Наклейки

Красные и розовые сердечки с фразой «Я тебя люблю», вышитой золотыми нитками занимали процентов сорок всех стеллажей магазина. Еще двадцать процентов занимали конфеты. Все для праздника. Гилберт заметил, что конфеты покупали в основном девушки. «Для себя или для подруги, скорей всего… Но если для парней, то тем реально повезло» Немец усмехнулся. Его корзинка уже была полна необходимых подарков. Осталось лишь немного поработать руками.

***

Последние дни Феликсу разрешили провести дома. Последний ужин в родственниками, соседями и«типа друзьями» вгонял в депрессию. Уж лучше лежать в больнице, где тебя навещают пару раз в месяц, чем который день подряд слышать «нам будет тебя не хватать». Кто-то произносит это из вежливости, кто-то лицемерит, а кто-то говорит это правда искренне… С ним еще не попрощался только один. И прямо сейчас этот «один» без стука зашел в его комнату. — Ну давай, поздравь с праздником психически больных, — блондин усмехнулся, а заметив выражение лица, с которым на пару секунд застыл Гилберт, рассмеялся. — Черт возьми, pchła, такую шутку мне испортил! Альбинос сел рядом с Феликсом на кровать, протянул подарочный пакет. — Смотри, что я принес, — Байльшмидт достал из пакета банки пива, чипсы и конфеты. Все покупки были обклеены блестящими стикерами в виде сердечек и милых пушистых зверюшек с большими глазами. Всё, как Феликс любит. — Я помню, у тебя все тетради были в наклейках, — Гилберт самодовольно улыбнулся, глядя на блондина, который с умилением смотрел на красивые рисунки медвежонка и кролика.– А еще твои конспекты были выделены разноцветными карандашами. А ведь я до сих пор помню некоторые строчки оттуда! — Я для этого и помечал. Чтобы легче было запомнить. Зеленым цветом выделял повторение, желтым– определения, голубым — даты, оранжевым — формулы, красным… — Все, что обязательно должно было появиться на экзаменах и самостоятельных. Я только это и читал, — альбинос улыбнулся. — Так, давай-ка начнем уже отмечать… Хрустя чипсами и опустошая банки алкоголя, они болтали обо всем: об их общем прошлом, обсуждали сериалы, фильмы и новые тренды. А когда Феликс, сняв с пачки наклейку желтого цыпленка ловко приклеил ее на щеку Гилберта, разговоры сменились борьбой: кто приклеит на противника больше стикеров. Победителя они не определили, вспомнив о конфетах. Подкидывать сладость и ловить ее ртом — было следующим соревнованием. Будто бы им снова тринадцать, и они снова непоседливые дети.

***

Феликс упал на кровать, укрылся одеялом. Гилберт взъерошил ему волосы, любуясь, как четко приклеил большеглазого пони на лоб блондина. Феликс посмотрел в глаза альбиносу. Яркие и полные веселья зеленые глаза были уставшими и потихоньку угасали. — Ты будешь скучать по мне? Гилберт сразу фыркнул: — В мире и моей жизни будет еще уйма вещей, которые не дадут мне скучать. Не преувеличивай свою важность в моей жизни, понял? Феликс пару секунд помолчал, разглядывая блестящие наклейки на лице и одежде Гилберта, а затем рассмеялся: — Верно, я и забыл, что ты самолюб бездушный. — Неправда! — Докажи! Гилберт схватил блондина за руку, сжал, переплел пальцы. — Я буду рядом и не отпущу тебя до твоего последнего удара сердца. — Читер… Ждать-то недолго, — Феликс улыбнулся, и тоже сжал его руку, приподнялся и поцеловал в щеку. Это не считалось. У них уже был последний поцелуй. — Спасибо. — Только не утягивай меня за собой. Знаю я тебя, — Гилберт нагнулся, поцеловал его в лоб, перед этим сняв наклейку и забрав ее себе. — Считай ничья. Я победил в соревновании по конфетам, а ты в этих чертовых наклейках. Ответа не последовало.Феликс закрыл глаза, улыбнулся и держал немца за руку, переплетая их пальцы. Руки все еще теплые. Пульс стучит в венах все медленнее и медленнее.

***

Свои Великие дневники Гилберт никому не показывает. Они слишком крутые для обычных людишек. Там много дат выделено голубым цветом, а на каждой тринадцатой и четырнадцатой странице блестят стикеры милых зверюшек. Ведь именно в тринадцать лет он встретил того, кто через много лет ушел четырнадцатого февраля. — Я сказал, что не буду скучать. Я не скучаю… Просто помню тебя, phła…