о стихах, тепле и прогулах

- Влюбиться бы, - скучающе произносит Аннабет, подперев щеку и меланхолично вздохнув, - желательно, безответно.       Взгляд, не останавливаясь ни на чем дольше, чем на 5 секунд, немного растерянно перемещался от парня к девушке, от автомобиля к троллейбусу, от деревьев к светлому, чистому небу. Окна многоэтажек искрились на солнце, трава зеленела, а люди, нет, ну, вы только подумайте, улыбались, и все так до одури говорило о весне и приближающемся лете, что девушка с ее-то любимой осенью не находила себе места на этом празднике жизни.       Недавно отстроенная кофейня, в которой будущая архитекторша сейчас находилась со своей подругой, пахла новой мебелью, ягодными маффинами, объяснимо, кофе и, необъяснимо, мятой. Стул ментолового цвета не слишком мелодично, но все же как-то уютно и по-домашнему скрипел с каждым неаккуратным и резким движением Аннабет, что происходило довольно частно. Девушка была сегодня нервной. Усердная учеба в университете архитектурном факультете сказывалась на ее поведении. - Вот удумала, - усмехнувшись сказала Пайпер, продолжая касаться персиковой помадой своих губ, доводя их до совершенства, как будто оно не было достигнуто с минуту назад. Но, в конце концов, она довольно причмокнула и, осмотрев результат своей работы в маленьком карманном зеркале, невольно качнулась назад. Ее стул не скрипел. - Зачем оно тебе надо? Мне кажется, тебе нужно еще отдохнуть от этого всего. Разве не помнишь, каким был твой прошлый опыт неразделенной любови? - продолжила Пайпер, задавая вопрос и забавно потягивая гласные в последних словах.       Аннабет помнила. Даже, возможно, слишком четко.       Его звали Лука, и он учился на журналиста. А еще у него были волосы цвета пшеницы, глаза, как осколки неба, что сейчас за окном, и шрам в пол-лица, что было определенно самой яркой его внешней особенностью. А еще они были довольно близки. Настолько, что Аннабет знала про его предмет воздыхания, наличие которого исключало возможность отношений. Ах да, еще кое-что: он был геем, что крошило в пух и прах все шансы на хоть какие-то взаимные романтические чувства.       Аннабет страдала. Всегда сильная, стойкая и непоколебимая, как скала, Аннабет задыхалась, чуть не расцарапывая горло в кровь, от "легкой симпатии" к парню, который даже девушек не предпочитает. Она не напивалась в хлам, не пряталась от жизни за наркотиками и ни коим образом не пускалась во все тяжкие, как это делали некоторые, встретившись лицом к лицу с огромной, всепоглощающей, неразделенной любовью. Нет, она этого не делала, но было больно, чертовски больно.       И любой здравомыслящий человек не пожелал бы себе повторения такого не самого легкого жизненного приключения, и Аннабет тоже не пожелала бы, если б не одно «но»: - Зато тогда было вдохновение, - высказывается архитекторша, ложась головой на руки, силясь не уснуть даже после убойной дозы эспрессо.       Аннабет - поэтесса-любительница, убежденная, что настоящее искусство рождается в страдании. Что уж и говорить про поэзию. И, честно, между нами, она с каким-то трепетом, которому позавидовали даже самые отпетые мазохисты, хранила ту никому не нужную влюбленность в Луку ради хотя бы четверостишья в синем блокнотике для стихов. Но только вот сейчас Аннабет не влюблена, относительно счастлива, а ее жизнь спокойна и умеренна. А черная ручка с погрызенным концом, коей исключительно и писала поэтесса свои рифмованные строчки, не использовалась по назначению уж недель одиннадцать. - Дурочка, - говорит Пайпер без какой-либо злобы и смотрит ласково на подругу из-под опущенных ресниц. ***       И Аннабет влюбляется.       Где-то через месяц после того разговора, в кафетерии университета она нагло пялится на парня, стоящего на выходе, с факультета углубленной математики, почему-то не замеченного ею ранее. Он был бы похож на Луку, если б не был на него так не похож. Абсолютно отличные от прошлой любви черты лица, которые были ничем не хуже, обнадеживали архитекторшу, ведь Луки в ее жизни ей хватило сполна. В тот момент солнце играло в его светлых волосах, губы застыли в искренней улыбки, а глаза талой воды смеялись по-доброму и по-летнему. И разглядывать его было так тепло, так хорошо. А еще он, о боже, смотрел на нее. Или... сквозь нее.       И это «сквозь нее» сбивает ее с ног со спины и вприпрыжку бежит к предмету мимолётного воздыхания Аннабет.       Ну, что, Господь/Судьба/Вселенная, доволен/а этим клише?       Эта бестия, не разворачиваясь, достигает своего, видимо, друга, который в то время смотрел на упавшую блондинку (теперь уж точно на нее), разразившуюся ругательствами, благо у поэтессы словарный запас довольно обширен. Он что-то говорит своему приятелю, после чего тот разворачивается с виновато-удивленным лицом и с тем же выражением бежит, уже не вприпрыжку, к Аннабет. - О боже, извини. Не сильно ударилась? - спрашивает парень, откидывая черные волосы со лба, присев на корточки. Он смотрит на Аннабет, ожидая хоть какой-то ответной реакции, хоть словечка, а она, тем временем, смотрит на него. У нее вообще такая привычка - нагло пялиться на людей, впитывая их внешность. Этот брюнет был зеленоглазым, с заметно сухими, но пухлыми губами и грубым подбородком. И так, просто к слову, совершенно не тип парней, любимый архитекторшей. Парень с еще неизвестными именем опоминается и протягивает девушку руку, помогая подняться: - Меня Перси зовут. Перси Джексон. И у тебя руки холодные, - произносит он, и блондинка замечает, как у него покраснели кончики ушей.       А она продолжает смотреть. Нет, Аннабет, серьезно, есть хоть какие-то манеры? А у парня, между прочим, не просто зеленые глаза, а оттенка спокойного океана, на дне которого, архитекторша дает голову на отсечение, зачастую чертята скачут, как умалишенные. А еще у него на лице было несколько практически незаметных шрамов, вероятно, еще от забав в детстве и последующих им падений. Кстати, о падениях: - Ее зовут Аннабет Чейз, и обычно она следует нормам приличия, - вступает в разговор (ну как в разговор) Пайпер и представляется сама. Рука Перси, до того момента все еще державшая руку поэтессы, перестает прикасаться к коже девушки, и блондинка еле сдерживает разочарованный стон. Ладонь брюнета большая и теплая, и Аннабет думается, что ощущать ее на своей талии неимоверно приятно. Аннабет думается, что парень вообще большой и теплый, и ощущать его всего на себе также неимоверно приятно. (боже, Аннабет, что за глупости)       На задворках ее сознания слышится какой-то голосок, но он кажется настолько тихим и неважным, что девушка даже и не пытается к нему прислушаться.       Подходит тот блондин, на которого архитекторша глазела с минуту назад, но она не уделяет ему особого внимания. Гораздо занимательней сейчас было наблюдать за порозовевшими щеками Перси (видимо, жесткое рассматривание со стороны Аннабет не осталось незамеченным) и его закусанной от смущения нижней губой (и, черт, это было бы горячо, если б не было так невинно).       И голосок на границе ее сознания усиливается, и слова все же доходят до Аннабет: «Это начало конца». ***       В день того инцидента они все обедали вместе, в честь знакомства, так сказать. Джейсон (друг Перси, на которого изначально пялилась поэтесса) замысловато флиртовал с Пайпер, Аннабет закатывала на это глаза. Пайпер понимала все его намеки и игриво отвечала, Аннабет закатывала на это глаза. Перси вставлял саркастичные комментарии и закатывал глаза, Аннабет опять же закатывала на это глаза (и сдерживала улыбку, но это так, к слову).       С тех пор, Аннабет волей-неволей искала этого парня в толпе студентов. Он, судя по наблюдениям, кроме Джейсона, хорошо общался с Фрэнком Чжаном с исторического факультета и Гроувером Ундервудом, очаровательным биологом, которого архитекторша сама могла назвать другом. А еще он много смеялся. Казалось, Перси мог засмеяться с другого конца коридора, а девушка его бы услышала и не могла устоять, чтобы не посмотреть на него. Слух улавливал хрипотцу в его смехе, а взгляд скользил по шее и дергающемуся кадыку (парень слишком живо и мило откидывал голову каждый раз, когда не мог сдержать хохот). Он вечно носил однотонные толстовки и клетчатые рубашки поверх футболок, а еще одни и те же грязные кроссовки, убитые в хлам. Учился на кораблестроительном (Аннабет и не знала, что у них есть такой факультет), не отличник, но и выгонять не собирались.       И да, архитекторша за ним следила. Но делала она это гораздо менее заметно, чем парень. Она-то и делала, что съеживалась под вниманием зелено-голубых глаз. Стоило обнаружить наблюдение и нагло уставиться в ответ, как сталкер мило улыбался, будто так и планировал, и медленно отворачивался, только румянец на щеках выдавал его.       Перси приносил в ее жизнь легкую радость, из-за чего поэтесса чаще улыбалась, думая о нем, и легкую печаль, что хватало на стихи. В общем, все было хорошо. Ей было хорошо. ***       Черт бы побрал интересные книги, которые не отпускают до конца, а точнее до 3 часов ночи. Будильник с утра был благополучно выключен, не глядя, судорожно бьющей рукой. И все было бы нормально, не разбудив Аннабет позвонившая Пайпер - ох, ты что, собираешься в первый раз в своей жизни проспать пары? - прямо перед самым выходом. Девушка безбожно опаздывала, 40 минут идущей лекции по истории архитектуры кувалдой стучали в голове, а ноги на автомате бежали к нужной аудитории. Столкновение с чьим-то телом было неизбежно. - Это судьба, Чейз, судьба, - прозвучал знакомый голос над головой, пока красивые, опять же знакомые, руки помогали собирать учебники.       Поднятая голова, и вот ухмыляющееся миловидное лицо прям в 30 сантиметрах от глаз архитекторши. - Джексон, тоже опаздываешь? - не улыбнуться было тяжело, да и не то, чтобы кто-то пытался. Шальная мысль, хоть один день своей жизни провести, как подобает студенту, чья жизнь полна вечеринок, гулянок и алкоголя, появилась в голове и уходить оттуда не собиралась. К тому же, когда с тобой приятная, очень приятная компания. - Прогуляем универ?       Парень приподнял бровь и искривил рот в притворном удивлении: - Неужели гордость сия заведения Аннабет Чейз предлагает мне забить на получение образования и дать себе заслуженный отдых?       Поэтесса закатила глаза, а-ля как хочешь, хмыкнула и развернулась, намереваясь уйти, но точно зная, что ее остановят. - Ладно, ладно, глупые вопросы,-проговорил Перси, схватив девушку за руку. Боже, и все-таки какие же у него теплые-теплые руки, чуть мозолистые, но все равно так хорошо их чувствовать. Она остановилась, но не развернулась. Он отпустил ее (не вздыхай, Аннабет, не вздыхай), - Извини, что схватил, - он замолчал, но через секунду продолжил более тихим голосом, - я с радостью прогуляю пары ради тебя, - стушевался, - мм, с тобой, я имел в виду. - Можно и ради, - сказала архитекторша, игриво улыбаясь, - пойдем. Что обычно делают прогульщики? - вопросительно поднятая бровь. - Шляются по коридором, прячутся в кафетерии, кофейни рядом посещают. - А по коридорам бегают? Перси повернулся ко мне всем корпусом и уставился на меня. Его взгляд бегал по моему лицу секунд 5, что я почувствовала, как теплеют мои щеки. Он наконец-таки заговорил: - Еще одно сказанное тобой наподобие, и я в тебя влюблюсь, - и схватив мою руку, помчался. ***       А потом все как-то понеслось. Прогулки после школы, латте, разделенное на двоих, совместные посиделки в библиотеке и такая же подготовка к докладам. И взгляды, очень много взглядов. В коридорах, за столом, на улице, через головы других людей, долгие и испытующие, короткие и пугливые, полные смеха, с грустным привкусом. Аннабет прекрасно понимала, что они нравятся друг другу, но делать что-то не решалась. Вдруг так лучше? Вдруг если они станут так называемой парой, все резко ухудшится? Никто не любит быть зависимым, а так они вроде друг другу никто. Пока он не остался у нее в квартире на ночь. ***       Дождь лил тогда целый день. Девушке не нужно было куда-либо идти, так что она без зазрения совести решила провести весь день дома, почитывая книги, посматривая в окно и наслаждаясь одиночеством. Если б не звонок в дверь около шести вечера. - Джексон, кто бы сомневался, что именно тебя принесет ко мне на порог в этот ливень.       Парень прошел в прихожую. Его толстовка промокла насквозь, а по лицу и рукам стекала вода. - Ждала? - опять ухмылка, ставшая уже такой... любимой? - Не надейся, - и прошла на кухню, чай заваривать.       Перси рассматривал другую комнату, кабинет, спальню и гостиную в одном флаконе. На стенах какие-то чертежи, цитаты из книг, отрывки стихов. На столе тоже самое. Заправленная кровать, пара разбросанных подушек на подоконнике. Здесь же ручка, погрызенная (Перси про себя усмехнулся, Аннабет все же была очаровательна), и блокнот. Он уж решил его открыть, как из-за спины послышалось «Стой» и быстрый топот. Перси сразу же поднял тетрадь над головой. - Что, Чейз?-издевательский тон и издевательски поднятая бровь. - Отдай, Джексон,-девушка сложила руки на груди, и вся она излучала полное недовольство. - Забери.       Архитекторша подошла практически вплотную к парню (черт, как же она прекрасна) и, опираясь о его плечо, потянула руку вверх, подпрыгивая. Разница в росте сейчас была совсем не кстати. Он лишь посмеивался.       Аннабет отошла, оценивая ситуацию, и через секунду, забросив руки ему за шею, поцеловала.       Парень простоял мгновение столбом, а потом отмер, и бросив блокнот прямо на пол, притянул девушку к себе.       Он теплый-теплый-теплый. И его руки на ее талии приятные-приятные-приятные. И целоваться умел.       Она оттолкнула его, пока не забыла, зачем это сделала, и подобрала тетрадь с пола. - Спасибо за содействие, - сказала она с придыханием. И окинув потрепанный и удивленный вид Джексона, усмехнулась и продефилировала на кухню. Чайник кипел.       Разлив заварку и кипяток по чашкам, оперлась руками о маленький подоконник в кухне, стала ждать.       Дождь все шел и шел. На улице ни души. Чьи-то мягкие руки убрали волосы с одного плеча. Губы прошлись по шеи до линии подбородка. Нос, вдыхая запах, прошелся по челюсти. - Ты невероятная. Заправленные волосы за ушко. - Лучше всех, кого я встречал. Легкий укус за мочку, судорожный выдох. - Бесконечно умна. Аккуратные пальцы сдвинули лямку майки. - Бесконечно красива. Язык кончиком прошелся по плечу. - Аннабет. По слогам. Шепотом.       Девушка резко разворачивается и притягивает к себе парня за голову. Жарко. Губы к губам. Прохладные пальцы перебирают черные волосы, порой вцепляясь в них, будто их обладатель собирается куда-то уйти (ага, прям сейчас). Руки под бедрами приподнимают, сажая на подоконник. Прикусанные губы. Кровь. Аннабет цепляется за низ мужского худи, поднимая вверх. Сняв вещь и бросив в неизвестном направлении, хочет вернуться к прерванному, положив ладони на щеки, но Перси перехватывает их. Переплетает пальцы. Наклоняется. Прямо в рот: - Идеальная. ***       Неспешное утро, ленивое, тягучее. Солнечные лучи пробиваются сквозь полупрозрачные, белые занавески. Совсем не похоже на вчера. -Что у тебя сегодня? - спрашивает девушка, пропуская чужие локоны сквозь пальцы. -Мм, не помню, - парень говорит в шею, теплым дыханием вызывая мурашки. -Не пойдем? -Не пойдем. Ощущать тело Перси на себе действительно очень приятно. А со стихами опять не сложилось. Не страдается как-то.