Lock'd in thyself

Мрак подземелий Асгарда почти бесконечен, но кто может знать о них больше, чем я? Только лишь я. Лабиринт отражений и лиц, инкарнаций, пустых и различных – всё это для меня. Для одного меня. Приходи, посмотри – эти цепи пусты, но кругом непроглядная тьма. Ты прими меня. Снова прими – как исчадие бездны, как ночь без сна.

Подземелья Асгарда холодны, бесконечны и пустынны – как раз то, что необходимо для заточения беспечного бога в глубинах веков. На всю оставшуюся ему вечную жизнь. Я брожу тут уже уйму времени. Стены моей темницы скрываются во мраке, как только подносишь к ним раскрытую ладонь с едва теплящимся над ней слабым огоньком – жалким остатком былой моей силы. Кругом постоянно слышатся шорохи, скрипы, тихий свист… несколько дней назад мне почудились голоса, но, разумеется, это был мираж. Всеотец не смог придумать ничего лучше, как отправить безумца туда, где стираются всякие границы разума. В самый непроглядный и незыблемый мрак, где такому как я – самое место. Самокритика? Отнюдь. Таких ошибок, как я, не совершал еще никто. Полукровке-йотуну никогда не станет холодно среди пронизывающих равно и тело, и душу сквозняков, среди каменных стен, покрытых тонкой пленкой грязной изморози, жирной и влажной на ощупь. Босые ноги спокойно ступают по ровным плитам, ни разу не споткнувшись и ни разу еще не остановившись с того момента, как коснулись покатого плоского камня в первый раз. Крохотного огонька, который Локи удается создать даже не со второй попытки, хватает лишь на то, чтобы осветить лицо мятежного бога да пластинки доспеха на груди. Пальцы то и дело судорожно стискиваются вокруг призрачного пламени, которое не имеет силы даже обжечь, – и тут же раскрывается ладонь, будто прося прощения. Сам он еще не готов просить прощения ни у кого, даже в мыслях. Для него эта тюрьма – не более, чем новое приключение, которое стоит всего-то пережить. В конце концов, вряд ли Одину придут в голову способы пыток, которыми изощренно обработали павшего асгардского принца читаури. Теперь я точно уверен в том, что слышу голоса. Я даже узнаю их! Это голоса Тора, Фригг, Одина… у меня начались галлюцинации? Сколько я уже здесь – день? Месяц? Целую жизнь – или несколько часов? Я слышу голоса, но различаю только интонации, тембр. Никаких слов, никакого смысла, даже отдельных фраз. А еще мне кажется (до жути – единственное, что пугает так сильно), что чего-то не хватает среди этих голосов. Не хватает так сильно, что в груди у меня образуется пустота, ломающая ребра. Быстро убедившись в необозримости и неощутимости всего размаха асгардских подземелий, а также в собственном бессилии, Локи замирает на месте. Он стоит очень, очень долго, не шевельнув конечностью, ни дрогнув ни одним мускулом. Пока его тело бездвижно, включается сознание, все органы чувств бесятся, осыпая молодого бога обилием информации. Кожей он чувствует мельчайшее дуновение ветра, откуда и с какой силой обнял его стремительный (словно единственный живой среди окружающей неподвижности) поток воздуха. Глаза, привыкшие уже немного к темноте, начинают различать стены вокруг. Стены стоят беспорядочно, всё это напоминает лабиринт, в котором каждый поворот, в любую сторону, напрочь меняет окружающую картину мира. Шутник слышит голоса. Чуткий и прежде, нос воспринимает запахи влаги и тлена, заполонившие абсолютно всё вокруг. Среди этих, несомненно, неприятных ароматов он различает тонкую опасную ноту, но пока не может различить, что это. Во рту неестественно пересыхает, язык ворочается с трудом – да и зачем он ему нужен, когда не с кем пустить в дело верного союзника? От всяческих вкусов остается лишь металлический – кляпа, надетого некогда на него людскими дружками Тора. Мне скучно. Мне ужасно скучно! Неужели я начинаю осознавать полностью весь смысл кары, возложенной на меня Одином? Ха-ха-ха… Черноволосый бог бежит, куда глаза глядят – а так как они ничего не видят, всё чаще и чаще врезается он всем телом в глухие стены. Боль отрезвляет, но ненадолго, и вот он уже снова со всех ног бросается в темноту. Он не желает чувствовать ничего, он больше не слышит ничьих голосов. Но, что страшнее всего – он ни в чем не испытывает потребности. Ни голода, ни жажды, ни чего-либо еще более естественного, делающего его живым. Кажется, что ему отказали именно в этом – в праве на существование. Нет, на жизнь. Именно это, словно подвешенное, состояние и можно полноправно назвать "существованием". Как возможно было не заметить этого раньше? Я слышу собственное дыхание. Тяжелое, спертое, как будто кто-то или что-то жаждет вырваться из моей грудной клетки. Я думал, что однажды уже сошел с ума, подчинившись тессеракту. Я думал, что схожу с ума здесь, в темноте и тишине, полных звуками и образами. Но вдруг я осознаю, что здесь и сейчас – я нормален. А вот обстановка вокруг… заумь. То, чего мне никогда не понять. Локи начинает понимать, что происходит. Это понимание не дает ему абсолютно ничего, оно просто есть. И, скорее всего, было и будет, без его божественного участия. Он уже не помнит, сколько времени бесцельно бродит во мраке и холоде. Он ждет, когда же ему и это станет, наконец, безразлично. *** Я разгадал "тайну" голосов. Понял, что с ними не так. Это голоса из прошлого, столетней, тысячелетней давности. Я слышал, как Один ругает своего сына, как устраиваются пирушки в тронном зале, как Тор веселится с друзьями. Пару раз слышал, как он зовет меня. Мне гадко от мысли, что в тот момент я едва ему не отозвался, поверив в реальность этих голосов. Насколько быстро (медленно?) протекает время его заточения, обреченный бог узнаёт по своей одежде. Края плаща, и так уже хорошо поношенного, но крепкого, совершенно истрепались, но Локи упорно не желает избавляться от тяжелой бесполезной тряпки. Чего нельзя сказать о доспехах – в какой-то момент проведя пальцем по наплечнику, он чуть не до крови царапает кожу о странную неровность, которая оказывается после долгих ощупываний и умозаключений банальной ржавчиной. Как?! Он с трудом подавляет дрожь от мысли, что время, неумолимое время так же обработает и его тело, оставив в назидание другим богам гладкие кости с шероховатым налетом души. Пластинки из особого асгардского сплава, не пробиваемого никаким орудием и неподвластные стихиям и магии, с грохотом осыпаются на пол. Опавшие осенние листья. Мятежный бог торопливо отряхивает с пальцев невидимую грязь. Всё это просто нереально. Невозможно. Бессмысленно! Должно быть, я всё же неосторожно согласился выпить с тем смешным человеком в железном костюме и теперь пребываю в хмельном бреду. Или еще не вернулся сознанием в избитое тело после драки с зеленым монстром и валяюсь, вбитый в пол на полметра. Или… Я слышал – и слышу! – свой голос. Я слышу себя, и готов поклясться, что эти фразы я уже произносил. В юности. Когда Тор еще был моим братом, а Всеотец – просто отцом. Шутник засыпает в первый раз с момента своего заключения, длящегося, кажется, уже как минимум полжизни. По крайней мере, больше той половины, в которой он правил Асгардом и в которой воевал против Митгарда. Он надеется скрыться от кошмаров, что преследуют его в реальности. *** - Куда ведет эта лестница, брат? - Я не знаю и не вижу. Нам следует вернуться в зал, совсем скоро прибудут послы, и отец будет недоволен… - Тобой или мной? - Нами, Тор! Пошли, пойдем уже отсюда. Мне здесь не по себе. В подземелья Асгарда не ведут никакие лестницы и никакие порталы. Тем не менее, пространство закручивается там настолько неясным образом, что порой оказывается совсем близко к действительным коридорам или комнатам дворца. И тогда заключенный во мраке мятежный бог слышит голоса четче и громче. Он пытается даже кричать, позвать, не зная, кого. Он уже слишком надоел сам себе. Одиночество не идет мне на пользу – готов уже перегрызть себе глотку, лишь бы не слышать мыслей. К сожалению, это не просто невозможно физически, но и абсолютно ничего не даст. Будь проклято моё полубожественное-полумагическое происхождение. Шутник практически уже страдает от откровенного безделья. Магическое пламя больше не желает вспыхивать в сложенных горстью ладонях – сюда не проходят потоки энергии, пронизывающие и весь Асгард, и Йотунхейм, и даже Митгард, хоть и в гораздо меньшей степени. Исследовать бесконечное пространство было бы крайне занятно, если бы оно не было столь однообразным. Челюсти сводит зевотой, и Локи широко распахивает рот, надеясь, что в него упадет хотя бы случайная капля воды. Или паук. Живности тут, кстати, тоже нет никакой. Непохоже это на типичные кары местных богов. Конечно, среди них нет таких пакостей, что напридумывали люди в своей мифологии, но то, что Один сделал со мной – вовсе никуда не годится. Может, это я какой-то неправильный бог? Может, я тут должен сходить с ума, орать, бояться, в конце концов?.. Нет, что-то не то происходит. *** - Локи! Ты уже полчаса смотришь в стену! - Как будто в первый раз. - Нет, но у тебя же кубок с вином около рта. Пей! Расслабься! - Ой! Проклятье, пролил. Тор, не лезь под руку. Ты ведь не хочешь, чтобы твоё вино стало водой? - Или змеями? - Так я еще не умею! Немного подросшие братья, между которыми уже словно кошка пробежала, впервые за этот день, дружно смеются. Даже смех у них разный – тихий и зловещий против воли хозяина у Локи и глуповатый, но искренний хохот у Тора. Младший несколько лет назад открыл свой первый магический фолиант, и теперь практикуется на всём (и всех), что позволяют родители и брат. Последнего пока что забавляют проделки юного Шутника. Но вот приступы отстраненности, случающиеся всё чаще – настораживают. *** Я просыпаюсь не там, где заснул. Это уже не в первый раз, но только сейчас я понимаю это. Сны – единственное место, где мне позволено еще чувствовать себя живым, но погрузить себя в дрёму на многие века я не могу. Жаль. Странно, что пока я гуляю по грёзам, я одновременно перемещаюсь и по темнице. Как это связано? Кажется, я нашел, чем себя занять. Вещие норны внимательно следят за нитью жизни, протянувшейся через тысячелетия внутрь самой себя. Она изгибается и пляшет в замкнутом кольце, не имея возможности выскользнуть из него, она намотала уже множество петель, пока еще не пересеченных друг другом. Оуроборос гонится за своим хвостом. Начало времен еще только творится. *** - Братишка, я хочу спать. - Ты знаешь, что отец будет недоволен. Бал уже послезавтра, а у тебя ноги даже в простейшем вальсе путаются! Вот сейчас – левой или правой? - Правой. Шаг вперед, левой влево, поворот… - Ай! Вправо, Тор, вправо… почему я научился танцевать за один вечер, а на тебя потратили неделю без толка? - Братец, ты знаешь, не моё это. - Да. Тебе лишь бы оружием помахать на йотунов. - Дааа… вот когда Мьёлльнир станет моим… - А если – моим? - Зачем он тебе? Ты ж его даже поднять не сможешь! - Ах, так! Старший брат смеется, совершенно не воспринимая младшего всерьёз – а зря. Насупленный Локи стремительным шагом убирается прочь из залы, на ходу подхватывая плащ со спинки трона и из последних сил удерживая себя от позорного бега. Конечно же, Тор догоняет его и просит прощения. Конечно, младший "прощает" его, и до полуночи они продолжают импровизированную репетицию к балу. А еще через один вечер, во время танца с очаровательной леди, ноги наследника Асгарда начинают выписывать такие кренделя, на какие их обладатель не способен был ни в пьяном угаре, ни в трезвом безбашенном веселье. Один закрывает лицо рукой и велит подлить себе хмельного в чашу. А мать украдкой бросает взгляды на сидящего в уголке с самым непричастным видом Шутника. В ловких пальцах черноволосого бога мелькает крохотная куколка-марионетка на ниточках. *** Бесконечный змей наконец-то видит свой хвост. Со смертоубийственной уверенностью Локи-заключенный направляется сквозь темноту и холод на звук своего собственного голоса. Он намеренно не думает о том, что будет, если он встретит самого себя. Что сообщит ему – или что сделает с ним. С собой. Бог-Шутник, вроде бы, должен любить парадоксы? ***Часть вторая*** - Доброй ночи, братишка. Младший асгардский принц сидит на подоконнике узкого окна-бойницы одной из боковых башен дворца. Сидит, свесив босые ноги наружу и болтая ими в прохладной вязкой темноте, приятно охватывающей ступни ночным ветром. - До завтра, Тор. Локи полуоборачивает к брату голову, так что его профиль вырисовывается на фоне звездного неба, и скашивает ярко-зеленый прищуренный глаз. Провожает взглядом широкую спину наследника и только потом, по-кошачьи сгруппировавшись, спрыгивает на пол. Хотел бы, так ужасно хотел бы спрыгнуть в другую сторону – но всё еще нет способности обратиться крылатой тварью. Роскошные белые перья, оборачивающие разом полегчавшее тело теплой вуалью, неизменно сужаются и темнеют, через несколько секунд становясь мелкой до гладкости чешуёй. Красиво, но совершенно не то, что нужно. В зеркале отражается узкое лицо с острым подбородком, угловатые птичьи плечи, выступающие из-под кожи округлости косточек. Худой, почти самый высокий – выше только Тор, да Один – во дворце и во всем Асгарде. И лучший во всем Асгарде маг. Зеркальная поверхность оплывает волнами, цветные краски растекаются к краям, чтобы сразу же собраться новым изображением. Картинки сменяют одна другую со скоростью мысли Шутника – там миры, там разные создания, там разные… люди. Характеры, желания и цели. Вся вселенная представляет собой объект живейшего интереса молодого бога: кубики-фишки-шахматные фигуры, расстановка – произвольная. Ему так нравятся игры! Как только Тор заступит на престол, как только он, Локи, станет свободен от бремени младшего принца – вот тогда можно будет, наконец, отправиться в Путешествие. Возможно, он даже станет царем, в каком-то мире. Но это потом, когда он натешится новой игрой с необозримыми далями возможностей. *** Я так давно, оказывается, не открывал глаза. Настолько давно, что сейчас даже звездный свет, едва теплящийся на ночном небе, слепит немилосердно. Впрочем, я не просил пощады даже у суда богов – не умолять же вселенную притушить на минуточку свои светилки ради меня? Это было бы смешно… ужасно смешно. Локи глубоко вдыхает терпкий после оглушающего безвкусия подземелий запах. Это не какой-то конкретный аромат, это – всё и сразу, сумасшедший концерт, страстное переплетение, мгновенный хор. Это Асгард. То, какой он снаружи, вне подземелий. То, каким он был вечность назад. *** Младшему принцу снится одно и то же лицо, несмотря на частые пробуждения. Он закрывает глаза – и вновь натыкается на недвижный острый взгляд своего визави, пронзительный и ледяной, как ветра Йотунхейма. Жесткие черты лица, заострившийся нос и выступающие скулы, впалые, словно от истощения, щеки. Брови сурово сдвинуты, но по изображению словно волны прокатываются – и выражение лица напротив неуловимо меняется, на какие-то доли секунды приобретая знакомые черты. Длинные волосы незнакомца словно терзает ветер, заставляя безумным пламенем обрамлять бледное узкое лицо. - Кто же ты, - шепчет в темноту Локи, рассматривая потолок библиотеки. На этот раз он нарочно остался здесь и читал, читал, читал, пока бессильно не упал лицом вниз на раскрытый фолиант. Вспомнив о книге, маг опускает взгляд на стол. Хорошо, что выбрал не очередной магический трактат (которыми, к слову, младший принц в последнее время увлёкся не на шутку) – тот вполне мог и поглотить сознание незадачливого чтеца… или лишить его лица, как меньшее из худших зол. Потрясенный внезапной догадкой, Шутник подскакивает, окончательно роняя покачивавшийся на двух ножках стул. Черноволосый юноша бросается к двери из библиотеки, опомнившись – назад, судорожно ищет что-то в ящиках многочисленных столов. Потом, хлопнув себя по лбу и рассмеявшись, он поднимает обе руки в воздух ладонями от себя, очерчивая неширокий овал. Пространство рябит, туманится, пока наконец не становится тонким зеркалом, в которое поспешно и заглядывает Локи. *** Младшая из норн – Будущее – прижимает к губам полупрозрачные пальцы. Она пытается скрыть непонятную улыбку маленького рта и рациональный страх в огромных призрачных радужках, глядя на нить жизни бога-Шутника. Крепкая, гибкая нить в одной из петель вдруг расплетается, расходясь на две; обе закручиваются неровной спиралью, разделяя нить жизни на всё большую длину. В конце концов незадетой остается только внешняя петля, словно сдерживающая граница. *** Мятежный бог, сумевший каким-то чудом покинуть свою темницу, зол. Зол сильнее, чем когда бы то ни было. Зол больше, чем на Тора, Одина, Асгард и Митгард вместе взятые. Злость исходит отнюдь не от его темной натуры, ублюдочьего происхождения или насквозь полной унижений судьбы. Локи стоит посреди Асгарда, в самом, практически, центре царского дворца – внутри обширной библиотеки, кладези знаний и магии – и не может пошевелиться. Он спокойно прошел сюда, не попадаясь на глаза стражам и поздним прохожим (боги тоже любят погулять лунными ночами). Почему именно сюда – даже сам Шутник не смог бы внятно объяснить свой первый порыв. Может, за какими-нибудь ценными сведениями. Старыми томами, которые можно унести. Почерпнуть из книг парочку заклинаний, которые пропустил в пылу юности, наконец! Постфактум объяснений было много, и еще больше бы их придумал беглец, добровольно загнавший себя, как он уже начал подозревать, в ловушку. Придумал бы, если бы в какой-то момент воздух перед его лицом не начал сгущаться, вырисовывая контуры… зеркала. Тонкого такого, простого, даже изящного. Лицо, отразившееся в серебре, было незнакомым. Казалось бы, незнакомым. *** Локи всё верно рассчитал – и в магическом зеркале, представлявшем внутренний взор мага, предстало всё то же лицо, не дававшее ему спокойно спать. Тонкие бескровные губы шевельнулись (Локи прочитал это как короткое ёмкое ругательство), изогнутые брови резко дернулись вверх, а окруженные темными пятнами глаза округлились. - И как это понимать? – прозвучал в голове юного Шутника звенящий низкий голос. Локи ошарашенно сглотнул, с трудом удержавшись от того, чтобы не шарахнуться прочь от "зеркала". Однако проблему надо было решать, и он ткнул пальцем в сторону незнакомца: - Ты еще кто? - Я бог Локи, из Асгарда, - лицо, видимо, решило посмеяться над незадачливым магом. Голубые, почти прозрачные глаза сверкнули как-то уж очень знакомо. - Очень приятно, йотун забодай, - совершенно неприличествующим образом сорвалось с языка у Локи, но он быстро взял себя в руки и принял самый надменный вид. – К Вашему сведению, Локи – это я. Он еще хотел добавить "А Вы, получается, самозванец", но не успел – незнакомец в зеркале, щуря прозрачные колдовские глаза, разразился тихим смехом, да таким заразительным, что юный маг не сдержал улыбки. *** Едва только юнец по ту сторону магического стекла улыбнулся, как Локи осознал окончательно и бесповоротно, что влип. Что этот… некто действительно является им самим. Что сам он никогда раньше не сталкивался с самим собой, а значит, либо со временем случилась петля, либо его вообще закинуло в другую вселенную. Что "отразившиеся" в зеркале лицо и плечи вернули подвижность, в то время как остальное тело всё так же казалось окаменевшим. И резко прекратил хохотать. Вместо этого он вперился взглядом в зеленые кошачьи глаза перед собой и проговорил медленно, нараспев: - Да, Локи. И ты ведь не будешь против, чтобы подчиниться мне? И даже не удивился, получив в ответ безапелляционно спокойное: - С чего бы это? Шутник усмехнулся и пожал плечами. - Стоило попробовать. ***Часть третья*** Скрученные каждая тугой спиралью половинки нити уже совершили несколько совместных петель, но никак не могли сблизиться, оставаясь такими же самостоятельными и жесткими. Норны опасливо на них посматривают, периодически бросая взгляды на тяжелые латунные ножницы. Жизнь бога-отступника в обмен на крах вселенной? - Он справится, - шепнуло Прошлое. - С ним(и) интересно, - прикрыло глаза Настоящее. Юное Будущее молчало. Как и положено, оно было туманно и полно неисчислимыми вариантами. *** Нижний край резко вытянувшегося магического зеркала коснулся пола, подчиняясь пассам юного Шутника, и навстречу младшему принцу из неясных пространств шагнул он сам – почти точная копия. Такой, каким он стал бы через миллениум-другой, основательно повзрослев и многое пережив. - Благодарю, - Локи даже не подумал о том, что глупо благодарить самого себя. Неужели я был таким же наивным? Мало ли какие шуточки может преподнести заклятие Живого Сознания – а он так запросто выпустил в свой реальный мир неизвестно кого. Только потому, что я выгляжу так же, как он… Мысли его прервали. - Ты не выглядишь, как я. Ты и есть я, - уверенно заявил молодой бог, приблизившись к Локи вплотную и глядя в глаза. Шутник вместо ответа сделал удивленное лицо. Юноша тонко улыбнулся. - Интересно, не рухнет ли мир оттого, что я коснусь тебя? – вкрадчиво произнес Локи и поднял в воздух раскрытую ладонь, словно упираясь в невидимую стену. Мятежный бог сощурил светящиеся призрачным голубым светом очи, и тоже поднял руку, расположив её напротив ладони себя прошлого. Потом – вторую. *** Вечность спустя. Две одинаковые фигуры сплетались в старинном танце на одной из пустошей Йотунхейма, распугивая спящих кошмарных птиц и снеговых псов. Локи из настоящего времени, как оказалось, уже был в курсе множества тайных тропок, соединяющих миры; а Локи из будущего не пришлось возвращаться на Радужный мост – в точку, с которой начались все его злоключения. Шаг, поворот. Им не нужна музыка – вернее, она звучит синхронно у каждого в голове. Нежные пальцы с тонкой полупрозрачной кожей осторожно поглаживают истрепавшуюся ткань простой нательной рубашки. Молодой Шутник оказывается на полголовы выше бога-изгоя; возможно, потому, что последний практически наг и бос. Ему одеждой служит грубая сеть шрамов, окрыляющих уверенный размах плеч. Да, в этом танце ведет младший – и Локи только кивает, опуская голову на плечо принца. - Я не хочу знать, что именно случится… и почему, - он отводит глубокие омуты зеленых глаз и еле заметно кривится. – Всё и сейчас уже ведет к одному. Тор… мне не стать наследником, не то, что царем. Но изгоем… скажи мне, только правду, прошу: этого было не избежать? Юноша боится. Его всего пронизывает дрожь, и отнюдь не от безумствующего на пустоши ветра. Он чувствует боль – застарелую, острую, как застрявший в мускулах наконечник стрелы; чувствует каждый шрам как на собственной коже. Но еще более ясно он ощущает скорбь. Поэтому прижимается к себе крепче, замолкая уже готовый прозвучать ответ. *** Локи смотрит в потолок спальни. Потолок идеально белый и ровный, даже тени от тяжелых штор не пляшут злобными призраками, развлекая утомившегося за день (или всю бесконечную жизнь?) бога-отщепенца. Безветренная ночь. И бессонная. Локи почти уже не помнит ничего о своем пребывании в асгардских подземельях, вне времени и пространства. Вернее, как раз это кажется ему сном – бесконечным и пустым кошмаром. О нереальности сущего напоминает лишь посапывающий рядом двойник, который после купален сразу рухнул на постель и словно выключился, чуть позже в полусонном состоянии свернувшись клубочком под боком у Шутника. *** Оуроборос немигающим взором уставился в мелкие зеркальные чешуйки собственного хвоста. Он отражается в каждой – и во всех одновременно, сливаясь из расколотых частиц в единое целое. Две нити одной судьбы сплетаются внутри петли, образуя ровный, даже изящный узор – полотно. Ткань жизни.