Things I wish I'd said

Если вы со мной рядом – все уже удалось (с)

А потом он сказал мне, что тут выход из положения только один: либо «я люблю тебя», либо «иди нахуй». И с тех пор прошло уже больше года, а я так и не высказал то, что действительно хотел в тот момент. Да и на следующий день я тоже бездействовал, а может, стоило просто сказать: «Привет», и все бы вернулось на круги своя, или же, спустя месяц войны с собой, родителями и небесами, вконец измучившись и измучив друг друга, проститься и разойтись, но я ничего не сделал, потому что главная проблема, что была между нами - это я сам и мои предрассудки. Это я сейчас все прекрасно осознаю, а тогда… Было больно, чертовски больно. Я кричал ему, что он предатель, искренне ненавидя его за такое вероломство. Я упивался жалостью к себе, не видя других сторон, не думая, что толкнуло его на этот поступок. Я тонул в самобичевании и депрессии. А, может, мне стоило сжалиться над собой и выкинуть его фотографии, но как я мог, если только они могли хоть немного утолить этот сердечный голод – вживую мы не виделись, даже перевелись в разные отделы фирмы. То был трудный период моей жизни. Битые стекла, оборванные телефонные провода – все это девичьи истерики, которые я не мог себе позволить, предпочитая страдать молча. И он, только он, был причиной всему: злиться, курить, ждать, думать, что и как я скажу, бродить по улицам этого огромного, как назло, города, отыскивая его черты во встречных лицах. Нет, я, конечно, пытался поставить точку в этой бесконечной драматической истории с главной ролью в моем исполнении, но вот только точек было уже за сто, а в голове по-прежнему беспрестанно долбилось: люблю, люблю, люблю. Я старался вычеркнуть его образ из памяти, но все было безуспешно. А однажды, вконец осмелев, я даже решился его разлюбить. Но, как оказалось, мне просто нравится оставаться трусом. Некоторое люди говорят, что главное не терять душу, и, как бы судьба тебя ни била, нужно пытаться выбираться, и, по возможности, живым. По-моему, у меня получилось. Я вернулся к работе, неплохо справляясь с новой должностью, и иногда моим друзьям даже удавалось меня развеселить, вытаскивая на вечеринки, но внешняя радость – элементарная физика, а в груди по-прежнему царило пепелище. Но ведь так и устроен мир – все чертовски неоднозначно: и я вроде как был, а при этом меня не стало, словно мои внутренние сердечные часы попросту остановились на осени, в которой я любил и еще был любим. Но однажды мы все же встретились с ним, этого не могло не случиться – такие истории просто так не заканчиваются, или я просто конченый романтик. С чувством полнейшего "дежа вю" мое сердце прерывисто билось, когда я, закрыв глаза, твердил про себя: «Нельзя, нельзя», но позволял себе прижиматься коленом к чужой ноге, оправдываясь теснотой столика в углу кафе, и невзначай трогать его запястья. А после, под вечер, когда мы уже целовались, ненасытные после долгой разлуки, я с диким упоением чувствовал, как прежняя любовь вспыхивает вновь, проворачивая во мне заржавевшие шестеренки жизненной силы, льющейся в меня с его губ. А потом снова прозвучал его вопрос: «Что дальше?». Но теперь я стал старше, пережив многое за эти бесконечные месяцы, и на этот раз ответ, давно и четко сформулированный и хранящийся на самом дне сердца, вдали от чужих грязных взглядов, легко вылетел в воздух прямиком из сердца, заряжая воздух грандиозностью момента. В ответ он рассмеялся: «Тебе никто не поверит!», прижимая меня к себе и пряча счастливую улыбку в моих волосах. Какое мне дело теперь, поверят ли они в нас? Да и во что тут верить? Мы - аксиома. ___ 10 октября 2012