***
В первый раз он наблюдал данный феномен, когда всё-таки отправился выручать одну красную задницу из той заварушки со спятившим подростком-мутантом. Наёмник выглядел беззащитным и заторможенным, и наверняка бы возбудил сексуальные наклонности, если бы они у Петра были. Всё, что интересовало Распутина в тот момент — это торчащая из головы Уэйда жердь от ограды. Она явно мешала тому начать регенерацию и вызывала галлюцинации. Уэйд с томным выражением на вечно экспрессивной маске прижался к его груди, и в сердце Петра странно закололо. Подняв наёмника на руки, он всмотрелся в эти белые глаза, пытаясь понять, не сделает ли хуже, если избавит его от жерди. Уэйд тем временем подавал ему какие-то таинственные знаки, рядом с которыми рисунки на полях для Распутина казались несложной головоломкой. Недоуменно изогнутая бровь, видно, пояснила Уилсону, что следует действовать более топорными методами. Следующий жест Пётр определить смог, к сожалению. Нет, не то что бы его смутило то, с каким энтузиазмом Уэйд предлагал ему минет — несмотря на извечное ханжество, Распутин не был невинен от слова совсем. Более того, в его постели были как женщины, так и мужчины. Его смутил тот факт, что обычно Уилсон не проявлял настолько откровенного желания переспать с "железной мошонкой". "А тут дело весьма нечисто, — подумал Пётр. Взгляд его снова перевёлся от лица наёмника к торчащей из головы жерди. — Интересно, а если?.." Что и требовалось доказать — когда пойманный на полпути к стальному члену Уэйд был избавлен от мешавшей мыслить рационально штуки, все его поползновения в адрес Петра закончились так же резко, как и начались. — Ты пришёл за мной? — часто моргая, как ни в чём не бывало продолжил наёмник, и Распутин решил не возвращаться к произошедшему.***
Второй раз возник случайно и вовсе не в бою (первый же, насколько Пётр понял из рассказов Домино, был по вине Джаггернаута). Уэйд, как всегда, цеплялся к Кейблу, умудряясь вставлять пошлые отсылки даже там, где их вообще невозможно было вставить, и постоянно упоминая какого-то Таноса. Воитель из будущего закипал, пожалуй, быстрее, чем можно было подумать, наблюдая за ним в спокойной обстановке. Слово за слово — и соответствующий результат: злющий, как сотня раздраконенных демонов, Кейбл схватился за нож и без каких-либо расшаркиваний воткнул его в висок не вовремя повернувшегося Уилсона. Картина маслом: наёмник валялся на полу, завороженно разглядывая обеспокоенно склонившегося над ним Петра, в углу злобно фыркал Кейбл, а Домино невозмутимо жрала чипсы и как ни в чём не бывало рассказывала ахреневшему Расселу, как это здорово — иметь товарища со сверхрегенерацией. Можно тыкать в него чем хочешь, а ему хоть бы хны! — Не делай так больше, — придя в себя, нахмурился Распутин, убедившись, что регенерация Уэйда по прежнему с ним, и наёмник умирать не собирался. — Держи своего пустотрёпа подальше от меня, — уже менее зло, но совсем не виновато и очень раздражённо процедил Кейбл, янтарный металлический глаз которого полыхал адским огнём. — Нравятся его шутки — вот и целуйся с ним хоть в жопу, хоть взасос. Только пусть от меня отвалит! Пётр не успел возмущённо произнести своё коронное "Не выражайся!". Видимо, слова Кейбла достигли-таки заторможенного слуха Уэйда. Тот внезапно подался вверх и прикоснулся губами к стальной щеке товарища. А шаловливая рука накрыла заинтересованно дёрнувшийся в ответ член. Лишь невероятная удача и отточенные годами навыки спасли Распутина от смешков товарищей по команде. После удачного извлечения ножа Уэйд снова потерял к нему всякий интерес, за исключением редких и коротких подколок. А вот Пётр провёл много влажных минут, вспоминая масляный взгляд, которым наградил его Уилсон, когда мягко стимулировал его рукой. Почему-то на ум пришла мысль, что если подобное повторится в приватной обстановке, то стоит немного переписать сценарий. Распутин подумал над стихийно возникшим предложением и решил: так тому и быть.***
И вот наёмник — теперь уже бывший — сидел на его кровати, тихий, взмыленный и возбуждённый, и откровенно нарывался на развратные приключения. Поняв это окончательно, Распутин всё же отвоевал назад свои обслюнявленные пальцы и сглотнул вязкий похотливый комок. Уилсон смотрел на него во все глаза. Чуть снятая маска открывала изъеденный мутацией подбородок и тонкие бледные губы, влажно блестевшие в лучах ночника. — Значит, хочешь в рот? — Пётр, чувствуя давление в штанах, резковато схватил Уэйда за загривок и подтащил к себе, устроив между широко разведённых коленей. — Хочешь отсосать мужику, да? И в кого такой извращенец… На! — Резкий шелест ткани, и на свет появился крупный стальной член, перевитый венами. Уилсон завороженно посмотрел на него, но не шелохнулся. Петра же неожиданно завело происходящее. — Ну что, теперь на попятный, да? — тихо, по-звериному, прорычал он. Загривок у Уэйда наверняка уже побаливал, но Распутин безжалостно сжал пальцы и приблизил лицо наёмника к своему. — Не дам я тебе попятный, Уэйд. Так хотел мой член — подавись теперь им. Один хрен, оживёшь. Открывай рот. Уилсон тихо застонал от экстаза и послушно разомкнул губы. Пётр, не давая себе шанса отказаться от столь настырно подсовываемого подарка, тут же схватил его за шею — осторожно, мягко, но решительно, — и ввёл свой огромный пенис в горячее горло. То сомкнуло его так тесно, что Распутин чуть было сразу не кончил. Хрипло выдохнув сквозь сжатые зубы, он обхватил голову безвольного Уэйда и принялся совершать неспешные движения тазом. Уэйд положил руки на колени — конечно, не на свои, как примерный ученик, а любовника — и молча сопел, не делая попыток отстраниться. По его отсутствующему взгляду сложно было судить, какие чувства им овладевают. Но Пётр сквозь всё сильнее проступающее алое марево думал, что тот вряд ли не чувствует боль: всё-таки член у Распутина был огромный и не совсем мягкий. Да, он был мягче мошонки, о которую Уэйд когда-то сломал запястье, но и вполовину не такой, каким был нормальный человеческий пенис. — Впрочем, ты сам этого хотел, — тихо заметил он, и Уилсон, словно выйдя из прострации, негромко застонал, заставив своё горло вибрировать. Пётр подавился своими собственными стонами, не ожидая такого нечестного приёма, и кончил глубоко в чужой рот. — Блядь, — выдохнул он и тут же, очнувшись, настороженно посмотрел на Уэйда. Тот сидел всё так же непривычно тихо, лишь с уголка его рта текло чужое семя. Распутина понесло от неожиданно припавшей к его рукам власти. Правду говорят, что душа русских — потёмки! Или не говорят? Не важно. Главное, что Петра сейчас несло не по-детски. Заведя руки за спину Уэйда, он крепко сжал мягкие французские булочки. Бывший наёмник громко сопел ему в ухо, обхватив руками мощный торс Распутина. Петр еще несколько минут мял и легонько щипал подтянутые, шикарные ягодицы, после чего потянулся к резинке красных латексных штанов. «И почему я раньше так не сделал?» — задал себе Пётр почти риторический вопрос. Внутри Уэйда было мокро, тесно и жарко, будто он попал в какую-то баню. А стоны, стоны, полные наслаждения и эйфории, которые издавал зажатый между стальным телом и матрасом Уилсон, вызывали в груди пожар и первобытное чувство обладания. Пётр хрипло зарычал и сильнее подмял под себя бывшего наёмника, задвигался резко и почти сердито, в противовес действиям нежно потираясь щекой об вспотевший загривок. Никто из них в порыве страсти не обратил внимание, что из-за резких движений Распутина нож в голове Уэйда расшатался и выпал, прекратив своё афродизиачное действие. Лишь Уилсон вдруг мотнул головой, моргнул с немного более осмысленным взглядом, но в следующее мгновение Пётр снова толкнулся вперёд, задев внутри наёмника скользкий бугорок, и Уэйд захлебнулся криком, толкнулся вперёд и кончил. Мышцы его ануса сильно сжались, и Распутин вскоре последовал за ним, тяжело завалившись набок — второй оргазм подкосил его. Когда же Пётр смог более-менее восстановить дыхание и приоткрыл глаза, перед которыми лениво расплывалось удовлетворение, Уилсона в комнате уже не было.