Основы медитации для начинающих

      — Двухместный номер на двое суток. Одна или две кровати?       — Две, — буркнул Амброуз, но так тихо, что Грейс скорее прочёл это по губам. Портье, видимо, сделала то же самое, а может, у неё был феноменально острый слух, она кивнула и улыбнулась.       — Ваш номер — двести семь. Завтрак включен. Вот ваши ключи. Наш отель желает вам приятно провести время.       Когда они вошли в скудно обставленный номер с единственной двуспальной кроватью, тогда, конечно, уже стало очевидно, что портье Амброуза просто не расслышала и по какой-то причине не стала переспрашивать. Может, из-за того, что сделала из его смущения какие-то совершенно неправильные выводы.       Грейс уже хотел было предложить сбегать и разрешить недоразумение, но, взглянув на застывшего в дверях Амброуза, передумал. Наверное, это было жестоко, и стоило просто избавить его от всей этой ситуации, но Грейсу было так интересно, что будет делать Амброуз, что он не смог удержаться. Сам пойдёт объясняться с портье? Попросит его сделать это? После того случая с опозданием в библиотеку Грейс убедился, что процесс принятия решений в голове Амброуза происходит своими непостижимыми путями, но тем увлекательней было пытаться угадать результаты. То, как непредсказуемо и виртуозно он, в попытке избежать одного неловкого дерьма, вляпывался в другое, ещё большее, почти вызывало восхищение.       — Ладно, неважно, я всё равно не собираюсь спать, — Амброуз искоса взглянул на него, будто ждал, что его насильно выкинут в страшный внешний мир договариваться о замене. Но Грейсу было, в общем‐то, всё равно, разве что масштаб неловкого дерьма на это раз разочаровывал — что, всего-навсего провести вместе время до вечера в номере для семейных и не очень пар? Он едва не ляпнул вслух «я ожидал от тебя большего», но вовремя сдержался. Так и не дождавшись никаких бесчеловечных требований, Амброуз выдохнул с заметным облегчением.       — Ну ладно, тогда, эм, хочешь занять стол?       Как выяснилось ближе в вечеру, недооценивать Амброуза было большой ошибкой.       Проснувшись в четвёртый раз за ночь, Грейс нащупал рядом с собой телефон в надежде, что теперь-то наконец уже утро, но экран безжалостно высветил два пятьдесят восемь. Он мысленно застонал, перекатился на бок и приложил лоб к стене. Когда приятная прохлада сменилась на пробирающий холод, он перевернулся на другой бок и с тоской уставился на спину Амброуза, который всё ещё стучал по клавишам, но уже куда более вяло, чем в начале. Нормально заснуть не получалось — наверное, не привык спать, когда рядом кто-то клацает клавиатурой, а может, мозгу не давала покоя общая тупизна ситуации.       Грейс так до конца и не понял, почему решил остаться. Того факта, что Амброуз не предупредил его о своих планах до поездки, хватило бы, чтобы без зазрений совести оставить его сражаться с социумом. Если уж хочешь, чтобы кто-то прогуливал занятия ради выписки тебя из отеля, стоит хотя бы поинтересоваться его мнением для начала. Наверное, его остановило смутное чувство вины за психологические эксперименты днём. В конце концов, если бы он просто сходил на ресепшн и поменял номер, а не любовался реакцией Амброуза, всё это было бы гораздо менее смущающим. И из причин уехать остался бы только понедельничный прогул, а не это... вот.       Хотя то, что на него полагались как на наименьшего овоща в помещении, было даже немного лестно. Давно забытое чувство, последний раз оно посещало его ещё в школе, когда для группового проекта их разделили на команды, и так случилось, что все три его сокомандника оказались ещё более безынициативными, чем он сам. Волей-неволей пришлось брать организацию работы в свои руки, чтобы всё хоть как-то сдвинулось с места. Он, конечно, был в ужасе, но видеть, как другие выполняют то, что он говорит, оказалось неожиданно приятным опытом. Впрочем, не то чтобы он когда-либо хотел его повторить.       И Амброуз ведь не серьёзно говорил про то, что не будет спать всю ночь?       — Тебе много ещё осталось?       Амброуз дёрнулся от неожиданности.       — Не особенно, — ответил он слегка охрипшим от долгого молчания голосом. — Где-то две трети готово. Информация для остального, в принципе, тоже собрана, но когда буду оформлять это в конечный текст доклада, обязательно окажется, что я о чём-то забыл. Так что пока ещё есть доступ к сети...       — Скоро уже утро, — перебил его Грейс.       — И что? Сколько успею, столько сделаю.       — Но ты же не собираешься в самом деле совсем не ложиться спать?       Амброуз, наконец, повернул голову и смерил его тяжёлым взглядом, который, видимо, обозначал, что как раз-таки и собирается.       — Если ты из-за кровати...       — Это тут ни при чём, — оборвал его Амброуз.       — Вообще-то она очень широкая, сам посмотри, — настаивал Грейс, уверенный, что на самом деле именно это его и смущает. Не то, чтобы это совсем не смущало самого Грейса, но не лишаться же сна по такой дурацкой причине?       — Я же сказал, что не...       — Можешь представить, что это просто две односпальные кровати, сдвинутые вместе, если тебе так проще.       — Да Грейс же! — не выдержал Амброуз. — Ещё раз повторяю, я не ложусь... не поэтому. У меня проблемы со сном.       — А. Бессонница?       — Можно сказать и так.       — Ну это же не значит, что ты не спишь в принципе, правда? Если ты не медицинское чудо, конечно.       Амброуз длинно выдохнул.       — Есть какая-то особая причина, по которой тебя так беспокоит мой режим дня? Тебе свет экрана не даёт уснуть?       — Да... нет, — ответил Грейс с небольшой заминкой, потому что он и сам точно не знал, из-за чего не спит. Но Амброуз воспринял это по-своему.       — Ладно, я понял. Сейчас сохраню материалы, в Академии попытаюсь слепить что-нибудь из того, что есть. Но заснуть я сейчас точно не смогу.       — Ты уверен? Выглядишь сонным. — По правде сказать, слово «сонный» не справлялось с отражением действительности, «похожий на не очень-то и оживший труп даже сильнее, чем обычно» подошло бы гораздо больше. Почти чёрные круги под глазами, испарина на лбу...       — Постой, ты себя плохо чувствуешь, да? Что-то болит?       — Нет. Сейчас нет. — Грейс уже открыл было рот, когда Амброуз добавил: — И это самое дерьмовое.       Грейс подождал немного, но продолжения не последовало.       — Не очень тебя понял, — сказал он осторожно.       Амброуз с силой потёр лицо руками.       — Не знаю, как это объяснить. Ну вот например, если тебе надо сдать сложный экзамен, когда ты волнуешься сильнее всего — перед сдачей или во время?       — Перед, само собой. Потом я уже думаю над заданиями, да и какой билет мне достался, я увидел, самое страшное уже произошло.       — Именно. Боль — это, конечно, хреново, но когда её нет, это значит лишь то, что она может прийти в любой момент. Пока я чем-то занят, это ещё как-то отвлекает, но просто лежать в кровати и не думать об этом у меня не получается. Аналогия с экзаменом была не очень корректная, наверное, там хоть дата и время известны, — последнее прозвучало совсем тоскливо.       — Я, кажется, знаю, что тебе может помочь, — сказал Грейс с преувеличенным энтузиазмом и уверенностью, которой совершенно не ощущал. Но он должен был попытаться сделать хоть что-то, вряд ли вообще существовал человек, способный после такого разговора сказать «а, ну тогда ладно, а я ещё посплю». Ну, кроме Лиза, разумеется. — Иди сюда, ложись пока, я расскажу.       На удивление, Амброуз воздержался от скептических комментариев — уже одно это многое говорило о степени его отчаяния. Он выключил ноутбук, скинул ботинки и улёгся на спине поверх одеяла.       — Ну, в общем, эм, я читал про такую штуку, — начал Грейс, — когда людям мешают жить навязчивые мысли о прошлом или будущем, можно, ну, как бы тренировать осознанность.       Десять баллов Слизерину за ораторское мастерство, мистер Риддл, можете начинать собирать последователей. Пересказывать своими словами статью из интернета, которую читал два года назад, оказалось куда тяжелее, чем он рассчитывал, в оригинале это звучало намного убедительнее. Собрав остатки решимости в кулак, он продолжил:       — Это значит, что тебе нужно, ну, в общем, концентрироваться на настоящем моменте.       — Потрясающее откровение. Мог бы просто посоветовать мне не переживать, уровень применимости примерно тот же.       О, наконец-то старый добрый Амброуз, очень вовремя, а он-то уже было начал волноваться, что это некое менее язвительное альтер-эго перехватило контроль над телом. Ну, никто и ведь не обещал, что будет легко.       — Подожди, дослушай сначала. Там как раз описывались конкретные практические упражнения. Вот, например, самое основное — медитация на дыхание.       — А, это я уже пробовал. Ничего не вышло.       У Грейса упало сердце. На самом деле часть про медитацию была единственным из прочитанного, что он помнил, и никаких запасных идей у него, конечно, не было.       — Вообще никакого эффекта? — спросил он безнадёжно.       — Как тебе сказать. Чтобы судить об эффекте, надо хоть раз выполнить инструкции, наверное. А я уже часть с очищением разума запорол. Не знаю, как люди с этим справляются, для меня «ни о чём не думайте» звучит примерно как «съешьте Луну». В смысле, спасибо за чёткий план действий, конечно, но.       — У тебя и не должно было ничего получаться! — кажется, это вышло слишком громко и воодушевлённо, Амброуз даже открыл глаза и покосился на него с нечитаемым выражением. Но Грейсу было трудно сдержать свою радость, ведь в той статье как раз были рекомендации на этот счёт, и вновь ступить на твёрдую почву было большим облегчением. Пытаться изобразить эксперта в предмете, о котором только слышал краем уха, оказалось тяжёлым и неблагодарным занятием, больше он не станет смеяться над комментаторами в интернете. — Я имею в виду, если ты не можешь просидеть двадцать минут в позе лотоса с абсолютно пустым сознанием, это ещё не значит, что ты что-то там запорол. Вот этот процесс, когда ты ловишь себя на посторонних мыслях и возвращаешься к дыханию — это и есть суть медитации. Даже если у тебя получается сконцентрироваться только на несколько секунд, это тоже хорошо для начала.       — Допустим, — сказал Амброуз после некоторой паузы. — Но это не единственная проблема. От глубокого дыхания голова кружится и без конца тянет зевать, в итоге мне начинает казаться, что я просто хочу спать и сосредоточиться уже не получится, и тогда я иду в кровать и смотрю в потолок ещё пять часов.       — Так не нужно дышать как-то по-особенному. Просто следи за своим естественным дыханием.       — Как только за ним начинаешь следить, оно сразу становится неестественным. Ты сам-то пробовал хоть раз?       — Пробовал, — ответил Грейс твёрдо, благо, формулировка вопроса позволяла технически даже не соврать. В тот раз, привлечённый обещаниями в духе «уже через месяц тренировок вы перестанете беспокоиться и начнёте жить», он решил попрактиковаться и поставил таймер на пять минут. Просидел три, из которых концентрироваться смог суммарно секунд пятнадцать, потом решил, что хочет пить и не думать об этом всё равно не получится, остановил таймер и больше к этому не возвращался. Но сейчас ему нужно выглядеть как можно убедительнее, так что Амброузу об этом знать не обязательно.       — Вот что, попытайся вообще не вдыхать.       — Пытался много раз, — ответил Амброуз меланхолично, — это не так просто, как кажется. Хотя один из наиболее очевидных вариантов, да.       — Что? — растерялся Грейс. Затем до него дошло. — Господи, я вообще не об этом! Не в смысле задержки дыхания, просто не делай никаких сознательных усилий для вдоха, — увлёкшись новой ролью гуру медитации, он положил Амброузу ладонь на живот, чтобы проще было следить за процессом обучения, — но и не препятствуй ему. Давай, прямо сейчас.       Через пару мгновений его рука медленно приподнялась и снова опустилась.       — Ну вот, видишь? Так и продолжай, сосредоточься на том, как воздух наполняет и покидает твои лёгкие.       Грейс ещё немного понаблюдал за выровнявшимся дыханием. Педагогический азарт понемногу оставлял его, на смену пришло отчётливое ощущение неловкости ситуации. Он собрался было убрать руку, но тревожить Амброуза, с таким трудом уложенного отдыхать, не хотелось. В конце концов, если бы ему что-то не нравилось, вряд ли бы он стал молчать. Гадая, получается ли у Амброуза на этот раз отогнать от себя посторонние мысли, он незаметно для себя сам начал дышать с ним в одном ритме и ни о чём не думать.       Во сне он шёл по бесконечным улицам без единого автомобиля или прохожего. Он точно знал, куда должен попасть, но вместе с тем совершенно не понимал, как туда добраться. Всё вокруг было абсолютно серым: небо, клоны-многоэтажки, асфальт, мокрый после дождя. И куда бы он не повернул, его преследовал незатихающий шорох за спиной. Наконец, он обернулся и увидел морду дракона в полуметре от своего плеча. Тот раздражающий звук издавал его хвост, волочась по тротуару. Грейс остановился, дракон сделал то же самое. Он не рычал, не пытался напасть, просто уставился на него. Грейс выдержал его взгляд, хотя это и было необъяснимо угнетающе. Дракон был таким же серым, как и этот город, только его глаза были... тоже серыми, но при этом всё равно почему-то казались ярче и глубже, чем все окружающие оттенки. Грейс направился дальше, дракон двинулся за ним, только теперь он пошёл рядом. Вообще, Грейс представлял себе драконов по-другому, больше и величественнее, со сверкающей чешуёй и струями пламени, изрыгаемыми в небо. Этот же был размером примерно с коня-тяжеловоза, совсем без чешуи, из кожистых боков выпирали рёбра. Они шли и шли, иногда Грейс смотрел на дракона, и тогда тот тоже смотрел на него. Зачем он за ним увязался? Грейс опять остановился. Дракон тоже остановился. Грейс протянул руку. Дракон не шелохнулся. Медленно, чтобы не вызвать агрессии, Грейс дотронулся до основания крыла, затем осторожно погладил тёплый бок. Дракон замер, потом вывернул шею и лизнул его руку. Язык был мокрый и холодный.       Грейс резко вывалился из сна, но что-то создавало ощущение, что он не до конца проснулся. Как в тот раз, когда ему снилось, что его высадили с корабля на айсберг. После оказалось, что он упал с кровати, спал на ледяном полу, и ощущение твёрдой, забирающей тепло поверхности под щекой размыло границы сна и реальности. Вот и сейчас, он вроде бы находился в постели, а не на мокрых улицах безымянного города, но под его рукой всё так же мерно вздымалось что-то живое и тёплое, а тыльная сторона ладони ощущала слегка влажную прохладу. Чтобы убедиться в реальности происходящего окончательно, пришлось открыть глаза. Рука всё так же лежала на животе у Амброуза, накрытая его ладонью. Видимо, вчера они так и отрубились, и во сне Амброуз ухватился за него. Надо было будить его, наверно, за окном уже светло. Он перевёл взгляд на лицо Амброуза. Его глаза были открыты, он, не моргая, глядел на их сцепленные руки.       Так.       Подождите-ка.       — Эм, доброе утро? — сказал Грейс. Амброуз тут же сбросил его руку с живота и сел на кровати.       — Доброе, — буркнул он, не глядя на Грейса.       — Ты хоть поспал немного?       Амброуз уже очень быстро завязывал шнурки.       — Да.       И, помолчав:       — Спасибо.       — Обращайся, — брякнул Грейс. — Может, мы...       Хлопнула дверь в ванную.       — ...посмотрим меню завтраков, — закончил он в пустоту. — Ага. Ладно. Хорошо. Тогда лучше бы тебе не иметь ничего против овсянки.