"Сансара"

Я должен успеть! Я не могу потерять еще и его, просто не могу! Мое сердце бешено стучится о грудную клетку, словно вот-вот готово пробить ее насквозь. В голове лишь одна мысль — быстрее! — и ноги послушно несут по длинным коридорам дворца к нужной комнате. Поворот, еще один… — Открой! Скорей! — кричу я охраннику не своим голосом, совершенно сошедший с ума от страха за жизнь своего шехзаде. Врываюсь в покои, на секунду застывая в дверях. Вот он! О нет! Неужели опоздал?! Неужели слишком поздно?! Он лежит на полу, хрипит и корчится в агонии, хватая пальцами воздух, словно пытается дотянуться до чего-то. Или до кого-то. — Шехзаде! — я бросаюсь к нему, крепко обхватывая его за плечи и переворачиваю лицом к себе. — Шехзаде! Шехзаде! О, Аллах не допусти! Не забирай его у меня, прошу. Страх сковывает мое сердце ледяными цепями, разрезая его на куски и заставляя истекать кровью. Невыносимо больно смотреть и еще ужаснее осознавать свою беспомощность… — Хатун! Держите эту женщину! — я кричу стражникам и вновь возвращаюсь взглядом к своему шехзаде. Позвать лекарей, стражу, да хоть самого Аллаха, лишь бы спасти от неминуемой смерти. Шехзаде Баязид то открывает глаза, то вновь закрывает — в эти мгновения словно само время останавливается, и из моего горла уже булькающими хрипами вырываются слабые и отчаянные стоны. Я даже говорить связно не могу, лишь повторять одно и тоже слово, молясь про себя, чтобы все это оказалось страшным сном. — Шехзаде… шехзаде… Как же так? Как я мог допустить, чтобы подобное произошло? Мне следовало день и ночь стоять под дверью, следить еще внимательнее, слушать и запоминать каждое слово, каждый шорох в его покоях. Я должен был понять! Не уберег! Самое ценное не уберег! И дело здесь даже не в том, что моя верность Мустафе перешла и к его младшему брату. Дело совсем не в преданности, хотя ее здесь даже через край. Просто… Просто этот человек накрепко вошел в мое сердце как самый искренний, решительный и благородный шехзаде, и которому хотелось служить вопреки всему. Столько лет рядом, что я уже не представляю себя без него. — Шехзаде… — острая боль полоснула по сердцу, и уже нет сил смотреть за этой агонией. Но и отпустить я не могу. Ведь, если ослабить объятия, то я совершенно точно потеряю его. Держать. До последнего держать, прижимая к себе. Закрыться, уйти глубоко в себя, забыть о том, что сейчас происходит — пусть останется лишь вчера, или прошлый месяц, или прошедший год, — застыть навеки в одном-единственном дне, когда на лице шехзаде парит невесомая и теплая улыбка. Остаться с ним там, где не будет смертей, где никто и никогда не отнимет его, подлив яд в еду. Пусть всё уйдет. А он останется. — Простите меня, — из глаз уже льются слезы, а руки дрожат так, что становится невыносимо страшно, а вдруг они перестанут выполнять свою функцию, и я просто отпущу шехзаде? Нет! Нет, еще сильнее прижать к себе, унять предательскую дрожь и сосредоточить всё своё внимание на этом человеке. — Простите, что не смог уберечь. — Что происходит?! О, Аллах! — Скорее, надо вывести яд… …Если бы я только знал, чем закончится этот день, то не стал бы открывать глаза утром. Предпочел бы смерть, чем ту бездну, что поселилась отныне в моей груди. Там черная пустота, пугающая и опасная. Она выросла, опутала меня словно паутина и из нее не выбраться, в ней невозможно дышать, в ней нет кислорода. Мои руки не поднимаются, ноги не двигаются, во рту пересохло, и словно сама жизнь медленно покидает этот кокон, оставляя в нем лишь оболочку человека. Я тону, камнем опускаясь на дно мутной, неживой, страшной темноты. Все ниже и ниже, пока окончательно не упаду на промерзлую почву отчаяния и одиночества. Его нет. Меня нет. Я умер вместе со своим шехзаде. Глоток свежего воздуха, в последний раз наполнившего грудь, и всё. Краски померкли, звуки прекратились, дыхание остановилось. — Шехзаде, прошу, боритесь! — я все говорил и говорил, словно мои слова могли стать таким необходимым противоядием, которого во всем городе было не найти. — Не смейте сдаваться, слышите? Не оставляйте… Не уходите… Он всегда дрался до последнего. Баязид — верный сын своего отца, честный и порядочный, совестливый, искренний, такой шехзаде не мог просто так уйти. Оставить этот мир без своей твердой руки, в которой почти всегда сжимал меч. Он ведь столько боролся за то, во что верил до последнего вздоха — за семью, за правду, за справедливость. И разве мог какой-то там яд отнять этого великого человека у людей? Отнять его у меня? Я снова погребен в мрачной тишине высоких сводов дворца. Словно время, сделав виток, вернуло меня назад, к тому страшному дню, когда я лишился шехзаде Мустафы. Пообещав себе, что стану беречь его брата, стану его тенью, следующей за ним повсюду, и я шел упорно вперед, не сворачивая, не оставляя, не предавая! Мой клинок — его клинок. Мое дыхание — его дыхание. Мое сердце — его сердце. И теперь оно точно так же перестало биться. Я больше не дышу. Солнце и луна навеки скрылись за темнеющим горизонтом, спрятались и перестали освещать землю, по которой совсем недавно ходил шехзаде. Его следы уже почти стерлись с грязной поверхности, утонули в проливных дождях, исчезли вместе с его последним вздохом. Я стискиваю кулаки и без сил прижимаюсь к стене в покоях шехзаде. Закрыв глаза, сползаю на пол и больше не могу сдерживать рвущие грудную клетку рыдания. Мне так тяжело! Мне ужасно больно! Разве может потеря быть настолько опустошающей, разрывающей в клочья сознание. Разве она может быть такой уничтожающей? Как? Как теперь жить дальше? Как смотреть на этот мир, отнявший его у меня? Так пусто. Нет страха, как нет и злости — все ушло вместе с ним, туда, откуда не возвращаются, и где меня не будет рядом. Слишком поздно для сожалений, для слез, для ненависти. Его просто не стало… Исчез, развеян пеплом над десятью морями, забыт душами тех, кто должен был помнить всегда. Это закон. Это круговорот. Все люди рождаются и умирают. Но… Почему именно он должен был уйти так рано? За что Аллах покарал меня? Раны, что мне нанесла смерть шехзаде, не затянутся с годами, не появятся вместо них глубокие и уродливые шрамы, нет. Они всегда будут открыты, всегда будут кровоточить и приносить страшную боль. Они будут напоминанием о роковой ошибке, которую я совершил, пропустив тот момент, когда должен был быть рядом. Они черным пятном отпечатаются на моей душе, не давая забыть о том, что не смог уберечь. Но мне и не хочется отпускать от себя воспоминания. Хочется беречь их, хранить как самую ценную вещь на земле, как то, что никогда бы не стало моим, но исправно поддерживало во мне слабый огонь надежды. Пока они со мной, то и Баязид будет жить. Хотя бы так… Моё сердце билось ради шехзаде, ради его глаз и теплой улыбки. Ради наших тихих бесед поздними вечерами. Ради крепкого рукопожатия. Этот человек стоил того, чтобы пойти за ним и в рай, и в ад, и в битву, и на простую прогулку в лес. Куда угодно, лишь бы рядом. Не выпускать его из виду, смотреть и смотреть, запоминать. И его имя я всегда буду произносить с неизменным восхищением, преданностью и верой. Верой в то, что он нашел покой. Если не на земле, то на небесах. Не могу больше! Я закрываю глаза и ударяю себя кулаком в грудь, а потом еще раз, и еще, до тех пор, пока агония этой боли не перекрывает все прочие мысли и чувства. На одну секунду. Всего лишь на мгновение. Но его недостаточно для того, чтобы отойти от страшных воспоминаний последних минут шехзаде. Его хриплое, сбивчивое дыхание, сквозь которое прорывались отдельные звуки. Его тускнеющий взгляд — некогда горящий ярким огнем, опаляющий всех, сжигающий, — в те минуты он скользил по моему лицу, словно пытался что-то сказать, что-то объяснить… Но и он застыл. С уходом шехзаде пришла боль. Но только для того, чтобы остаться навечно и внести свои корректировки в будущее. Месть. Она неотвратима. Она свершится. А пока… Я поворачиваюсь к большой кровати, на которой до сих пор лежит бездыханное тело самого достойного наследника, самого благородного и удивительного шехзаде. В последний раз смотрю на него. Мне нужно запомнить его спокойное лицо, сейчас такое умиротворенное, счастливое, словно он просто спит. И как же хочется в это верить! Чувствую странный холод и понимаю, что исходит он уже от меня. На моих губах застывают все невысказанные слова. Они запечатываются едким клеймом, отравляя душу, проникая ядовитым паром все глубже и глубже. Отныне мои чувства похоронены вместе с луной и солнцем, погребены во мраке черных лучей. И сам Аллах не сможет вернуть их на привычное место. Мой мир рухнул. Под руинами всё ещё бьется живое сердце — но и оно постепенно замолкает, останавливая свой ход. Аллах видит — моя душа умерла вместе с ним, и покой развеян по ветру. Моря и океаны высохли в ту минуту, ветра остановились, и сама природа замолчала, в тихой грусти оплакивая мою потерю. Да, шехзаде я не смогу вернуть, но до последнего вздоха буду с ним своими мыслями, душой и сердцем. Пришло время попрощаться и начать новый путь.