anchor

— Он ведь уезжает. — Угу. — И может не вернуться. Бу Фань делает вид, что не слышит. На улице отвратительный июль, в их общажной комнате стоит адская жара, Фань, голый по пояс, пытается заниматься, но чертов ноутбук перегревается каждые полчаса, в голове все плывет, еще и Цзыян капает на мозги тем, о чем он всеми силами старается не думать. Старая детская шутка: «не думай о слонах». Не думай о том, что Юэ уезжает на другой конец мира. Не думай о том, что вы можете больше никогда и не увидеться. Не думай о том, что, возможно, когда он уедет, идиотская влюбленность наконец-то сойдет на нет. — Ты не скажешь ему? Ты ведь любишь его. — Отъебись, — бросает Фань, хлопает крышкой ноутбука и падает в кровать, демонстративно отворачиваясь к стене. — А если он не вернется? — Ян продолжает, и это бесит. — Тем лучше для меня. — Скажи ему. — Он никогда не узнает. *** Влюбиться в своего друга — что может быть тупее? Разве что влюбиться в своего друга, который вот-вот свалит за восемь тысяч километров как минимум на два года, а может, и навсегда. Они познакомились в начале весны на университетском фестивале через какую-то общую подругу и почти сразу подружились. Фань не успел даже понять, когда успел так влюбиться: они просто общались в одной компании, пару раз обедали вдвоем, когда все остальные были заняты и гоняли в «LoL» по выходным. Юэ был сильным, ярким, обаятельным, обожал дурачиться, пил больше всех и потом часами бренчал на гитаре, пока ее не отбирали. Он жил баскетболом и выглядел как бог на площадке — Фань наблюдал за ним с открытым ртом, а потом пытался держать себя в руках, когда после игры девчонки толпой окружали Юэ и умильно пищали о том, какой он крутой. Фань видел его и другим: сонным и слегка помятым; однажды — простуженным (даже с температурой и сопливым носом он все равно отказывался от помощи, пытаясь казаться мужиком); с повлажневшими глазами в финале «Святых из Бундока»; домашним и милым — во время телефонного разговора с родителями; злым и агрессивным — когда в магазине на его глазах пьяный мужик полез с кулаками на продавца за прилавком. Однажды они с Фанем проговорили целую ночь. Болтали обо всем на свете — о семье, о будущем, о том, где успели побывать и куда хотят отправиться, о девушках, о море, о смерти. Они оказались очень разными: Юэ любил лето, Фань — зиму; Юэ предпочитал боевики, а Фань — драмы; Юэ нравился Локи, а Фаню — Тор; Юэ мечтал жить в большом городе, а Фань уехал бы в глушь. Но оба ненавидели несправедливость, считали, что лучше одному, чем вместе с кем попало, обожали музыку, пиццу с ананасами и фильмы с Джеки Чаном. Фань думает, что любить такого, как Юэ, неплохо. Даже не взаимно. *** Вечером перед отъездом Юэ забегает к ним в комнату чтобы сказать, что самолет вылетает завтра в четыре и что его можно будет проводить, если они с Яном, конечно, хотят. Фань очень естественно изображает добродушие и обещает прийти, одновременно пытаясь унять тошноту и пряча дрожащие руки. Когда дверь за Юэ захлопывается, Ян смотрит на Фаня с таким сочувствием, что хочется ему вмазать. Фань не может уснуть до самого рассвета, а потом проваливается в какую-то мутную полудрему. Утром тошнота усиливается и, кажется, начинается лихорадка: каждые минут пять его прошибает гадкий холодный пот. Он бездумно глотает какую-то таблетку, которую ему подсовывает Цзыян, и отправляется на занятия. Жара не спадает, в аудиториях невыносимо душно, на лекциях он не понимает ни слова, и в половине второго сбегает, чтобы успеть в аэропорт. По дороге Фань думает только о том, что зря поехал. Он убеждается в этом, когда видит Юэ у стойки регистрации — с гитарой за плечами, улыбающегося, в окружении нескольких парней из их компании и пары девчонок. Солнце ослепительно бьет сквозь окна, затылку очень горячо, дышать практически нечем, и сердце у Фаня бьется очень медленно. Он думает, что он не заслужил быть сейчас здесь, не заслужил этого особого прощания, не заслужил быть одним из последних, кто увидит Юэ в этой стране. Фань на автомате подходит к Юэ и с улыбкой здоровается, но в ответ получает только легкий кивок. Следующий час становится пыткой. Юэ болтает без умолку, как всегда, обнимает девушек и совсем не смотрит на Фаня. Только один из парней спрашивает, все ли у него нормально, а то он какой-то бледный, но получается в ответ заверения, что все в полном порядке. Фань чувствует себя лишним; страшно хочется пить и спать, его то знобит, то бросает в жар, в голове как будто раскачивается огромный колокол, а взгляд Юэ все не получается перехватить и дотронуться до него тоже. Перед табличкой «Место для поцелуев» они неловко жмут руки, и Фань, сосредоточившись на такой маленькой и горячей ладони Юэ, забывает напоследок заглянуть ему в глаза. Юэ уходит, не оглядываясь. *** Фань заболевает в тот же вечер: валится с температурой под сорок и даже воду пить не может — его тут же выворачивает. Ян не спрашивает ни о чем, молча выхаживает его, иногда по привычке мурлыча что-то под нос. Во время болезни Фань не смотрит уведомления и не включает компьютер — только читает книги и спит. Через четыре дня он, кажется, возвращается в норму: температура спадает, аппетит возвращается. Фаню не грустно, не плохо — просто под ребрами где-то немного ноет, а так все хорошо. Он думает, что все пройдет. Юэ создает общий чат, кидает фотки шотландских улиц, своей комнаты в общежитии (она раза в четыре больше, чем каморка Бу Фаня и Цзыяна), рассказывает о том, как устроился. Его удивляет все: архитектура, природа, еда, алкоголь, девушки, малолюдное метро, широкие улицы, он без конца делает селфи, и Фань каждую фотографию сохраняет в отдельную папку, сам не понимая, зачем. Начиная с октября Юэ начинает жаловаться на погоду, мол, постоянные дожди и холод, а отопление работает плохо, и он даже купил толстые носки из какой-то особо теплой шотландской шерсти, чтобы ноги не мерзли. Фань открывает окно пошире — в Пекине осень выдалась на редкость теплая. Ему больно, но не сильно. *** Через полгода влюбленность в Юэ кажется сном. Через год, в очередной безмерно жаркий июль, он забывает про день рождения Юэ и поздравляет только на следующий день. Тот совсем не обижается. Фань смотрит погоду в Глазго; поисковик показывает +17, и Фань думает, что в Шотландию должен был поехать он сам, а не Юэ, который ненавидит зиму. В чате Юэ теперь появляется редко-редко, ему отвечают только те самые девочки, которые провожали его в аэропорту. Он выкладывает новые фотографии раз в несколько недель — то красивый закат, то пустынная баскетбольная площадка, то очередное бессмысленное селфи. Фань готовится к итоговым экзаменам и про Юэ почти не вспоминает. Он не уверен, что тот вернется, и не уверен, что хочет, чтобы вернулся. Однажды Фань видит его совместное селфи с какой-то девушкой, удивленно ловит странное ощущение в груди и тут же запрещает себе об этом думать. И сразу, не откладывая, удаляет вейбо. Он предупреждает Яна, что теперь будет отвечать только в мессенджере, и успокаивается. Он научился жить без Юэ, хотя раньше это казалось невозможным, вернул себе так внезапно похищенный покой и, кажется, разлюбил совсем. *** После защиты диплома Цзыян улетает в Гонконг, где ему предложили работу. Фань провожает его на самолет, и слава богу, что в этот день льет как из ведра — воспоминания отзываются не так остро. Ян выглядит совсем потерянным, а перед тем, как пройти в зал ожидания, и вовсе не выдерживает и начинает плакать. Он рыдает, не сдерживаясь, бормоча что-то нежное и заливая Фаню футболку, а тот улыбается и крепко его обнимает, клятвенно обещая как-нибудь приехать в гости. Ян уходит на таможенный контроль с распухшим носом, но уже с улыбкой, и Фань старательно машет ему на прощание. Сам Бу Фань устраивается в офис, переезжает в маленькую квартирку подальше от центра и каждое утро по сорок минут трясется в метро с тысячами и тысячами ничем не отличающихся друг от друга людей. Он изредка ходит в кино на ночные сеансы, заказывает еду в ресторанчике на первом этаже своего дома, переписывается с Цзыяном вечерами, иногда звонит родителям и играет в игры, когда выдается свободная минута. Рутина опутывает его мягкими щупальцами, и Фань не видит в этом ничего плохого. В университете Фань ненавидел быть один, а теперь ему начало это нравиться. Однажды он остается ночевать в офисе: ходит по пустым залам, заваленным компьютерами и бумагами, пугается других ночных работников и сам смеется над своей трусостью, спит на узком диванчике в комнате отдыха и выходит встречать рассвет на верхних этажах. Восход над Пекином выглядит неожиданно уродливо: солнечные лучи, едва показавшись, спотыкаются в пыльном воздухе и тут же скрываются в серых облаках. Фань заглядывает в смартфон — там на обоях стоит фотография рассвета над Северным морем, которую Юэ как-то выложил на своей странице. Небо сияет невероятными оттенками розового и оранжевого, солнце играет в скалистых берегах, и воздух такой прозрачный, какого в Пекине не бывает никогда. И никогда не будет. *** Когда однажды утром Фань видит Юэ на пороге своей квартиры, то думает, что у него начались галлюцинации. — Привет, — просто произносит Юэ. Фань пораженно смотрит на него и не может вымолвить ни слова. Юэ выглядит совсем по-другому и в то же время — самим собой: волосы у него так отросли, что теперь завязываются в маленький пучок на макушке, щеки впали, плечи стали шире, но ноги все такие же худые, а голос все такой же мягкий. Пауза затягивается, Юэ глядит с ожиданием, и Фань, наконец, справляется с оцепенением. — Ты что-то хотел? — Дурацкая фраза, как будто не виделись день или около того. — То есть… Ты почему здесь? — Я недавно приехал, — уклончиво отвечает Юэ и улыбается с неловкостью. — А адрес твой у Цзыяна узнал. Я не вовремя? Если да, то я… — Нет-нет, проходи, — Фань отступает назад, освобождая дверной проем, и Юэ нерешительно заходит внутрь. Фань усаживает гостя на крохотной кухоньке, включает кофеварку и, извинившись, скрывается в ванной. Там он выкручивает кран и под грохот воды с минуту смотрит в свое отражение в зеркале, пытаясь уловить хоть какую-нибудь связную мысль, но тщетно. В голове адский бардак: вопросы, вопросы, вопросы, вспоминается та самая дурацкая папка с фотографиями и еще миллиард моментов из прошлого и настоящего. Почему он здесь? Что ему нужно? Когда он вернулся? Почему не позвонил? Должен был хотя бы написать, но сообщений точно не было. Может, все-таки крыша едет? Вероятнее всего. Фань перекрывает воду и судорожно выдыхает. Главное — сохранять спокойствие и быть дружелюбным. Когда он выходит, кофе уже готов, а Юэ все также ждет на кухне и смотрит внимательно и виновато. — Прости, что я не предупредил, — начинает он взволнованно, — я потерял старый телефон и кучу контактов вместе с ним, а номер Цзыяна я вообще случайно нашел, и… — Ты ведь мог спросить у него мой номер, а спросил только адрес. Юэ смотрит на него таким несчастным взглядом, что становится очень не по себе. — Тебе что-то нужно от меня? — Фань сам пугается того, как холодно это прозвучало. — Денег у меня нет. — Деньги? — Юэ явно растерян. — Нет, конечно, мне не нужны деньги. — Что тогда? — Я просто… Я не знаю. — В смысле ты не знаешь? Бу Фань начинает заводиться. Ситуация донельзя глупая: его друг, в которого он был когда-то по уши влюблен, приходит к нему спустя черт знает сколько времени без предупреждения и даже не может объяснить, почему, пока у Фаня ребра крошатся, а в голове — белый шум. Какой-то тупой сериал, думает он про себя, и уже собирается попросить его уйти, но не успевает. — Мы тогда так и не попрощались нормально. Юэ говорит так тихо и печально, что к горлу невольно подступает комок. — Что? — Тогда, в аэропорту. Ты на меня даже не посмотрел. — А ты за два года ни разу мне не написал. — Прости меня. — Да что уж теперь. Видимо, не такими уж хорошими мы были друзьями. Юэ вздрагивает от его слов, в воздухе разливается молчание — тяжелое и упругое, как резина, так что даже дышать трудно. Фань болтает остывающий кофе в кружке, а Юэ не сводит взгляд с него, и от этого, ох, еще хуже. Тошнота возвращается. — Это всё? — Фань старается, чтобы его голос звучал ровно, но справляться с липким волнением становится все тяжелее. — Нет, я… Я хотел задать один вопрос, если можно. — Ну, валяй. — Цзыян рассказал мне кое-что. Я… Я правда нравился тебе тогда? Фань вскидывает на него глаза, ловит странное, как будто заискивающее выражение и задыхается от гнева. — Ты считаешь, что имеешь право сейчас спрашивать о таком? Здесь? Сейчас?! — он почти кричит, а внутри все переворачивается, ломается и болит ужасно — как будто сердце, которое Фань собственными руками разбил и склеил обратно, и не заживало никогда. — Ты имеешь полное право злиться… — Пошел ты, Юэ Минхуэй. Вали туда, откуда пришел, вместе со своими вопросами. Он резко встает и уже было направляется к входной двери, но его хватают за руку. Ладонь Юэ все такая же маленькая и очень горячая. И почему-то только в этот момент Фань полностью осознает: Юэ на его кухне — настоящий, он действительно здесь, и это действительно все еще он. — Прости меня. — Пошел к черту. — Ты должен был сказать. Фань разворачивается и смотрит на Юэ в упор, прямо в глаза. Два огромных темных омута, которые лишают воли и заставляют вспомнить то, что вспоминать не хочется и нельзя, и Фань неосознанно сжимает его руку. — Я нихрена тебе не должен, Юэ Минхуэй. Это была только моя проблема и я сам должен был с ней разбираться. И я разобрался. Зачем ты мне сейчас грязными руками в душу лезешь? — Это была НАША проблема. Взгляд у Юэ решительный и серьезный. Фань замирает; смутная догадка начинает свербить где-то в мозгу, и виски ломит от напряжения. Он вырывает руку и отшатывается; его все еще ужасно мутит. — Ты несешь какой-то бред. — Ян рассказал мне, что ты заболел, когда я уехал. — Я был идиотом. — Я был еще большим идиотом. — Объясни мне уже, что ты нахрен от меня хочешь! Фань не выдерживает — кричит, а Юэ вдруг бросается к нему на шею, и сердце у него, оказывается, тоже бьется сильно-сильно. — Мне было так больно на тебя смотреть, — он начинает говорить, срывая дыхание, и с каждым словом его голос становится все тише, переходя в быстрый, сбивчивый шепот, — я хотел попрощаться, но не мог на тебя смотреть. Я не знал, вернусь я или нет, и я не хотел думать, что мы можем больше не увидеться. Мы не так долго дружили, я не знал, как сказать, у меня голова кругом шла от тебя и от того, что нужно уезжать… Я письма тебе писал чуть ли не каждую ночь, даже стихи, знаешь? Под дверью по полчаса крутился, когда Ян уходил, в окна пытался заглядывать, хотя с улицы не видно ничего — свет горел ночью, и мне хватало. Прости, прости меня, я так опоздал, я… Фань хватается за Юэ так крепко, как будто от этого зависит его жизнь. Он вспоминает все их разговоры, вспоминает все то, что считал за проявления дружеской симпатии: прикосновения, полуулыбки в толпе, маленькие моменты заботы — «завтра надень шарф, ветер обещали», — вспоминает, что тогда, в аэропорту, Юэ почти не улыбался, вспоминает, как зимой он почти спамил в чат фотографиями заснеженных пейзажей, будто специально для него, Бу Фаня, и много, много чего еще, и от всех этих, оказывается, самых нежных воспоминаний в груди щемит невыносимо, как будто и не было этих двух лет бестолковой, нелепой разлуки. — Я уйду, если ты хочешь. — Не смей. Юэ вдруг перестает дышать. А затем отстраняется и целует — жадно и торопливо. Губы у него сухие и такие маленькие; Бу Фань в ответ накрывает их своими, и сбивается с непривычки — он очень давно никого целовал, да еще чтобы так, чтобы в голове взрывались миллиарды фейерверков, а перед глазами сияли звезды. «Не бросай меня». «Теперь я с тобой». Им не надо ничего говорить, чтобы услышать это друг от друга.