(напополам) с тобой.

Прижавшись к тебе, чую, всё будет…

Я люблю смотреть на тебя. На твои (светлые вообще-то от природы) снова выкрашенные в какой-то дикий цвет волосы, на ровный нос, на длинные ресницы и ярко-голубую, такую, каким небо в Питере бывает очень редко, радужку глаз. Люблю смотреть на руки, покрытые цветными чернилами, и ровные пальцы с вечно сухой кожей на ладонях; на плечи и на выпирающие, словно режущиеся крылья, лопатки. Особенно я люблю смотреть на тебя утром, когда твои волосы взъерошены, глаза ещё закрыты, а ресницы отбрасывают косые тени на высокие скулы. Ты обычно спишь на боку, так что солнце, заглядывающее в спальню через неплотно задёрнутые шторы, постоянно норовит коснуться лучами твоего лица, и, честно говоря, мне хочется повторить его маршрут своими пальцами. Но я знаю, как сильно ты любишь спать и как часто издеваешься над своим режимом, так что не мешаю твоим сновидениям, тем более, что мешать прекрасно получается у лучиков, медленно ползущих по твоей бледной коже прямо к глазам. Ты морщишься, тянешь край одеяла вверх, чтобы накрыться им с головой и пытаешься повернуться на другой бок, но я протягиваю руку и задёргиваю шторы плотнее, и лучи тут же исчезают, а на твоё лицо моментально возвращается умиротворённое выражение, и ты спишь потом еще около часа. А потом наступает ленивое утро. Это наш любимый вид утра, когда можно просто валяться рядом, обниматься и неспешно ласкаться, подставляясь под руки друг друга. Ты в этот момент похож на кота ещё больше, чем обычно, даже мурлыкаешь похоже, а я пробегаю пальцами по горячей после сна коже и жадно вдыхаю запах твоего тела. Мы можем нежиться так часами, иногда кусаясь и мягко зацеловывая эти укусы, а потом с трудом скатиться с кровати и вместе отправиться в ванную. Но есть и другой тип утра — утро быстрое, резкое и почти продуктивное, когда я вскакиваю с постели в 5.45, а ты успеваешь только рукой взмахнуть в неудачной попытке поймать меня и утянуть обратно под одеяло. Таким утром мы не готовим вместе оладушки на завтрак; таким утром я иду в ванную одна, а потом одна завтракаю на кухне. Ты с трудом сползаешь с кровати за десять минут до выхода, умываешься, натягиваешь на себя первые попавшиеся вещи, которые с вечера валяются на стуле, и готовый стоишь перед дверью, когда я только одеваюсь. На улице утром прохладно, а в машине приятно пахнет каким-нибудь освежителем, который ты купил на прошлой неделе, обязательно долго пометавшись между двумя вариантами. Питер утром тоже стоит, но не так как Москва, так что найти объезд пробки здесь легко, особенно учитывая твоё знание города. Я выскакиваю из машины, на секунду коснувшись губами твоей колючей щеки, а ты вдогонку желаешь мне хорошего дня. Такое утро тоже приятное. Но гораздо приятнее, когда ты встречаешь меня ближе к вечеру, торжественно вручая какой-нибудь вкусный кофе в высоком стаканчике, а я скидываю сумку назад и растекаюсь на переднем сидении, залипая на дорогу. Ехать по вечернему Питеру под какую-нибудь малоизвестную группу, которую ты как обычно откопал где-то на просторах интернета, хорошо и спокойно. За окном плывут огни фонарей, растекаются в акварель фары, остаются где-то позади люди, а в машине пахнет кофейными зёрнами, терпкой сладостью ароматизатора и тобой. Мне нравится такое сочетание. Нравится до покалываний в подушечках пальцев от желания почувствовать твою кожу под ними, до закушенных губ, до подрагивающих коленей и огромного тёплого облака нежности где-то в груди. Ты широко улыбаешься, когда я всё-таки кладу руку на твоё бедро, прямо рядом с карманом, в котором ты обычно таскаешь ключи от квартиры, а я ощущаю ладонью мягкую ткань чёрных спортивок. Хочется коснуться кожи, но отвлекать тебя от дороги не хочется от слова совсем, так что я просто остаюсь в таком положении, потягивая из стакана кофе и провожая взглядом всё, что остаётся позади машины. Ночью с тобой тоже хорошо. Хорошо в самом невинном смысле. Ночью я постоянно мёрзну, а ты распространяешь вокруг себя такие волны жара, что даже сквозь сон я притягиваюсь к тебе словно к магниту. Ночью ты тактильный настолько, что иногда мне кажется невозможным спать без тебя, потому что я уже привыкла к закинутой на меня руке, к размеренному дыханию в висок и к случайно переплетающимся ногам. Там, за окном, стеной льёт дождь, который разбивается о стекло на сотни маленьких капелек и разносится порывами ветра по всему Санкт-Петербургу, там яркие всполохи молнии, разрезающие мутное небо напополам, и глухие удары грома, отражающиеся эхом от домов, а здесь тишина, нарушаемая только негромким жужжанием холодильника на кухне, тепло твоей ладони на спине и чернильные рисунки на твоей груди прямо перед моими глазами. Я прижимаюсь ближе, окончательно разрушая наши личные пространства и превращая их в одно общее, утыкаюсь носом в основание шеи и глубоко вдыхаю твой запах, чтобы он осел на дне альвеол, заполнив лёгкие, и разнёсся по крови вместе с гемоглобином. И сейчас, прижавшись к тебе, я чувствую, что всё будет хорошо.