Понимаете, суть в том, что вы не знаете заранее. Не пробуждаетесь утром с дурным предчувствием. Не видите тёмных теней, нависающих над близкими людьми. Забываете сказать отцу, что любите его... Не целуете парня на прощание... Вы просто строите планы на будущее, а они рушатся в одно мгновение, когда Безумный Титан вторгается на Землю. Рушатся и погребают вас под горящими обломками.
У шестнадцатилетней Скайлер всё идёт по плану: документы приняли именно в тот колледж, который она и хотела; успехи в олимпиадах гарантируют стипендию, да и стажировка в Оскорп открывает грядущие большие перспективы; отец принял известие о том, что их с Питером «закоротило» друг на друге спокойно — конечно, поворчал немного, но не злился... Щелчок. Все рушится. Безумный Титан забирает у неё самое ценное и дорогое, даже сам того не ведая. «Пожалуйста, пусть это окажется просто сном. Ну, пожалуйста.» Скай смотрит на пепельное небо над головой в немой мольбе и ждёт чуда, призывая всех известных ей богов, в которых не верит. Вернее верит, но как и большинство людей — по необходимости. Сейчас это необходимо до потери пульса — отец и Питер пропали где-то там за свинцовыми тучами в бездушном холодном космосе. Она бы не отказалась пропасть с ними тоже. Скайлер практически не выходит из дома — вокруг все будто потускнело и подернулось проседью пепла, превратившись в чёрно-белый фильм. Люди — лишь отголоски себя прежних. Они бродят будто безвольные тени среди печальных бездушных многоэтажек с пустующими тёмными проемами окон. Каждый из них потерял кого-то из близких. Каждый предпочел бы оказаться на месте того, кого потерял. Нью-Йорк разрушен. Изуродован щелчком Безумного Титана. Скай изуродована тоже. Шрамы на душе продолжают кровоточить осколками счастливых воспоминаний, а чернеющее на ключице имя вынуждает задыхаться собственным отчаянием. Она думает, что когда-нибудь сможет превратить это отчаяние в ярость и начать бороться. Но правда в том, что бороться больше не за что — счастливая жизнь Скай замерла где-то между последней улыбкой Питера и ненавистным щелчком. Остались лишь приносящие боль воспоминания. Как ожившие сцены кинофильма, они без конца крутятся в голове, намертво вбитые в сердце. Снова, и снова, и снова. Она почти ничего не ест и вовсе забыла что такое спать. Скай с какой-то маниакальностью цепляется за призрачную надежду и смотрит на входную дверь, вздрагивая каждый раз, когда слышит звук чуть громче биения собственного сердца. Хочется кричать от беспомощности, а потом безумно смеяться до хрипоты и темных пятен перед глазами. Один...Два...
Три...
Свернувшись клубочком Скай кутается в огромную бесформенную толстовку Питера и думает, что возможно было бы не плохо содрать с себя кожу живьём — прямо с того места, где приносящее боль «Питер» въелось сроком на пожизненное. Содрать и поставить в рамку. Там ему самое место. Там, а не на её теле. Скай не плачет. Только дрожит от холодящей пустоты внутри. Ведь плачут когда есть что терять. Когда терять нечего слёзы не льют. Поздно. В голове крутится подобно заезженной пластинке «когда же ты сдохнуть-то успела, Скай» и уже не понятно, как не старайся, голос это самой девушки или Питера, тихо шепчущего на ухо. Чувство неправильности всего происходящего пеплом оседает в почерневших от засохших цветов легких. Разъедает её изнутри, разрушает, раскладывая на атомы. Кажется, что всё безнадежно потерянно. А потом входная дверь отворяется. Она сначала не верит в происходящее, отец — побитый, помятый, но ж и в о й, главное ж и в о й — стоит перед ней. Скай несколько секунд смотрит на него, боясь, что это лишь сон, будто стоит ей моргнуть и видение рассеется, а потом — и где только находит силы в изможденном теле — бросается вперёд. Обнимает так крепко, что есть сил и вдыхает знакомый и такой родной запах.— Пап, пап, это ты. Правда ты.
Она вглядывается в его осунувшееся лицо, подмечая как сильно стали заметны морщины вокруг рта и потускневших, полных горького сожаления глаз. Сожаления и пепельной вины, что застыла на самой их поверхности. Понимание почти сражает ударом под дых.— Пап, а где Питер? Пап? — Прости.
Скай чувствует как в этот момент что-то хрупкое внутри неё ломается и тяжестью придавливает почти к земле. В районе сердца отверстие — сквозное, огромное, обугленное по краям, и Скай чувствует, как гложущая пустота на его месте будто высасывает из неё способность жить. Но продолжает крепко обнимать отца, ведь если отпустит его сейчас, то непременно упадёт. Её в этот момент разрывает на части. На гребанные куски, будто внутри взорвалась ядерная ракета, разнеся все к чертям. Она жалеет, что выжила......Питера рядом нет, а от каждого вздоха перед глазами сгущается темнота и периодически мир взрывается алыми всполохами боли.
Она не жалеет, что выжила......отец рядом, а это значит, что она не одна. Что у нее осталось за что бороться. Да и не пережил бы он ещё и потерю Скай. Не пережил бы.
Скайлер тем же вечером стрижет волосы — смотрит, как платиновые локоны падают на пол к ногам и считает, что поступает верно. Она больше не может носить персиковые ленты в волосах или спать в его толстовке. Это напоминает о том, что он был в ее жизни. Б ы л. Она думает, что если уничтожит все что хоть как-то связано с ним, то станет в разы проще. Проще не значит легче. Скай понимает это спустя пару дней. Она всё чаще обнимает себя руками за плечи в жалких попытках удержать хоть немного тепла. Оказывается, тепла просто напросто не осталось — удерживать нечего.— Пап... — Да, Тыковка. — Пап, я только хочу чтобы исчезло это отвратительное чувство. Чувство, будто я что-то потеряла. — Но ты потеряла, родная. Чувствовать нормально. — Это когда-нибудь отпустит? — Нет. Но станет легче.
Но легче не становится — сердце трещит по швам, наскоро заштопанное тонкими нитками. Скай безумно жалеет, что не может зашить кровоточивые раны намертво, залатать болезненную пустоту в груди. С каждым прошедшим днем она все сильнее скучает по Питеру – до болезненной ломоты в голосе – но никогда никому не скажет об этом. Просто потому что после смерти Паркера живёт словно по инерции. Будто и не живёт уже на самом деле, но от чего-то всё ещё идёт вперёд на подгибающихся ногах. Делает шаг но по-прежнему остаётся позади – там, где боль стирает сердце в крошево. Питер ведь до сих пор рядом с ней – в каждом сантиметре, в каждом слове, в каждом воспоминании – но от чего-то от этого только больнее. «Питер, вернись. Я умираю без тебя.» Скай ненавидит себя за то, что не может отпустить. Всю неделю ей кажется, что она блуждает во тьме в поисках света, но так и не находит его.— Смирись и живи настоящим, Скайлер. Я не могу смотреть, как ты медленно себя истезаешь. — Мне тяжело дышать, пап. Почему я не могу вдохнуть? Почему так больно?
Она не понимает, как такое могло произойти. Не хочет искать этому объяснения. Ни одно и из миллиона Скай не устроит. Боль острыми иглами вонзается в кожу. Боль вгрызается в плоть и съедает словно по куску. Боль выворачивает суставы и ломает хрупкие кости. В конце концов боль становится невыносимой… … И Скайлер кричит.— Питер.
Кричит не в силах остановиться. Крик надсадный, срывающийся, истеричный.— Питер.
И все звучит, и звучит, отражаясь от стен вокруг.— Питер.
Она словно тонет бесконечно долго, идёт трещинами по всему телу и буквально рассыпается в порошок. Вернее в пепел. Подобно Питеру.— Проснись, родная, проснись.
Скай и рада бы проснуться, вот только происходящее вокруг ни сон. «Почему именно мы, Питер, почему?»— Скай, ты как?
Она отворачивается от темного окна, в последний раз мазнув взглядом по пустующей освященной фонарями улице и смотрит на сидящего напротив Нэда. «Все ещё...»— Жива.
«...к сожалению» В глазах Нэда появляется что-то похожее на желание склеить её разбитую жизнь. Но это невозможно. Без Питера нет ни единого шанса. «Жива» в случае Скай - приговор. Ведь она из тех, кто мечтает умереть.— Пап...
Скай кладет голову куда-то между лопаток отца и прижимается из-за всех сил со спины.— Я люблю тебя. И горжусь тобой. Хочу, чтобы ты знал.
Она целует его куда-то в висок и встаёт, чтобы уйти. Голос отца останавливает её спустя несколько мгновений — Скай замирает у самой двери:— Ты мое самое прекрасное творение, Скайлер. Я бы от всего отказался, лишь бы ты была счастлива. Обещаю сделать все возможное, чтобы вернуть его. — Я знаю, пап.
Скай не выбирала свою судьбу, но в последнее время понимает, что будь у неё выбор — она бы от Питера не отказалась. Пусть его нет рядом сейчас, но он был в её жизни. Б ы л. Порывы холодного ветра трепят выбивающиеся из под шапки короткие локоны, которые бросает прямо в лицо, когда Скай поднимается на крышу. Она смотрит на мерцающие на черном полотне звёзды. Холодные. Далёкие. Проклятые. Питер сломал её своей смертью так же искусно, как когда-то склеил по частям.— Я буду всегда любить тебя, Питер. В любой из Вселенных.
Персиковая лента соскальзывает с раскрытой ладони, подхваченная очередным порывом ветра.— Я найду тебя. Чего бы мне это не стоило.
Скай улыбается — впервые за прошедшие пару месяцев — когда первая снежинка касается лица. Снег, что падает с небес, покрывает заснувший в ожидании перемен мир.