольной бите, что его мать сказала ему держать возле кровати на случай чрезвычайных ситуаций. Затем он на носочках подкрадывается к двери своей комнаты и прислоняет к ней ухо. Он слышит, как кто-то шаркает ногами в районе гостиной. Это может быть Чонгук, но это определённо может быть и вор. Или убийца. Или вор-убийца. Тэхён находится на середине процесса принятия решения, готов ли он на самом деле умереть за подписанную копию «Haikyuu!» (единственную ценную вещь в квартире), когда неожиданно слышится стук в его дверь, примерно там, где находится его ухо. Он визжит и отпрыгивает назад, роняя биту с громким стуком, а затем дверь открывается, являя Киму поражённо пялящегося на него Чонгука. — О господи, — Тэхён задыхается, на секунду забыв, что они сейчас не разговаривают. — О боже, ты напугал меня до смерти. Я не слышал, как ты идёшь по коридору. Ходи громче, мудак. — …Извини? — отвечает Чонгук. — Ах, почему ты держал в руках биту? — Потому что я думал, что это убийца! — С какой стати ты подумал, что я убийца? — Потому что… — Тэхён смотрит в пол, весь адреналин в его крови переходит в ту же старую боль, в тупую, ноющую в нём рану. — Потому что, разве ты не должен был быть на свидании прямо сейчас? И прямо как тогда, это снова ужасно. Между ними повисает такая неловкость, какой не было никогда, даже в самом начале, когда они начали жить вместе после одного-единственного разговора на фэйсбуке (Чонгук: «Хэй, я видел, что ты запостил, что ищешь соседа по квартире. Это всё ещё актуально?» Тэхён: «ТЫ СЕРИЙНЫЙ УБИЙЦА?» Чонгук: «Нет.» Тэхён: «ТЫ МОЖЕШЬ ЗАСЕЛИТЬСЯ В ПОНЕДЕЛЬНИК?») — Кстати об этом, — говорит Чонгук после недолгой паузы. — Я типа, эм. Мне нужно поговорить с тобой кое о чём. Даже несмотря на то, что он знал, что этот момент настанет, что это должно было случиться, Тэхён всё равно чувствует холодок. — Ага, — кивает он. — Хорошо. Не хочешь присесть? Взгляд Чонгука устремляется к единственному свободному сидению в комнате Тэхёна — к кровати — а потом обратно к Тэхёну: — Эм. Думаю, нет. Точно. — Пошли в гостиную, — предлагает Тэхён; его уши горят, его глаза, скорее всего, тоже, и он по правде просто надеется, что сможет сдержать слёзы на время после того, как Чонгук по-дружески отошьёт его и объявит о предстоящей дате своего отъезда. Они идут до гостиной в тишине. Чонгук занимает одну сторону клетчатого дивана, а Тэхён другую так, чтобы они были друг напротив друга, а их ноги встречались в центре. Если бы всё было в порядке, их ноги были бы переплетены, или голова Тэхёна лежала бы на чонгуковых коленях. Но всё не в порядке, так что они вообще не соприкасаются. — Ты можешь начать, — предлагает Тэхён в тишине. — Эм. Если хочешь. Чонгук просто кивает. А потом достаёт свой телефон и ищет там что-то, затем протягивая его Тэхёну. — Что?.. — Просто прочитай, — говорит Чонгук, не встречаясь с чужими глазами. Тэхён берёт мобильник в руки. На экране красуется сообщение Чонгуку от Ким Дахён. О боже. Если Тэхён должен прочитать их долбанные признания в любви друг другу, он на самом деле просто увянет в пыли и станет ещё одним пятном на этом мерзком диване. Он поднимает взгляд на Чонгука, но тот до сих пор не смотрит на него. Хорошо, тогда. Тэхён читает сообщение. Kim Dahyun Хэй, ДжейКей, нет простого способа сказать это, так что я просто сделаю это. Я не должна была звать тебя на свидание. Я была в ужасном состоянии в тот день, и позже я поняла, что, несмотря на то, что я думаю, что ты супер милый, и добрый, я позвала тебя на свидание только для того, чтобы… вернуть кое-кого, кто ранил мои чувства. Типа. Заставить кое-кого ревновать или типа того. И это правда, правда было дерьмово, использовать тебя таким образом. Это было мелочно и незрело, и я чувствую себя ужасно из-за этого. Я напортачила. Прости меня. Я бы с удовольствием осталась твоим другом, но пока я не ищу чего-то большего. Если ты не против дружбы, то, я клянусь, обычно я не втягиваю непричастных людей в личную драму :< И ещё раз, прости меня. Тэхён перечитывает это три раза, после отдаёт телефон Чонгуку, что берёт его без слов. — Мне… Мне очень жаль, что так произошло, чувак, — аккуратно говорит Тэхёна. — Она кажется хорошей. — Да, она такая, — говорит Чонгук. — Она правда очень хорошая. Она принесла кофе после занятий сегодня и объяснила мне всю ситуацию. А потом мы немного прогулялись. Я думаю, она будет очень хорошим другом. — Хорошо, — говорит Тэхён. Он не понимает, что происходит — это хорошие новости, верно? Так почему же Чонгук выглядит таким подавленным? — Эм. Ты уверен, что в порядке насчёт этого? Чонгук даже не выглядит так, будто услышал его:  — Она объяснила мне всю ситуацию. Она… у неё была, типа, подруга с привилегиями, а потом та девушка переспала с кем-то ещё, и Дахён поняла, что у неё есть к ней чувства. Она запаниковала и пригласила меня на свидание. — Гук… — Но я сказал ей, что… я сказал ей, что всё хорошо. Потому что я не должен был отвечать ей «да». Я сделал то же самое, что и она, я использовал её, чтобы… что ж, в принципе, это было нечестно к каждому из нас. Сердце Тэхёна делает что-то странное, и он не знает почему. — Я не понимаю. — Это было нечестно, — повторяет Чонгук. Он ковыряется в дырках своих джинс, дёргая за свободные белые ниточки. — Потому что… потому что я не, я не, эм. — Всё хорошо, — говорит Тэхён тихо. Дыхание Чонгука становится поверхностным, как это происходит, когда он на грани паники. — Чонгук, всё хорошо, возьми передышку. Не важно, что это, всё будет хорошо. — Не будет! Тэхён хочет подорваться, чтобы притянуть Чонгука в объятья и уткнуться носом в его волосы, дышать вместе с ним. Он хочет, но не делает. — Не будет, — выдает Чонгук несчастно. — Ничего не будет хорошо, Тэхён. Я не могу встречаться с Дахён, я не могу встречаться ни с кем. Потому что я не доступен эмоционально. Потому что ты мне нравишься. Требуется секунда, чтобы погрузиться в это всё. А затем Тэхён остаётся абсолютно неподвижным. — Я проебался, — Чонгук продолжает. Он притягивает свои ноги к груди, пряча лицо в своих коленях, до сих пор дёргая за края дырок в его джинсах. — Я проебался, — он звучит так, будто уже плачет, или близок к этому, — я не могу поверить, я… Я не могу поверить, что я сделал это. Я позорю себя на повседневном уровне, но это всё ещё самая позорная вещь, которую я когда-либо делал, — он определённо плачет. — Прости меня. Я не хотел, чтобы ты узнал об этом, потому что я хотел жить с тобой, типа, вечно, ты мой лучший друг и самый лучший человек, которого я когда-либо встречал, и, и, и потом я отдалился от тебя, но я не хотел, чтобы это было так грубо и неловко, и мне так жаль. Прости меня. Я могу съехать, если ты этого хочешь, я просто хотел извиниться. — Я прощаю тебя, — говорит Тэхён в ту секунду, когда Чонгук перестаёт говорить. Чонгук задерживает дыхание:  — Ч… что? — Я прощаю тебя. Ты полностью прощён. Я тоже хочу извиниться. Ты меня прощаешь? — Я… но, ты не сделал ничего плохого. — Так же, как и ты, но я прощаю тебя в любом случае, — говорит Тэхён, наконец справляясь с тем, чтобы держать свой голос ровным. — Я прощаю тебя, пожалуйста, прости и ты меня. Гуки, скажи, что ты прощаешь меня прямо сейчас. Чонгук смотрит вверх. Его лицо влажное из-за слёз, а кончик носа покраснел:  — Я… Я прощаю тебя? — Спасибо, — Тэхён делает вздох. — Спасибо, хорошо, сейчас мы можем начать всё сначала. Я люблю тебя. Можно мне тебя поцеловать? Глаза Чонгука расширяются. Это самое интенсивное Жук-лицо, которое он когда-либо делал: — Что за херня? — Я люблю тебя, — говорит Тэхён снова и усмехается, и он не может ничего с этим поделать, ведь Чонгук выглядит смущённым и шокированным, плачущим и красивым; Тэхён улыбается ему, затаив дыхание, его сердце танцует грёбанный вальс. — Я люблю тебя, вау, я знаю, что ты сказал, что я тебе просто нравлюсь, но я хочу быть предельно честным. Я люблю тебя и хочу целовать снова. Очень сильно. Желательно, всё время. — Что за херня, — слабо говорит Чонгук. — Что за херня. Что за херня. — И не переезжай, пожалуйста. Мне будет очень грустно. — Что за херня. — Окей, сейчас ты заставляешь меня нервничать, — говорит Тэхён, придвигаясь на середину дивана, но продолжая держать свои руки при себе, избегая прикосновений, потому что, кажется, он сломал Чон Чонгука. — Ты сломался? Это всё, что ты собираешься говорить на протяжении всей своей оставшейся жизни? Всё хорошо, я могу работать с этим. — Ты не шутишь, — произносит Чонгук. — Ты… Ты не шутишь, ты серьёзно. — Я никогда не был настолько серьёзным за всю свою жизнь, — объявляет Тэхён. — И больше не буду. Вот так, приятель. — Не зови меня приятелем, — глаза Чонгука бегают по лицу Тэхёна, пытаясь отыскать там намёки на ложь, шутку, — Ты не можешь признаться мне в любви, а потом назвать меня приятелем. — Я буду звать тебя так, как ты захочешь. Пирожочек. — Не пирожочком. — Мы разберёмся с этим. — Ты должен поцеловать меня, — выпаливает Чонгук, всё ещё выглядя слегка испуганным. — Ты определённо должен поцеловать меня. Прямо сейчас. — Как прикажешь, малыш, — говорит Тэхён грациозно, а потом налетает на Чонгука с поцелуем, прежде чем тот сможет ответить. Он сцеловывает соль чонгуковых губ. Целует его влажные щёки, его веки, лоб, оставляет поцелуи по всему лицу Чонгука, а потом возвращается обратно к губам, целуя каждым миллиметр, снова и снова, пока дыхание Чонгука дрожит на его губах. Тэхён подносит обе руки к лицу Чонгука и проводит пальцами по его скулам, стирая последние слёзы. Он отстраняется, чтобы отдышаться, и Чонгук ловит его губы через секунду, втягивая Тэхёна в ещё один поцелуй, во второй, в третий, пока, наконец, не открывает глаза. — Как себя чувствуешь? — спрашивает Тэхён. Но на самом деле ему и не нужно было спрашивать. Чонгук улыбается ему, почти светясь в этих вечерних огнях. Невероятный. — Почему ты остановился? — спрашивает в ответ Чонгук. Тэхён чувствует себя застенчивым:  — Мне нужно было вздохнуть. — Но ты говорил мне, что нужно дышать через нос. — До этого поцелуи не были такими ошеломляющими. — Ох, — выдыхает Чонгук. — Ага. Чонгук улыбается даже шире:  — Клёво. Эм, хэй, так… Я типа, люблю тебя или как-то так. Они уставились друг на друга. — Ты что, только что сказал «я типа, люблю тебя или как-то так»? Ты что, серьёзно только что сказал мне это? — Тэхён звучит поражённо. — Это серьёзно то, как ты решил выразить своё признание в вечной преданности? Я типа, люблю тебя или как-то так? — Прости, — шепчет Чонгук. — Нет, я не закончил, — Тэхён мотает головой из стороны в сторону. — О мой бог. Я хотел услышать от тебя это на протяжении двух лет, и ты не сказал просто «я люблю тебя», что было бы просто прекрасно. Неееееет, ты сказал «я типа, люблю тебя или как-то так». О господи, Чонгук. Как я должен буду сказать это нашим детям? Ох, сладкий, я думаю твой папа типа любит меня или как-то так. — Если ты продолжишь издеваться над тем, как я решил выразить свои чувства, я скину тебя с этого дивана и не буду целовать тебя сорок восемь часов. Тэхён громко вздыхает. — Окей, я смирился с этим, — заявляет Тэхён после короткой паузы. — Думаю, я знал, на что иду. Я тоже типа люблю тебя или как-то так. — Спасибо, — отвечает Чонгук. — Я ценю это. А затем он вытягивает руки и привлекает Тэхёна в новый поцелуй, утягивая их обоих назад; Чонгук прижимается к подлокотнику дивана, когда тело Тэхёна изгибается над ним, а его руки ложатся на чонову талию. Это не идеальный поцелуй — это всё неряшливо, потому что они оба смеются и их зубы продолжают сталкиваться вместе. Но у них есть много времени для практики.

[конец]