Квинтэссенция любви

      - Дорогой, ты не хотел бы помочь мне? – молодая женщина со скрещенными на груди руками и исключительно недовольным выражением лица обращалась к сидящему напротив неё сущему безобразию. Мужчина лишь легонько тряхнул газетой, которая демонстративно была поднята так, что непременно скрывала его лицо. – Это уже не смешно, - девушка в бессилии вскинула руки. – Я все делаю одна! Неужели тебе не важно, как все пройдет? – за газетой лишь послышался тяжелый вздох, но ожидаемой реакции все еще не последовало. – Драко! – взвыла девушка. – Ты мог бы хотя бы убрать эту чертову газету! – наконец несчастный кусок бумаги был убран на колени, а светло-серые глаза уставились на нарушительницу покоя.       - Дорогая, не стоит выражаться, когда в соседней комнате спит маленький ребенок, - он ухмыльнулся, чувствуя, что только что разбудил в девушке зверя. Та раздраженно тыкала пальцем в воздух, стараясь подобрать нужные слова. Её муж мог оставаться спокойным и уравновешенным в любой ситуации, но более удивительным его качеством было то, что он мог перевернуть все с ног на голову и сделать виноватым кого угодно, но не себя. Истинный слизеринец. – Конечно же, мне не все-равно. Я могу заняться списком гостей, если ты хочешь, – протянул он, видя замешательство жены.       - Ну уж нет, - вспылила девушка, тряхнув головой, словно очищая её от лишних мыслей. Прядь волос выскочила из аккуратного пучка. И мужчина ласково улыбнулся, находя это чрезвычайно милым. – Ты опять вычеркнешь всех моих друзей. Ты делаешь это уже третий раз.       - И сделал бы это снова, но ты заколдовала список.       - И правильно сделала! Драко, мы вместе уже столько лет, мы женаты, у нас есть сын, но ты все еще не можешь найти общий язык с моими друзьями. Как долго вы будете жить в своем враждебном мирке?       - До тех пор, пока Поттер не перестанет быть Поттером, а Уизли таким узколобым. Гермиона, я, правда, старался, но, кажется, что в этом мире есть место только одному чуду. И это был тот раз, когда они не убили меня на нашей свадьбе, - его лицо озарила улыбка, когда он вспоминал тот день и лица друзей жены, все еще не верящих в происходящее. Хотя стоило отдать должное Поттеру, он быстро принял положение дел, а вот рыжий до сих пор стреляет в Драко убийственными взглядами. – Я ведь даже в неплохих отношениях с Полоумной и младшей Уизли. Долгопупс, к слову, тоже оказался неплохим малым, - отмахнулся молодой человек, снова приподнимая газету. Девушка закатила глаза и, не выдержав, выхватила её из рук.       - Во-первых, Полумна и Невилл. А Джинни уже давно Поттер, если ты забыл, - парень хмыкнул. – И, во-вторых, ты мог бы запросто прекратить этот детский сад. Вы превращаетесь в одиннадцатилетних мальчишек, когда находитесь в одном помещении.       - Послушай, ты ведь знаешь, что ради тебя я готов на все, но это выше моих сил. Прости, - он выхватил из рук девушки спасительную газету и снова закрылся ей словно барьером, не дав жене произнести и слова.       - А на что ты готов ради нашего сына? – Гермиона решила воспользоваться последним козырем. – Драко, ты ведь сам говорил, как важно для ребенка Малфоев посвящение в род. Когда я была беременна, ты мне все уши прожужжал о том, что устроишь невероятное торжество, когда родится наследник.       - Я не помню такого. Всегда хотел тихое и скромное посвящение и ничего больше.       - Ты не помнишь, потому что каждый раз был в стельку пьян. Первый раз, когда узнал, что у нас будет ребенок, потом, что это будет сын, затем, когда решил, как мы его назовем, мне продолжать? – она хитро улыбалась. А газета вновь лишь дернулась. Этот человек был непробиваемой скалой. – Дорогой, они ведь даже не видели Скорпиуса. Ты выкрал меня из больницы до того, как им были разрешены посещения. Ты должен мне хотя бы этот праздник, - она топнула ножкой. Из-за бумаги показался улыбающийся взгляд. Она была слишком милой, чтобы устоять и не посмотреть на проявление её гриффиндорского упрямства. – Блейз ведь уже видел нашего сына, - она хитро посмотрела на блондина, который моментально изменился в лице. Драко был тем самым человеком, который настоял, чтобы никто кроме родственников не видел их сына до посвящения. Если их приглашали куда-то вдвоем, они оставляли малыша с Нарциссой, которая трансгрессировала в дом по их просьбе. Или завозили к родителям Гермионы. – Что? Думал, я не узнаю, что пока мы с Джинни были в Косом переулке, ты тайком привел его в дом. Так что твои доводы о том, что если даже твой лучший друг не видел нашего сына, то и мои не могут, уже не действительны. И заметь, я не сказала тебе не слова, - она выглядела, будто написала самый важный экзамен в своей жизни на «превосходно».       - Правильно, ты сохранила этот шанс для подходящего момента. Я всегда говорил, что в тебе есть что-то от моего факультета. Я горжусь тобой, - он, наконец, поднялся с любимого зеленого кресла и, обойдя девушку сзади, обхватил её руками, прижимая к себе.       – Ты выиграла. Я помогу тебе, – он почувствовал, как она расслабилась и прильнула к нему. – Но ведь моя помощь нужна тебе не из-за того, что ты не справляешься в одиночку. Ты никогда не признаешься, что у тебя что-то не получается. Но ты пришла ко мне и стояла до последнего. Что тебя тревожит? – она немного напряглась, но решила, что он не заметит. Но кому как не Драко заметить, что с ней что-то не так. Он знал каждую клеточку её тела и мог поклясться, что чувствовал её настроение даже, когда они были далеко друг от друга. Ведь в том, что его супруга обратилась к врачу по поводу возможной беременности, была его заслуга. Он просто почувствовал изменения в поведении Гермионы и всеми правдами и неправдами приволок её к врачу. По тому, как она закусила губу, он понял, о чем пойдет речь. – Милая, только не говори, что ты опять боишься, что наш сын не будет принят в род? – он развернул её лицом к себе и посмотрел в её невероятные глаза. Он на миг забыл, что хотел сказать. Её слова вернули его в реальность.       - Весь ваш род сплошные чистокровные волшебники, - смущенно, будто отчитываясь перед преподавателем, начала она. – А он ведь полукровка, Драко. Кто знает чего ждать от вашего семейного древа? Я боюсь, что твои предки не примут его, потому что его кровь не достаточно чистая.       - Послушай, Гермиона, - заботливо начал блондин. – Ему всего три месяца, а он уже поразительно похож на меня и я даже боюсь подумать, что вырастет из этого невероятного мальчишки, если он уже соображает лучше нас с тобой. Но одно я могу сказать совершенно точно, в этом малыше чистоты больше, чем во всех Малфоях до него вместе взятых. И этим он обязан своей мамочке, - он ласково улыбнулся и поцеловал жену в макушку. Гермиона улыбнулась и уткнулась в грудь мужа. Здесь, она чувствовала себя спокойнее всего. Казалось где-то в районе его сердца, куда она доставала своим носиком и есть её место. Самое защищенное и спокойное место из всех. То самое, что спасло её тогда после войны. – Тем более если уже Люциус принял внука, то за других тебе переживать не стоит.       - Спасибо, - тихо выдохнула она ему в грудь.       - Я же обещал никогда не оставлять тебя, - он сильнее прижал её к себе.       Они вдруг оба вспомнили, как все начиналось. Война оставила в каждом из них рану, которую не так просто было залечить. И даже время было не самым лучшим лекарствам. Гарри и Рон не захотели возвращаться в Хогвартс, а Гермиона просто не могла отказать новому директору школы. Минерва Макгонагалл очень просила девушку вернуться и даже не потому, что так она могла закончить обучение и претендовать на высокие должности в Минестерстве. Новому поколению нужен был достойный пример. Человек, на которого они могли равняться. Этим человеком стала она. Но как она могла быть примером для других, если давно потеряла веру в саму себя. Малфою пришлось вернуться под напором родителей и, если тогда он счел это вмешательством в его жизнь, то сейчас не изменил бы в своей жизни ни единого дня после окончания войны. Когда они снова встретились, будучи одними из немногих, кто вернулся закончить обучение, сразу же решили пересекаться как можно реже. В ходе совместных патрулирований, так любезно распланированных директрисой, отношения сменились на исключительно нейтральные. И так и было ровно до того момента, пока Рон не сообщил Гермионе, что остыл к ней и сошелся с другой, пока она усердно трудилась на благо школы. Девушка прекрасно понимала, что сердцу не прикажешь. Да и к тому же, когда она уезжала, они ничего друг другу не обещали, но в тот момент ей казалось, что вся её жизнь – сплошной обман. Она проплакала в комнате целых два дня, а Малфой без пререканий выполнял обязанности за обоих. Он даже не мог вспомнить, когда вдруг сильно захотел набить морду рыжему за то, что тот обидел её. Эти мысли он гнал от себя вплоть до того момента, как Уизли заявился в Хогсмит, чтобы лично поговорить с девушкой. Она казалась спокойной во время разговора, разве что красные от слез глаза могли выдать её страдания. Но Рон редко видел дальше своего носа. После этого неприятного разговора она держала себя в руках вплоть до того момента, пока за ней не захлопнулась дверь в общую гостиную. Она впервые плакала прямо перед ним, а он не выдержал и обнял её, сев рядом. Когда она прижалась к нему всем телом, он понял, что не позволит ей больше плакать. Когда она уснула в его объятьях, он бережно отнес её в комнату и поцеловал в кудрявую макушку. Он все для себя решил. Проснувшись с вновь опухшими глазами и пахнув каким-то чужим, но до боли приятным ароматом она заметила стоявший на столе шикарный букет из пионов, а записка гласила: «Своими слезами ты намочила мою рубашку, поэтому должна мне свидание. Отказы не принимаются». Тогда девушка улыбнулась впервые за несколько месяцев, а потом все закрутилось так быстро: подарки, свидания, поцелуи, выпускной, знакомство с родителями друг друга, предложение съехаться, вопрос, воспоминания о котором до сих пор вызывают у Гермионы слезы и, наконец, известие, которое теперь мирно сопит в соседней комнате. Казалось, они, нашли тот свет, что искали среди тьмы, творившейся вокруг всю их прошлую жизнь. Они нашли его вместе, и никто из них не хотел, чтобы это заканчивалось. Теперь своей новой ячейкой общества они проживали в Малфой-мэноре. Люциус и Нарцисса оставили дом новому поколению и на время уехали во Францию. Они должны были вернуться со дня на день, чтобы принять нового члена семьи в род и снова оставить молодых наедине со своим счастьем. Гермиона не хотела перекладывать заботу о сыне на плечи бабушек, поэтому всю работу она делала дома. Как героине войны ей разрешалось многое. Драко не был против. Он убегал на работу и считал минуты до того, чтобы снова прижаться к жене и подарить легкий поцелуй белобрысой головке, которая непременно одарит его самой искренней улыбкой.       Из воспоминаний пару вырвал детский плач. Оба вздохнули, приходя в себя.       - Я схожу, - прошептал Драко. Гермиона лишь легонько улыбнулась и бухнулась в зеленое кресло. Она устала за эти несколько дней тщательной подготовки и совещаний с Нарциссой по поводу того, как все должно быть.       Драко вышел из детской спустя несколько минут. На руках у него, весело улыбаясь, покоилась его драгоценность. Его сын. Скорпиус Малфой был копией своего отца. Те же платиновые волосы и серые глаза, разве что они светились тем теплым светом, что и у его матери. Мальчишка цепкими пальчиками одной руки схватил папу за прядь волос, а другой рукой указывал на уже спящую в кресле маму.       - Да, малыш, видишь, как наша замечательная мамочка вымоталась, готовя тебе лучший на свете праздник, - сынишка захлопал в ладошки, он будто понимал все, что происходило в этом доме. Он был квинтэссенцией той любви, что хранили в себе его родители, поэтому он был таким особенным ребенком. – Мы не будем её будить, а сделаем все сами и даже не забудем оставить место для Поттеров и Уизли. Да уж, веселый праздник намечается, - усмехнулся Малфой и малыш вторил отцу.