он ушел, но обещал вернуться

      В доме Грея звенящая тишина и непроницаемый мрак; на мгновение Леону кажется, что хозяин теряется вновь среди бесчисленного множества кабаков. Однако юноша прислушивается, улавливает тихие шорохи на втором этаже и ухмыляется. В глазах играют чертята.       Леон поднимается на второй этаж, старается передвигаться бесшумно. Незаметной тенью скользит по длинному коридору и останавливается перед дубовой дверью. Она оказывается слегка приоткрытой — сквозь маленькую щелочку виднеется полоска тусклого света.       Юноша довольно улыбается, незаметно для себя самого поправляет воротник рубашки и распахивает двери. — Что, скажи мне на милость, происходит? — надменно недовольным тоном начинает Бастия, находясь в предвкушении тирады, наполненной злобой и ненавистью, со стороны Грея. — Между прочим, ты заставляешь милую Джувию ждать.       Однако ничего не происходит; Леон в недоумении замирает, удивленно осматривает кабинет и самого Грея. Тот кажется каким-то вымученным, уставшим и немного потрепанным. Под глазами простираются темные синяки, лицо кажется мертвенно бледным (даже для ледяного волшебника).       Белый камзол оказывается распахнутым; в правой руке юноши располагается дотлевающая сигарета, в левой — стеклянный стакан с янтарной жидкостью. Виски, похоже. И глаза у него безжизненные, тускло-синие. Леон неосознанно шарахается — что, спрашивается, стало с его недоврагом? — Отмороженный, что с тобой? — тихо спрашивает первый ученик Ул, с толикой сожаления оглядывая бывшего товарища и нынешнего неприятеля.       Грей не отвечает, смотрит на юношу безразличным взглядом, бросает в пепельницу истлевший окурок, а стеклянный стакан с тихим звоном ставит на гладкую поверхность стола. А потом поднимается, намереваясь уйти куда-нибудь далеко, подальше от появившегося, словно из ниоткуда, Леона. — Нет. Я тебя никуда не пущу, пока не расскажешь, что же с тобой приключилось, — тот, в свою очередь, преграждает дорогу к выходу.       Грей молчал несколько долгих минут, а после произнес: — Я потерял Уртир. Я потерял их обеих, понимаешь? — его голос звучит непривычно тихо, словно выбирается из глубин грудной клетки ветвящимися змеями. Хотя, кто его знает — что у него там внутри? — Она умерла, чтобы жили мы, в частности я.       Леон не мог вымолвить ни слова — ему, конечно, было жаль. Уртир была девушкой хорошей, немного запутавшейся в жизни, свернувшей не на ту тропку, как, в частности, и он сам. Но… все же данная потеря слишком сильно сказалась на юноше. Грей продолжал говорить: — Знаешь, она мне даже ничего не сказала. Наверное, сочла недопустимым, глупым или, быть может, абсолютно ненужным. В конце концов, кто я такой? — взгляд у него обреченный, потерянный, да и сам он выглядит каким-то надломленным. — Я потерял ее, Леон, потерял. Уже навсегда. — Грей, разумеется, я понимаю, что ты питал к ней глубокие чувства, — начинает издалека Бастия, присаживаясь на диван возле ледяного мага. — но, мать его, не распускай нюни! Или иначе, черт тебя подери, меня вырвет на твой белоснежный камзол. — Ох, да что тебе говорить? — с неким огорчением произносит брюнет, наливая в опустевший стакан очередную порцию виски. Выпивает залпом, не задумываясь ни на мгновение. — Ты ведь ни черта не знаешь о любви. Как был пустышкой, так и остался… — Ничего ты обо мне не знаешь, Фуллбастер, — буквально выплевывает Леон, делая несколько протяжных глотков прямо из горла. — Между прочим, если ты не знал, я любил женщину. Или созданный мною образ? Я, кстати говоря, до сих пор не определился. — Не лги себе, Леон. Ты боготворил, лелеял образ Ул, но не любил, — Грей цедит напиток, смотрит внимательно-внимательно на светловолосого юношу, немного склонив голову вбок. — Блять, почему ты постоянно переворачиваешь все с ног на голову? — возмущенно фыркает Леон, презрительно-недоверчиво щурится, отставляя в сторону бутылку с алкогольным напитком.       Грей вновь молчит; достает сигарету и по привычке затягивается прямо в комнате, откидывая упаковку, заполненную медленно убивающим ядом. А вокруг царит хаос: на столе стоит еще одна, но уже опустошенная бутылка с виски, несколько абсолютно ничего не стоящих бумаг и две совместные фотографии. Верхняя одежда беспорядочно разбросана по площади всей комнаты. — Разве? — наконец произносит Фуллбастер, разрывая затянувшуюся тишину. — Может быть, кому-то стоит принимать вещи такими, какие они есть? Не подменивать одни понятия другими. — Хм, к примеру, я тебя ненавижу, — начинает издалека Леон (в который раз), а Грей смеется, истерично, надрывно, мерзко, словно это и не он. — Но это ошибочное мнение, может быть, это вообще одна из граней товарищества и дружбы? — Ага, а товарищество и дружба — грани первозданной любви, Бастия, — как-то горько произносит юноша, делая еще одну затяжку. В голове мелькает Уртир опять — кажется, он скоро свихнется. Ее образ въелся в подкорки сознания. — Как знать… — задумчиво протягивает Бастия, неодобрительно качает головой, размахивая по сторонам кольцеообразные дымовые потоки. — И вообще, хватит курить.       Леон поднимается на ноги, поправляет идеально выглаженный камзол и бросает задумчивый взгляд на ледяного мага, а после размеренно движется в сторону выхода — замирает возле дверного проема. Молчит секунду-две, а затем небрежно бросает: — У меня дела, приду завтра вечером, — Грей молчит, погруженный в другую реальность. Взгляд у него стеклянный, рассеянный — он опять тонет в своих мыслях, а спасение ускользает из комнаты чрезвычайно быстро.       Леон ушел, но обещал вернуться. Грей смеется: история повторяется.