Дурной

      В клубе в выходной день всегда было много народу. Но сегодня Стайлзу казалось, что весь Бикон-Хиллз собрался здесь, чтобы повеселиться. А в слово «веселье» каждый вкладывал свой смысл – кто-то танцевал, несмотря на толкучку на танцполе, кто-то напивался вдрызг у барной стойки, а кто-то спокойно сидел за столиком.       Кто-то типа них.       Скотт и Кира затащили Стайлза сюда против воли отметить (на секундочку!) три года их отношений. А причем тут он, спросите вы? Вот и Стайлз спрашивал то же самое у самого себя, потому что больше не у кого – все внимание Скотта было направлено на Киру, а внимание Киры, как вы поняли, на Скотта. Ага. Веселись, Стайлз. Закажи себе еще, Стайлз. Что ты такой хмурной, Стайлз. Тьфу!       - Вот увидишь, - отвлекся Скотт от созерцания Киры, которая удалялась в дамскую комнату, - приметит тебя какой-нибудь красавчик, зажмет в туалете, и никуда ты не денешься.       Скотт начал тихо похрюкивать в кулак. Сердиться на него не получалось. Это же его бро, они даже спали в одной кровати. Тут нет места злости. Да и зачем, все равно сейчас до одурманенного то ли алкоголем, то ли любовными чарами скоттиного мозга ничего не дошло бы.       - Не денешься, - пробубнел под нос Стайлз и глухо застонал в ладони. За что ему все это?       Он понял, что если пробудет здесь ещё хоть минутку, его вывернет. От вида целующихся Скотта и Киры. Даже не так. От вида мокро и звучно слюнявлющихся бро и его девушки. Как будто она не в сортир отходила, а уезжала на несколько дней заниматься волонтерством в Африку. Буэ-э.       Он ничего не имел против Киры. И голодающих детей в Африке. И поцелуев в целом. Но не сейчас. Не в данный момент времени.       Стайлз быстрым шагом пошёл в сторону туалета, чтобы умыться ледяной водой. Но он и предположить не мог, что стоит ему только зайти туда, как его больно приложат лопатками и затылком о стену.       Боги.       Эти звезды перед глазами такие прекрасные.       Стайлз поморщился от неприятных ощущений и хмуро (ему так казалось), из-под бровей, глянул на обидчика, который все ещё удерживал его за руку, повыше локтя.       Перед ним стоял мужик преступной наружности. О таких дядях в детстве каждому ребёнку говорят. Чтоб не ходить с ними никуда. Стайлз попытался вспомнить, говорили ли что-то о том, если дядя сам к тебе пришёл. Тщетно.       Он не смог не рассмеяться. Ну, серьёзно, это самое ироничное, что случалось с ним за последние пару лет - вот только Скотт откровенно стебет его, а через пару мгновений его зажимает шикарный мужик в кожанке.       Мужик, в свою очередь, вздернул бровь и внимательно, с прищуром, посмотрел прямо в глаза, будто ища в них что-то. Стайлз решил облегчить ему жизнь, открыв половину правды.       - Не обращай внимания, я дурной. По жизни. Ага, - собственный голос прозвучал слишком тоскливо. Стайлз боялся за выражение своего лица в этот момент. Нельзя показывать слабость перед обидчиком – одно из тех правил, которые отец повторял ему в детстве.       Мужик чуть подался в его сторону, отчего Стайлзу пришлось выставить раскрытую ладонь вперёд. И упереться ей в, простигосподи, такую твёрдую, прекрасную грудь. Незнакомец перевёл взгляд с руки на его лицо, а потом проделал это ещё раз. Стайлзу захотелось убрать руку от него подальше, но тот все ещё был непозволительно близок к нему. Поэтому он решил оставить все как есть.       - Я из тебя всю дурь вытрахаю.       Сказал как убил. Ну, потому что не бывает таких идеальных голосов. Серьёзно. Будто ангелы всю ночь кутили на небесах, а потом начали обзванивать всех обречённых на одиночество, вызывая мгновенный оргазм хрипотцой в своих ангельских голосах. Боги. Стайлз не знал, куда его занесло, да и не хотел знать, пусть только этот горячий незнакомец скажет что-нибудь ещё. Пожалуйста.       - Таких, как я, знаешь ли, никто не хочет. С придурью в башке. У которых крышу сносит. Мгновенно. Такие опасны для общества. Я опасен.       Мужик зарычал? Крышесносно. Стайлз надеялся, что его не приглючило. Потому что это в сто раз лучше, чем картошка спиральками на завтрак, обед и ужин.       - Таких, как ты, больше не существует в природе, - Стайлз определённо точно слышал злость в его голосе, что сбивало с толку. - Тебя хотят все, кто оказывается поблизости. Думаешь, я не вижу? Просто ты об этом никогда не узнаешь. Страх слишком велик. Страх быть высмеянным тобой.       Ну и, окей, Стайлз не готов был к таким откровениям. Точно не от незнакомого мужика, говорящего так, будто он - его собственность.       - А ты, - он облизнул нижнюю губу, - получается, не боишься?       - Боюсь, - хмыкнул незнакомец. - Но, видимо, меньше, чем остальные.       И тут случилось то, что случилось.       Мужик его поцеловал.       Нет, не так.       Мужик пытался сожрать его.       И, боги, Стайлз, кажется, не был против.       Губы незнакомца были обманчиво мягкими - та настойчивость, с которой его целовали, откровенно пугала. А ещё - манила. Заставляла подчиниться. И Стайлз подчинился - раскрыл рот, позволяя чужому языку вытворять все эти непотребства. Стайлз не был героиней бульварного романа, но его колени подогнулись как по сценарию. Эта слабость в теле отрезвила его, и он приложил все свои силы, чтобы оттолкнуть незнакомца.       Шальные глаза напротив - сплошной пульсирующий зрачок, поглотивший радужку. Мужчина смотрел на него, как на центр своей вселенной.       Если кто-то наверху есть, дай мне сил уйти отсюда с достоинством.       - Не бойся, - Стайлз не узнал своего голоса. - Дурь воздушно-капельным не передаётся.       Он проскользнул мимо мужика, не веря в чудо, и быстро выбежал из туалета, надеясь, что это не выглядело слишком жалко.