Бариста, мне самый сладкий кофе!

      Первый поход в это самое кафе — Sugary — произошел месяц назад. В тот день, мало того, что дождь, внезапно собравшийся в воздухе влагой, а на небе фиолетовыми тучами, лил, как из ведра, так еще Чимина в этот самый мрачный переменчивый день…бросили. Хотя, если быть точным, мальчик застал своего любимого человека за изменой. Он давно замечал странную связь возлюбленного и своего лучшего друга, потому предательство было более обидное — предательство в тот день было двойным.       Сказать, что Чимин ни капли не расстроился и решил быть гордой львицей — ложь, но и предположить, что он плакал, как школьник — клевета. Просто на том самом месте, где он сидит сейчас, Пак в тот день повесил нос, лениво читая меню. Незаинтересованно и отстранено. Наверное, если бы не пакостливый дождь, он бы даже сюда не зашел. Подавленное состояние билось в груди, как птица в клетке — хотелось домой, хотелось спокойствия и одиночества.       Но не успел Чимин справиться со своим горем, как бариста этого заведения, решил тут же преподнести ему улыбку и комплимент на подносе — сразу вспоминается шутка это то, чего вы еще не пробовали. И если честно, смог рассмешить и предложить самый сладкий кофе, который был и самым нежным, самым теплым и самым запоминающимся кофе на вкус.       По сюжету романов Чимин должен тут же в Чонгука влюбиться. Но скорее мальчик влюбился в напиток, приготовленный специально для него и приятную атмосферу заведения, потому то возвращаться туда и хотелось. Кафе будто манило мальчика обратно. Потому что там уютно и про проблемы забываешь моментально. Будто тихая гавань в неуклюжей, неловкой жизни парня, наполненной провалами и неудачами — наполненной волнами злыми и ветрами ядовитыми.       По этой причине чаще мальчик появляться стал в том самом маленьком местечке, заказывая всегда один и тот же кофе у милого баристы и читая книги, если в учебе не было завалов. Никто не приставал, а место его привычное никогда не было занято, потому облегченный взгляд и расслабленные плечи — обязательный теперь аксессуар в этом заведении для мальчика, только прошедшего через стеклянную дверцу с колокольчиком.       И, честно признаться, Чонгук так счастлив, что юноша, заходя в кафе, действительно отпускал все свои ненужные мысли и проблемы, на несколько часов застревая в искренней заботе бариста. Этот же парень влюбился, кажется, с самого первого взгляда — когда Чимин впервые ввалился в кафе промокший, напуганный неожиданным дождем и расстроенный каким-то происшествием за стенами мягкого и удобного мирка с оттенком кофе и панкейков.       Неожиданно для себя вдруг Чон открыл, или подтвердил то, во что раннее не верил — влюблённость существует, а точнее влюбленность с самого первого взгляда. Юноша, обычно не щедрый в эмоциональном плане, и в чувственном тоже, немедленно вспыхнул всеми возможными человеческими и нечеловеческими красками. Они отразились не только пунцовым блеском на щеках, они отразились, кажется, вдруг во всем восприятии его мира. Один лишь такой маленький человечек слишком резко ворвался, сам того не ожидая, в нераскрывшийся еще от страха бутон Чонгука. В девственный бутон — в сердце, которое еще не влюблялось.       И изо дня в день, он приветствовал мальчика полюбившегося улыбкой. К тому же приходил Чимин всегда почти в одно и то же время, потому кофе его всегда стоял под рукой у Чона. Он смел, потому что одаряет малыша понравившегося комплиментами, но он трус, потому что ничего более сказать не может.       Его неудачное привлечение внимания больше напоминает лишь трудовую этику. Может поэтому ничего более чаевых бариста в ответ не получает? И хоть чаевые хорошие, но Гук хочет немного другого — да, немного привередлив со своим любимым клиентом — хочется чувств. Как бы странно не звучало это лишь через неделю, после первого визита Пака.       Что уж говорить про последний весь этот месяц? Когда Чимин сходил с ума из-за подступающих, как неизбежная и неприятная рвота беременной на первых неделях триместра, экзаменов, Чонгук все больше и больше делал ошибок, как в своей работе — так и в слежке за своим крашем. Какие именно были ошибки? Наверное их можно назвать совмещенными — например, когда Чонгуку сделали очень громкий выговор, потому что тот просто…залип самым нескрываемым и прямым взглядом на читающего Пака. А выговор звучал еще хуже, потому что Чимин — постоянный посетитель, да и очаровательный мальчик, который и администратору — Мину Юнги — в душу тоже запал — опять Чимин тебя от работы отвлекает?! Заканчивайте ваши любовные переглядки!       И ведь на свое имя малыш за маленьким столиком с кипой учебников голову поднял немного напряженно — с чего это его беспокоят, когда он ничего не сделал? Но пробежавшись быстро взглядом по обстановке, остановился на Чоне…на краснеющем Чоне, пытающимся, тихо шипя, утихомирить администратора — по совместительству его лучшего друга…       Может быть тогда Чимина, буквально, заставили посмотреть на баристу, так жаждущего внимания именно этого умного и ответственного мальчика? Однако сам Чонгук поступил глупо — первую половину дня, рабочего дня, что значит часа четыре — любимого своего посетителя избегал…       Чимин не из робкого десятка, потому выяснить хотел, что же происходит у этого кролика в голове. Вот только выловить уже хорошо знакомого работника кафе не получается. Все бегает парень вокруг, да около, подсылает других официантов, а Чимин, имея на то права, отказывается от них, заставляя еще больше нервничать Гука.       — Ну и что это такое было? — наклоняет немного голову на бок и бровь одну вопросительно поднимает. Смотрит укоризненно, пусть и снизу вверх, ну, а Чонгук жмется напряженно, хмурясь, будто себя виня отчаянно. — Кто тут на кого влюбленные взгляды кидает?       — Я на тебя, хен, — виновато даже немного говорит парень, выдыхая как-то злобно, потому что Мин его знатно так подставил перед крашем. — Прости, такого больше не повторится. Мне жаль, если я заставил тебя почувствовать себя неловко, — плечи немного опускает — его напряжение медленно сходит на нет, вот только вместо неприятного тянущего и взволнованного чувства, быстро приходит отчаянье. Горькое и ядовитое — Чимин не любит это чувство.       — Чон Чонгук! — твердо начинает Пак, а после реакции младшего улыбается весело, потому что, вообще-то, этот бариста очень забавный. — Хотя бы не на рабочем месте. А то больше чаевых не получишь, — говорит обольстительно и очаровывающе, губами сминая сладкий вдруг воздух с горчинкой приторного кофе — Чонгук просто возвращается в реальность. В реальность, где уже не может сдержать улыбки на снисходительное поведение любимого посетителя — Чимин не сердится и, что самое главное, не отталкивает, принимает.       — Тогда может сегодня после моей смены? — предлагает уверенно Чон, ощущая, каким же важным был пинок от Юна и как он теперь этому ворчуну благодарен. — Позволь мне пока угостить тебя самым сладким кофе и десертом, — получает кивок и счастливо уходит на рабочее место.       И лишь когда остается в каком никаком одиночестве — истинно расслабляется и чуть ли в пляс не пускается. В сумасшедший пляс, потому что-то, что с ним сейчас происходит, навряд ли нормально.       Если у бедного Чимина проблема жизни в том, что встречает он в особенности мудаков, в том, что просто немного неуклюж или слишком чувствителен, то у Чонгука проблема в другом — стеснительная социофобная он плесень! Да, у него все в первый раз. Особенно такие чувства в первый раз, даже если детскую влюбленность никто никогда не отменял. В первый раз у него появился и краш, за которым Чон отчаянно и влюбленно следил месяц, с которым Чон влюбленно и отчаянно старался наладить хотя бы дружеский контакт и не надеясь на продолжение и тем более счастливый конец.       И забегать вперед наверное очень неправильно. Время не поджимает, а лишь, наконец, с заботливой улыбкой уступает, счастью вершить мир обоих неудачливых парней позволяет. И счастье справится, только не без ошибок — даже Бог поступал неправильно и нелепо, о чем уж тут говорить.       Весь день Чонгука проведен был в сладком эйфорическом предвкушении. Он подал своему крашу обещанный десерт, а также подал свою счастливую улыбку, взамен на мечтательность Чимина — смущенную, черт возьми, мечтательность Чимина. О чем он там думает перед их первым свиданием? Отвлекся от учебников надоедливых, отвлекся от конспектов, которые до этого долго и упорно писал, хмуря идеальные бровки. Только сам Пак знает, почему он улыбается в пустоту — потому что в Чонгуке искренность видел, и так хотелось скорее ее коснуться и попробовать. Кажется, детская влюбленность Чона похожа на банановое молочко… Немного может и перегибал Пак, но на самом деле равнодушным к малышу Гугу на все сто он не был — просто ошпарился, просто скрывал, просто старался внимания на чувства не обращать. Но слишком уж этот бариста добр, кроме того, слишком симпатичен и обаятелен — уверенность подступает к сердцу, как сладкое любимое кофе.       Робость подступала волнительной и дрожащей тошнотой к горлу — Чонгук слишком долго возится в комнате для персонала, переодеваясь, чем вызывает такие неприятные ощущения и жгучий осадок у Чимина. Непозволительно долго бариста не появляется — кафе уже закрыто, Чимин один в полумраке неработающего заведения…       Недавно больно пережитое предательство заставляло хмуриться и ощущать в носу неприятное покалывание — потому что страшное оно чувство…чувство одиночества и брошенности. И только гордо собрался малыш уходить, как юноша появляется в зале — лохматый и помятый, хотя, честно, пытался разгладить толстовку и причесать волосы. Забавный, спешащий и сожалеющий — вселил в Чимина немного веселья, запланированный вечер будет действительно приятным. Потому что Чонгук все еще рядом.       — Задержался, виноват. Ты все собрал, ничего не забыл? — проверяя взглядом столик, спрашивает о бытовом парень, а Чимин качает головой, смотря на младшего немного завороженно.       — Ты ведь всегда бережешь это место для меня. Даже если что-то и забуду — никому оно не достанется, — улыбается, рассекретив Чонгука в еще одной шалости, которую ему позволило лишь рабочее место в кафе.       Мягко тянется мальчик к волосам Гука, больше напоминающим сейчас милый одуванчик. Тянется и «травинку» торчащую, словно антенна, приглаживает, чем взрыв вызывает моментально у своего несостоявшегося сталкера.       И сейчас бы, словно попугайчик, запел бы серенаду, признался бы в чувствах — во всех, которые в груди его только пылают с еще того самого, первого дня. Но разве повод есть? Есть ли повод любить с первого взгляда? Дозволено ли это вообще, правильно? А обществом не высмеивается? Потому что запеть хотелось о щекотливой боли в сердце, при виде расстроенного Минни. Хотелось говорить, как приятно кровь, словно горячее любимое кофе, разбегается по груди, животу и заканчивается яркими фейерверками только в глазах и в кончиках пальцев.       Хотелось глупо запеть Чонгуку — хотелось почувствовать теплые человеческие объятия Чимина. Уткнуться в тепло чужого тела, потому что все человечество совсем недавно для мальчика вымерло. Потому что все прекрасные чувства были жестоко уничтожены и под ядовитой слюной растоптаны.       А Чон ярким пятном в жизни малыша появился. Неожиданно, но в самый подходящий момент. Нужен был очень, как антидепрессант, потому что не только личная жизнь Пака волновала на данный момент, но и экзамены, всю психику грубо разрушающие.       На доли коротких минут из мира выпали оба. У каждого на уме свое, но каждое «свое» связывается в единое целое, теперь становясь общим. Проблемы с людьми — точнее проблема нескончаемого потока мудаков на бедного Пак Чимина — рассыпаются в одном только взгляде Чонгука, полного обожания, непривычного для мальчика, недавно преданного.       — Ой…а у т-тебя шрамик на щеке, — перевел не только тему, но и взгляд с поглощающих, почти черных, бусинок на щеку с сильными мышцами, немного проступающими и особенно заметными в полумраке. Долька робости одолела и Пака, засмущавшегося и вобравшего воздух полную небольшую грудь.       — А у тебя губы пухлые и мягкие на вид. Поцеловать хочу, — не стоит даже говорить о хаусе в голове Чонгука, о сирене, включившейся внутри, тревожа все его существование — внешне он спокоен и даже расслаблен, сексуален и уверен. Выдыхает напряженный, но согретый чувствами воздух, а Чимин его и в без того наполненную грудь забирает. Не отталкивает, не хмурится, а лишь лелеет и лужицей вот вот расплыться угрожает.       Как стержень твердая рука Чона опускается на талию мальчика, сам парень приближается ближе, а Пак податливо приподнимает личико навстречу, вжимаясь руками в сильную широкую грудь. Но перед тем, как чувственно-нежно встретиться с чужими губами Чонгук усмехается — выдохни — и мальчик тут же в ожидании и предвкушении сладких или же горьких от кофе губ отпускает воздух, все подобранные пылинки влюбленности младшего.       И лениво-уютно вкушает неумелые, но уверенные губы напротив, своими пухлыми и в восторге дрожащими. Их свидание только начинается.