Du Riechst So Gut

Один омега и пять альф. Этот омега — фронтмен, главный пиротехник и заводила на сцене, поэт, чьи стихи вызывают непонимание, отторжение и восхищение одновременно. Омега, который уже много лет является секс-символом для многих женщин, что — настоящий нонсенс и откровенная пошлость. Омега, который всем своим видом показывает, что его не достоин ни один альфа. И не сможет быть достоин. Тилль Линдеманн далеко не молод, но при этом прекрасен в своём возрасте, как вино. Именно так о нем писали американские таблоиды, когда Rammstein вышли на мировую арену славы впервые. Сам Линдеманн относился к этому с юмором, давно махнув рукой на любые отзывы о себе, как об омеге. Грозный вид, грохочущий голос, мускулы и щетина — то, что помогло ему прославиться в рекордные сроки и, соответственно, это не могло принести только безупречную, чистую известность. Многие говорили, что он типа радикального защитника прав омег, а кто-то утверждал, что он фригидный, поэтому может только с женщинами. А другие злые языки и вовсе насмехались и твердили, мол, у них там в группе большая шведская семья, и Тиллю приходится несладко после каждого концерта, особенно, после Buck Dich, от Флаке. Мол против природы не попрешь, животное начало даёт о себе знать всегда. Стоит ли говорить о том, что одного такого журналиста нашли в одиночной комнате, привязанного к стулу, с дымовой шашкой между ног? Линдеманн, пускай, и не сказал ничего тогда, но Рихард рвал и метал так, что пару раз угождал в полицейский участок и был бит за чересчур агрессивное поведение. О том, почему Тилль так резко и со стебом относится к любому альфе, который пытается как-то навязаться в женихи, знали только Пауль, Круспе, Оливер, Шнайдер и Флаке. Газеты писали о Линдеманне, как о альфаненавистнике, а его согруппники знали, что поведение вокалиста — защитная реакция, маска, скрывающая сильнейший страх перед любым альфой, интересующимся им, как сексуальным объектом. Тому виной — предательство и насилие со стороны бывшего партнёра. Мало кто знает, что именно после этого случая Тилль серьёзно занялся собой, начиная усиленно заниматься плаванием и ходить в качалку. Весь этот образ, вся брутальность — иголки на теле ежа. Только с друзьями Линдеманн становился уютным и ласковым омегой, который тайно любил, когда ему дарят подарки и говорят комплименты. Лоренц знал это. Поэтому дарил подарки чаще остальных и пытался устроить Тиллю при любой возможности маленький сюрприз. Все замечали неровное дыхание Кристиана к фронтмену, кроме последнего, который даже не допускал больше возможности, что может кому-то понравиться не только как своенравный омега, которого хочется «сломать». *** — Тилль, я бы хотел угостить тебя ужином. Лоренц это сказал после концерта, когда все ушли в гримерку. При всех, на одном выдохе, когда в крови все ещё бурлил адреналин после почти двух часов на сцене перед 400 000 толпой зрителей. Все резко замолчали, с интересом уставившись на парочку. Тилль стоял к клавишнику спиной, с бутылкой воды в руках, с потекшим гримом и растрепанной чёрной чёлкой, прилипшей ко лбу. Вокалист медленно повернулся к Флаке. — Зачем? Вопрос тупой, особенно произнесенный таким тоном, Линдеманн это сам понимал. Кристиан покраснел, закусив нижнюю губу и опустив голову. — Я бы хотел угостить тебя ужином, у меня дома. Там нас не засекут, если ты волнуешься. Тилль, я ждал этого момента 15 лет. Линдеманн стоял, как истукан, и смотрел на робеющего альфу откровенно глупым рыбьим взглядом, не зная, куда себя деть, чем насмешил всю оставшуюся группу. — Пончик, иди! То, что он слюни по тебе пускает столько времени, мы это знаем давно уже. Он же каждому уши прожужжал, как к тебе лучше подойти, чтобы ты не свернул ему случайно шею! — ответил за всех Шнайдер, громко рассмеявшись. Остальные закивали головой. — Даже я его одобряю! — поддакнул Рихард. Тилль густо покраснел. Неожиданно. Почему-то приятно. — Мне просто интересно, что ты дальше придумаешь, идиот, ладно. *** Робкий, чуть ли не грызущий от волнения ногти и лихорадочно следящий за малейшей мимикой на лице Тилля, который медленно поедал стряпню, любовно приготовленную Лоренцом, последний не знал, как лучше нарушить неловкое молчание. Помимо запахов утки, дорогого вина и цветов, в качестве романтического украшения, Флаке не мог не заметить сводящего с ума аромата, еле-еле ощутимого. У каждого омеги был какой-то свой запах и это не было чем-то необычным, но именно от Линдеманна у клавишника кружилась голова, как от большого количества выпитого алкоголя. Тилль иногда неловко улыбался, отрывая глаза от тарелки с едой, но после снова переключал все внимание на пищу, делая вид, будто страшно голоден. Тощий дистрофик альфа, которого всю жизнь засмеивали в школе и в университете, пытается подкатить к омеге, который одним ударом отправит любого альфача в нокаут часа на три. Звучит, как анекдот. Однако Линдеманн вдруг впервые за все время подал голос, опустошив перед этим полный бокал вина, к которому ранее не притрагивался: — Ладно, признаюсь, ты тоже ничего!!! — Что? Лоренц подавился собственным кулинарным шедевром, смотря на омегу перед собой. Тилль цокнул, всплеснув руками, а после вдруг перевесился через стол и чмокнул опешившего клавишника в щеку. Флаке уставился во все глаза на Линдеманна, медленно коснувшись пальцами места поцелуя. — А как же?.. — Дохрена лет прошло, мне уже надоело быть одному и развлекаться с женщинами, с которыми у меня не клеится. Я чувствую себя с тобой безопасно, ты мне действительно стал нравиться, как альфа, пару месяцев назад. Я не вижу в тебе угрозы, Лоренц. А также, я достаточно давно тебя знаю. Тилль говорил это через силу, подбирая слова и внимательно смотря в глаза все больше смущающемуся Кристиану. Последний сглотнул подступивший к горлу ком и аккуратно положил свою худую ладонь поверх широкой ладони омеги. — Мы взрослые люди, Пончик, так что… Лоренц свесился над столом, ближе к Тиллю. Было трудно говорить о подобных вещах даже несмотря на то, что тебе давно перевалило за сорок. Линдеманн положил другую руку на плечо клавишника, осторожно и нежно погладив шею, а затем щеку альфы. Флаке шумно задышал, чувствуя, что запах стал сильнее, а Тилль ухмыльнулся в своей знаменитой манере. Неужели он смог победить душевную травму из прошлого? Лоренц издал тихий рык, прикрыв глаза и куснув омегу в шею, из-за чего тот весело фыркнул. — Так интересно смотреть на тебя в таком виде. — Тилль, ты так приятно пахнешь. С таким, как ты, любой затюканный сверчок станет настоящим альфой. — Знаешь, как начинает раздражать бесконечное глотание горьких таблеток? Я где-то читал, что это вредно. Ты же учился на врача, герр Лоренц? Не откажите поправить моё здоровье, доктор? — Линдеманн жарко прошептал последнее предложение на ухо Кристиану, хрипло рассмеявшись. Глаза обоих загорелись тем огнём, каким не горели уже два десятка лет. Вся еда, да и посуда с вином полетели на пол одним резким движением. Завтра точно придётся покупать новый стол.