///
Хочу открыть глаза чтобы найти ключи, Спрятанные в моем сознании Третий глаз бегло целованный Я не способен открыть глаза или не хочу их открывать?
С момента аварии прошло пять часов. Отделение экстренной помощи наполнено шумом: звуки проезжающих мимо коек, точные приказы врачей, плач ожидающих родственников и друзей. Зрелище жуткое, пробирающее до мурашек. Хочется отвернуться, выключить эти звуки, перестать видеть опустошенные взгляды тех, кто отчаялся. Но как это сделать, если ты сам - отчаявшийся..? — Молодые люди, операция продлится ещё полтора часа, пока что все идёт без осложнений. Не могли бы вы подождать снаружи, в главном отделении? Здесь мало места и много людей, которым предстоит тяжёлое осознание потери. Прошу вас. Голос доктора острым лезвием врезается в сознание. В первые секунды от этой просьбы хочется закричать. "Этот парень, что лежит сейчас под ножом хирурга- не должен быть там! Как вы можете так спокойно говорить о том, что операция все ещё идёт? Как?!" Первым реагирует Сынмин, на слабых, ватных ногах вставая со скамейки. Проходит нетвердым шагом к урне, выкидывает сверток влажных салфеток. Опускает взгляд красных от слез глаз на сидящих на полу Хёнджина и Чонина. — Парни. - Голос тихий, охрипший от недавних рыданий. — Вставайте. Хёнджин, Йени не сможет идти сейчас, помоги мне взять его под руки. Хван рвано выдыхает, повинуясь. Сейчас нельзя быть самым слабым. Сейчас тяжело каждому одинаково. Сейчас нужно быть сильным. Поднимает младшего, который то и дело пытается вырваться, невнятно крича. Уджин устало потирает переносицу, помогая успокоить макнэ. — Хён, когда ты говорил с Чанбином, он сказал, куда ушёл? Он всё ещё не звонил мне. - Джисон, держась за плечо Минхо, словно утопающий за единственный поплавок, выходит следом за остальными. Старший вздыхает. Вздыхает тяжело, словно с титаническими усилиями выпуская воздух из лёгких. Словно на грудную клетку с двух сторон давят чьи-то руки. — Нет, не сказал. — Вот же паршивец. - В голосе Минхо нет ни капли раздраженности. Не будь здесь ещё шести младших, требующих помощи и поддержки, Ли сам бы сбежал. Туда, где жестокое осознание ещё не достало. Туда, до куда ещё не добрались эти оглушающие мысли, которые хочется ножом вырезать из головы. Он смотрит ещё раз на трясущиеся руки Хана, который изо всех сил старается не зарыдать в голос, до красных отметин прикусывая губы. — Хани, поспи немного. Ребята, вы все на ногах со вчерашнего дня. Отдохните, пока операция идёт. Мы с Уджином разбудим вас сразу, как узнаем что-то новое.Я не могу показывать, что мне трудно Нельзя делать это снова Нельзя делать это снова Я даже не могу показать, что мне трудно
Звук падающих на кафель жестяных подносов для инструментов заставляет вздрогнуть, резко поднимая голову. — Хён, сколько я спал? Минхо поглаживает по руке еле ощутимо, будто не успокоить, а успокоиться хочет. — Меньше получаса. Джисона, поспи ещё немного, ладно? Хан кивает, опираясь макушкой о плечо старшего. Глаза прикрывает, потому что сил нет, хотя спать не хочется совсем. Хочется думать. Он в школе биологию слушал в пол уха всегда, ведь кривые рисунки и обрывки листов с текстами песен важнее. Поэтому Хан сейчас понятия не имеет, что вообще случилось, что такое эта гребанная торако терапия, или как там её. А от этого только страшнее становится. " А хён вот, наверное, знает. Как ему вообще удаётся всегда все знать? Уметь все... "- пальцы снимаются в рукавах до белых костяшек. -"И почему хён не вывертелся, если он такой всемогущий? Так же хорошо, как писать песни, этот парень профессионально умеет заставлять нас волноваться." Губы расплываются в горькой усмешке, Джисон уверен, что никто и не видел, но — Хани. - Минхо салфетки протягивает. Смотрит так, будто на котёнка потерянного. Ащ, бесит. — Слёзы, Хани. Слёзы на щеках.///
Снег огромными мокрыми хлопьями летит прямо в лицо, оставляя на щеках и лбу капли воды. Ветер дует будто со всех сторон, мешая идти быстро. На улице людей, будто на втором Вавилонском столпотворении. Он плечом задевает одного прохожего, другого. — Эй, парень, осторожней нельзя? Где твои манеры-то? — Эй, эй, смотри! Это же Чанбин-оппа! Оппа, можно автограф? А как там Чан-оппа? Со натягивает капюшон сильнее, ускоряет шаг. Быстрее, быстрее, ещё быстрее, срывается на бег. Вся улица в ледяных дорожках, скользко, старые кроссовки так и норовят съехать в сторону. Прямо как тот гребанный грузовик. Трясёт головой резко, прогоняя ненужные мысли. Бежит, глотая воздух ртом. Поворот, ещё один, вот она. Та самая улочка, где они гуляли втроём, когда настроение было ни к черту из-за давления во времена трейни. Со подходит к узкому проходу между домами, опирается руками о кирпичную стену. Глаза бегают по поверхности, взгляд скользит по огромному количеству надписей таких же подростков. Да, да, это было здесь. Вот оно. "3RACHA и музыка - навсегда. " Громкие слова, написанные тремя парнями, утопшими в своих мечтах. Такие уверенные, что все взрослые посмеялись бы. Но эти трое не смеялись никогда. А кто вообще смеётся над мечтой? Только трусы. Со трясущимися пальцами проводит по мокрому кирпичу, усмехаясь. Слова сами по себе вырываются из горла, а в голове все те же строчки из старой песни.Зачем мы живем? В чем цель? В цифре 42? Начинаю нести ерунду. Время утекает словно вода. Моргнул глазом – и вдруг мертв. Я так не хочу, Я не хочу умирать с сожалениями.
— Я никогда не был против мысли, что наверху есть кто-то, кто придумал это всё. - Поднимает уверенный, жёсткий взгляд прямо наверх. Глаза слезятся от снега, скрывая те слезы, что стекают по щекам по другой причине.— Но, если вы, придурки, заберете его отсюда, то вы докажете, что это место - блядский ад. Потому что только из ада можно его забрать, ведь он не заслужил этого. Вы слышите? Он не заслужил. - К концу голос срывается на крик, отчаянный и такой громкий, что люди, проходящие мимо, качают головами раздраженно. Никто не подходит. А зачем? Это же не их дело. Он задыхается. Хватается за грудь, медленно осядая на мокрый асфальт. Хочется закрыться. Исчезнуть прямо сейчас, не оставив после себя и следа на снегу. Хочется, но... Как?///
— Операция прошла по плану. Врачи сделали все, что могли. Осталось лишь ждать. Вероятность осложнений после операции - 30%. Я понимаю, что вам сложно, но ждать - это всё, что мы можем сейчас сделать. Мы позвоним вам сразу, как состояние пациента улучшится. Пол первого ночи. В общежитии тишина. Сначала можно подумать, что никого нет. Настенные часы не идут. "Ненавижу это раздражающее тиканье. Давайте выключим их." Уджин лежит в пустующей комнате лидера, устремив взгляд в потолок. Дышит медленно, высоко поднимая грудную клетку, и думает. Не о чем-то конкретном. Думает о том, что успели сделать девять человек за то время, что они были вместе. Сколько сил и терпения они вложили в то, что имеют прямо сейчас. Что они успели донести до людей своими песнями. ...А что бы сделали восемь человек? Что бы было, если бы кого-то из них не хватало? А было ли бы хоть Что-нибудь? Тихий стук прерывает накатывающую истерику. Дверь приоткрывается, впуская в тёмную комнату тусклый свет лампы из гостиной. — Хён... Голос Феликса всё такой же низкий и глубокий. Но сейчас в нем слышится лишь детский страх и просьба. — Можно мы тоже тут ляжем? Я.. Не могу уснуть. Уджин привстаёт на локтях, вглядываясь в силуэты, виднеющиеся в проходе. Кивает, устало улыбнувшись. — Только здесь мало места, только две кровати. Хотите, я к вам приду? Младшие мнутся пару секунд, после чего отрицательно мотают головами. — В комнате Чан-хёна спокойнее. Сынмин подталкивает Чонина и Хвана вслед за Феликсом. На пол,между кроватями, стелят несколько одеял. В проём поместятся все, что радует. Когда шорохи утихают, Уджин вслушивается в дыхание младших. О, а вот и первый тихий всхлип. — Феликс, иди сюда. Разводит руки в стороны, опираясь спиной о кровать. Ли вытерает слезы рукавом пижамы, подползая на коленях к старшему. Вслед за ним к ногам парня подушки подкладывают остальные. Шмыганья носом слышатся со всех сторон, приходится гладить по голове каждого поочередно. — Тшшш, тише, тише. Всё будет хорошо, ведь наш лидер - самый сильный. Вы же все знаете это? Он справляется со всеми нами уже целый год, а значит, справится и с этим. Будьте уверены, все образуется. Тшшш, тише, тише....///
— Чан-хён! Эй, хён! Ну, посмотри же! Мы можем вставить это в песню?- Чан берёт в руки лист, на котором аккуратным почерком выведены строчки. Читает, улыбается ярко, как он умеет. — Айэни, почему раньше не говорил, что ты у нас - начинающий профи в написании текстов? - Хватает Яна за плечи и трясет легонько. — Конечно вставим, это же так красиво! — Молодой человек, у вас есть десять минут, после нам нужно будет провести обследование. - Медсестра протягивает халат и маску на лицо. Кивает и уходит, что-то записывая в блокнот. Чонин, вообще-то, не думал сюда приходить. В общаге просто еда кончилась, вот его и послали, чтобы от голода не помереть. Забавно, что в итоге закупаться Хёнджину пришлось. Просто больница близко к супермаркету была. Случайно вышло, абсолютно. В палате пахнет так, что Ян нос морщит сразу. Больницей пахнет. Чем-то таким, страшным и давящим. Чонину не нравится совсем. А ещё не нравится, что ноги ни в какую к кровати подойти не могут. И глаза не поднимаются. — Х-хён. - Сглатывает, хотя в горле, вроде бы, сухо. Замолкает на секунду, будто ожидая, что сейчас в ответ услышит родной голос. Чонин любит обманываться. Голову поднимает, и глаза предательски щиплет. Лежит. В окружении тех отвратительных аппаратов, которые противно пикают во всех фильмах. Обычно такие ещё заканчиваются печально. — Хён, я тут написал немного... Слова долго не складывались, хаха, я выкинул так много бумаги! - Улыбается, подходя ближе. Хотя можно ли назвать улыбкой такую кривую гримасу. Садится рядом с изголовьем, вдыхает грудь полную и смотрит прямо в лицо. — Чан-хён, я правда-правда много старался, чтобы эту часть написать. Знаешь, про что она? Про тебя, хён. Странно, да? Знаешь, ты, ты ведь так много песен написал, где благодарил нас. Говорил, что мы- твоё спасение. Но ты никогда не упоминал в своих песнях... - Говорить сложно, нос заложило, поэтому со стороны смешно, наверное, смотрится. — Никогда не упоминал, что мы все здесь из-за тебя. Слезы бегут по детским щекам, оставляя кривые влажные дорожки. — Хён, мы же никак без тебя, знаешь? Мы же... Мы же совсем никак, хён. Х-хён..///
В общежитии находятся все///
До тех пор, пока я не освобожусь, я буду заперт в этой тьме со своим одиночеством. И хотя я пытаюсь выбраться, пока я не найду выход, я не получу ответов. Голоса, что так мучают меня, Вскрикивают снова.
Джисон заходит в комнату, сразу запирая за собой дверь. — Хён, прекращай это. Твои руки уже в крови. Со смотрит на красные разводы на стене, в месте, куда приходились кулаки. Поднимает руки. Костяшки саднит. — Нет. Джисон вздыхает, хмурит брови. Подходит ближе. — Вали, Хан. — Хён, хва- — Я сказал, проваливай!- повышает голос, резко поворачивая голову в сторону младшего. Джисон замахивается, проходясь кулаком по острой скуле. Бить не умеет совсем, но старается ударить сильно. — Придурок, прекращай уже! Нам всем здесь хреново, не видишь что-ли?? Со за щеку держится, хочет в ответ ударить, но у Хана в глазах слезы. Он смотрит отчаянно, пытаясь спрятать трясущиеся губы и выглядеть разозленно. Рука опускается сама собой. — Мы все...- Голос дрожит. — Все на этом дне. Я ведь тоже знаю, какого это. Мы должны пройти это, хён. Мы должны, ради.. Ради Чана. Со дыхание выравнивает, подходит ближе, хватая за плечи. — Вот же ж мелочь. Идём, поможешь мне с аптечкой.Эй, разгони все эти пустые мысли. Просто делай все по-своему. Эй, прекрати обманываться этим, ты знаешь, что это ложь. Пожалуйста, просто делай по-своему. Прекрати это сейчас, пожалуйста. Тебе не нужно беспокоиться обо всем и сразу. Здесь так много голосов...
///
Моя жизнь висит на краю пропасти. Я иду по тёмному туннелю, Противостоя этому суровому и жестокому дню. Но даже если я протяну свою руку, никто её не возьмёт. Все несутся вверх, затаптывая мои боль и слёзы. Я на адском пути. Моя адская дорога. Я на адском пути. Мой путь вверх сквозь Ад. Я на адском пути.
С момента аварии прошло три дня. В общежитии тишина. Воздух затхлый, никто не проветривает помещения. В комнате Чана двое. Сидят у синтезатора и пишут песню, которую обязательно покажут Крису, как только он придёт сюда. Песня красивая, он точно заценит. Они знают, они уверены. В комнату резко врывается Уджин. — Быстро, в машину! Он очнулся! Очнулся!!! Слов больше не нужно. В коридоре все восемь. Все восемь летят вниз по лестнице. Все восемь запрыгивают в машину, благо, у старшего есть права. Все восемь едут в тишине, и лишь глаза, восемь пар глаз светятся. Он очнулся!///
Мы сойдёмся вновь, даже если нас разлучат. Хочу быть капитаном лодки, в которой мы *вдевятером*. Что насчёт музыки? Даже если люди отвернутся нас, мы не останемся одни. До тех пор, пока я слушаю своё сердце, Я могу положиться на сломанный компас, хэй. Зовите меня капитаном, я сделаю это для своей команды.
Мужчина лет сорока выходит в зал ожидания, вытирая платком влажный лоб. — Ваш друг успешно выдержал операцию. Сейчас он в сознании, но все ещё слаб после наркоза. Вы не можете зайти к нему все вместе, так как это большой стресс. Я пущу одного. Чонин медленно садится на пол, закрывая лицо руками. Счастливые слезы застывают в глазах, губы дрожат. — Боже, спасибо. Спасибо, что с ним все хорошо, боже.- Сынмин поддерживает рыдающего Хвана, озвучивая мысли каждого. — Простите ещё раз, доктор. Но можно ли пустить двоих? Только двоих, пожалуйста. - Уджин смотрит серьёзно, стирая слезу в щеки. Мужчина смотрит неодобрительно, хочет уже покачать головой. Но потом обводит взглядом восьмерых. Смотрит на каждого. И не может отказать. — Пройдите в 301 палату. Врач уходит, оставляя в зале спасённых. Восьмерых парней, что теперь точно знают. Все будет хорошо. — Идите уже, а то он заснёт.- Минхо говорит мягко, помогая Чонину встать. Все знают, кто пойдет. Все знают, почему. Сынмин хлюпает носом снова, выпуская смешок. — Скажите хёну, что он облажался. Скажите, что он ещё получит от каждого. Уджин толкает их в сторону дверей. — Идите же.///
Ты станешь на моей стороне? Давай шагать в одну ногу вперед Мы идем бок о бок, Я хочу быть рядом Обещай мне Я вижу себя в тебе. ... Но этот луч света дал увидеть Ту вспышку,что свела нас Боюсь,что все еще молод и останусь один. Я надеюсь, что слова этой песни дойдут до ваших ушей Надеюсь, эти тексты не растекутся и останутся с тобой.
В палате множество звуков- пиканье медицинских приборов, шум кондиционера, тиканье часов. В палате находятся трое. — Хэй, Джисон-и, почему ты не смотришь на хёна, зачем отвернулся? - Тихий, спокойный голос заставляет вздрогнуть, приводя в чувства. Даря уверенность в том, что всё и правда закончилось. — Ты себя-то видел, хён? Страшный, как смерть. Ты же знаешь, как я эти все ужасы не люблю, смотреть на тебя не могу. - Отмахивается младший. Только голос его дрожит. По комнате разносится смех. Слабый, еле слышный, но такой родной и расслабленный, что сердце бьётся быстрее. — Хани, кого ты обманываешь? Иди сюда. Ты же сам знаешь, что здесь нет никого, перед кем нужно быть сильным. Со стороны двери слышится всхлип. Джисон поворачивается, в две секунды подскакивая к кровати, утыкаясь заплаканным лицом в одеяло. Аккуратно, даже не думая касаться лидера, чтобы не навредить. Сжимает в кулаках тонкую ткань и плачет. Плачет громко, рвано втягивая воздух и глотая слезы. Говорить не получается никак, поэтому слово негласно передаётся Чанбину. — Придурок. - Слышится со стороны. В голосе столько облегчения и счастья, что сам смысл не так важен. Со подходит с другой стороны кровати. Садится на пол и ловит слабую руку, еле поднятую с такими огромными усилиями. Держит осторожно, но крепко. Плачет тоже. — Только попробуй сделать так ещё хоть раз. И скажи мне заранее, чтобы я тебе сразу врезал. Чан улыбается снова, фокусируя взгляд то на одном парне, то на другом. — Я даже не буду ворчать по поводу "придурка". Чанбин усмехается сквозь слезы, Джисон улыбку убрать с лица не может. — Парни, спасибо вам. Обещаю, больше я не подведу наш экипаж. Эй, переставайте рыдать! Я же говорил вам... Что буду вашим капитаном. Так просто я не уйду. Их трое в комнате. Их девять в лодке. И связь их сильнее, чем кто-либо мог представить.Даже если я очень стараюсь держаться на плаву, мне нужна поддержка друга Маска, которую я надеваю ежедневно, девятая Люди смотрят на меня и думают, что я на небесах Победоносная команда, цифра для нее – девять человек Пусть я все еще не там, я встречу вас на девятом облаке.
///
— Идиоты! Вам же пиздец! Что скажет директор? Возмущению лидера предела нет, он готов махать руками и бить всех восьмерых сразу. Но, смотря на счастливые лица, на широкие и яркие улыбки, на эти ясные глаза, сердиться действительно сложно. Чан поднимает руки, сдаётся, улыбаясь. — Плакал донор крови внутри меня. Вот вылечусь- поведете меня туда же, поняли? Будем вместе нагоняй получать. Все восемь кивнули радостно, раскатывая рукава обратно, снова маскируя маленькую шалость. На запястьях каждого маленькими завитушками расцветает надпись, которую стереть будет непросто. Да и кто вообще захочет стирать? Их девять на этом корабле На корабле с именем Stray Kids