Бесконечная зима

      Они ворвались, когда Джон медленно пил чай, не чувствуя ни вкуса, ни аромата (хотя чай был хороший — Молли постаралась с подарком на день рождения), смотрел телевизор, в котором царила шумная, яркая, вульгарная неразбериха: какое-то шоу — оно должно было отвлечь, а не отвлекало. За полтора года со смерти Шерлока Джон довел до совершенства навык бессмысленного общения с чужими людьми, просмотра телевизора днем и ночью, прогулок в толпе, в часы пик, когда людское месиво поглощает тебя, как щепку — все, что угодно, лишь бы заполнить пустоту в голове, не думать... не думать.       Хотя это была иллюзия, конечно. Мысли о Шерлоке никуда не делись, не пропали из головы, как бы отчаянно Джон ни старался — они будто бы ушли в фоновый режим, звучали тихо на заднем плане, как сокровенный аккомпанемент ко всему, что Джон делал, чувствовал, говорил. Толпа — галдящая, спешащая, толкающаяся — создавала на мгновение ощущение того, что Джон не один, что жизнь вокруг кипит и он включен в веселую круговерть, и это было хорошо, приятно, успокаивало — но в фоновом режиме, тихо, далеко, звучал один октябрьский день… когда Джон писал блог, а Шерлок мучил скрипку, вымещая на ней злость от безделья, а потом банда Лессера кинула им бомбу в окно гостиной, и остаток дня прошел в тушении огня, уборке осколков и обломков. Бомба была предупреждением — не суй свой нос, Шерлок! — и Джон, отмывая закоптившиеся стены, клокотал от ярости: ну неужели нельзя хоть одно дело оставить на заботы Скотланд-Ярду, ты самоубийца, Шерлок, в следующий раз они кинут настоящую бомбу и взорвут к чертям собачьим всю квартиру, Шерлок, ну послушай, черт возьми, что я говорю! А Шерлок был совершенно счастлив: метался по квартире, бодро напевая какой-то мотивчик, ругался с Лестрейдом, осматривал пробирки — не пострадало ли что-то в лаборатории… И тогда, в те дни, Джону не нужна была толпа, чтобы почувствовать себя живым.       Джон по привычке вежливо разговаривал с людьми, коротко спокойно улыбался — он был доктором, маска участия давалась ему легко, это был такой же навык, как и все остальные. Но слова не доходили до души: просто информация, пустые оболочки слов, которые звучали параллельно его собственным мыслям. А мысли полнились эхом отчаянных споров с Шерлоком, привычкой Шерлока выпаливать кучу мыслей на ошеломляющей, почти сверхзвуковой скорости, ядовитыми фразочками Шерлока («Что, не для среднего ума, да, Джон?»)…       Джон возлагал надежды на телевизор — он должен был наполнить шумом и глупыми картинками пустую, как аквариум, голову, в которой били рыбьими хвостами совершенно иные картинки. Шерлок палит из пистолета, случайно попадает в тяжелую, бронзовую рамку с фотографиями, которая с грохотом падает, и снизу прибегает миссис Хадсон: "Шерлок, вы с ума сошли, это мои фамильные фото!" А Шерлок пристыженно уверяет, что купит новую рамку, и еще лучше, а сами снимки ну вообще не пострадали. Шерлок, который с воплем несется вслед за преступником, прыгает на него, и оба падают в реку. Шерлок, неподвижно лежащий на тротуаре у Бартса, в неловкой, изломанной позе, вокруг головы расползается пятно.       Нет, стоп, так нельзя. Тупые шоу по телевизору должны помочь — чем громче и глупее, тем лучше. Надо забить все щели, в которые дует ветер, принося воспоминания о Шерлоке. Когда-нибудь потом он (возможно) сможет выйти навстречу этому ветру, окунуться в воспоминания как в поток, уже не ледяной, а теплый и нежный, но пока в этом ветре можно захлебнуться.       Они ворвались, вышибив дверь дешевой душной квартирки, воняющей сигаретами, в которой продавленная кровать занимала почти все пространство, и направили пистолет на Джона.       -Джон Ватсон?       — Нет, Папа Римский, — вяло ответил Джон, глядя на ввалившихся четверых без интереса. Опять Майкрофт — видно, пробует себя в новом жанре. Он пару месяцев назад грозился, что запрет Джона в хорошей клинике, где заставит лечиться от депрессии. — Ребят, если вы от Майкрофта, можете передать ему, что я никуда не поеду. И еще передайте, что в следующий раз я буду стрелять без предупреждения.       Вдруг ему пришло в голову, что парни, хмуро стоящие на пороге, могут быть простыми грабителями. В этом притоне, именуемом "съемное жилье", где он жил уже год, бывало и не такое. Джон привык к воплям, запаху травки и поножовчине. К нему не раз прибегали за помощью, если случалась драка или передозировка.       — Воровать у меня нечего, — лениво продолжил он, — можете сами убедиться. — Он обвел комнату рукой.       Один из парней, не сводя пистолет с Джона, подошел к кровати.       — Одевайся. Быстро и без шума.       Похищение, отрешенно подумал Джон. Да, он считал, что со смертью Шерлока эта сторона жизни закрылась навсегда — видимо, поторопился. Но кому он нужен сейчас, Бога ради? Врач, работающий сутки через трое в травматологии, а в остальное время шатающийся по городу, периодически выпивающий с парой-тройкой армейских знакомых. Ни во что не вмешивается, ни в чем таком не участвует — живет тихо и скучно, как жареная треска. Да, что-то все рыбьи образы лезут в голову — Шерлок бы нашел этому объяснение, наверно…       Джон медленно сполз с кровати, держа руки поднятыми (ни к чему провоцировать парня с пистолетом), подошел к обшарпанному комоду, единственной мебели в этой конуре, вытащил рубашку, свитер, пару белья, на случай, если поездка будет долгой. Под рубашками, завернутый в майку, лежал пистолет — и Джон потянулся к нему, прикидывая, успеет ли выстрелить первым. Один против четверых, тем более, что его держат на прицеле. Хм. Он вытащил пистолет вместе с оставшимися рубашками (кажется, никто ничего не заметил), положил стопку на кровать.       — Шевелись! — гаркнул парень с пистолетом.       Держались ребята, однако, уверенно: не нервничали, не дергались, как обычные преступники средней руки, каких Джон с Шерлоком повидали немало. Под куртками у всех угадывалось оружие. Интересно, почему они не боятся, что кто-то из соседей может вызвать полицию? Хотя — кто здесь вызовет полицию? Сосед слева торгует наркотой, соседка справа недавно вышла из тюрьмы, дальше по коридору — беспробудный алкоголик… В этом месте все привыкли не совать нос в чужие проблемы.       — Где твои документы? — спросил парень, когда Джон оделся.       — А зачем? — пожал плечами Джон. — Вы меня с документами похищать собрались?       Парень резко, наотмашь, ударил Джона пистолетом по лицу. Джон не успел ни отшатнуться, ни закрыться рукой — с похмелья реакция была не та. В ушах зашумело, из носа и рассеченной брови закапала кровь.       — Где документы? — медленно повторил парень, направив пистолет в лоб пошатывающемуся Джону.       — В рюкзаке… там… около двери…       Один из похитителей подошел, неся расстегнутый потрепанный рюкзак Джона с лекарствами, документами и сотовым телефоном.       — Да… — кивнул Джон, вытирая кровь ладонью.       Надо как-то заставить их отойти от двери — придумать причину… и тогда можно будет рвануться в коридор… Но куда он побежит? Они его с легкостью догонят…       Он ощутил, как к затылку прижалось дуло.       — Сейчас ты тихо выйдешь с нами и сядешь в машину. Попытаешься позвать на помощь — мы пристрелим того, кто решит тебе помочь. Понятно?       Джон кивнул, удивляясь, что внутри нет ни страха, ни злости, ни азарта. Тлеющие угли. Что ж, по крайней мере, это какое-то приключение.       Они прошли полутемным коридором с мигающей лампочкой на лестнице, вышли в теплую сентябрьскую ночь. Напротив входа, в маленьком переулке, стоял грузовик с аляповатой надписью «Доставим радость быстро!» Боже, как примитивно и как пошло, подумал Джон. Он не дошел до грузовика двух шагов, когда его сильно схватили за плечо: в шею резким точным движением вошла игла, на мгновение перестало хватать воздуха, и мир вокруг выключили.