неправильное

быть известным совсем непросто. это, наверное, каждый понимает. это, конечно же, любовь, слава, признание и невероятная поддержка со стороны многих людей, но также и неодобрение, сталкерство и даже поучения, которые можно получить от совершенно незнакомых людей. финн привык это игнорировать. у него попросту не было времени на чтение форумов и комментариев о себе, пока он разрывался между съёмками, репетициями, попытками сохранить отношения с семьёй и окончательно не похерить уайатта, которому совершенно не доставалось внимания от персоны номер один в его личной галактике. финн почему-то решил, что тот должен сам справиться и пережить тянущую тоску в одиночестве, просиживая часы в колледже, пока он сам лихо выкрикивал строчки "битлз" где-то в аризоне. времени хватало лишь на то, чтобы разобраться с делами, покривляться в инстаграм и немного позалипать за просмотром глупых видео, чтобы расслабить мозг. по возвращению домой, финн расстроен - уайатт даже не двинулся с места, чтобы его встретить, и вместо непозволительно милой улыбки на его лице застыло словно каменное выражение - пустое. этим же пустым взглядом он сверлит экран телевизора, пока вулфард думает, как у героя фильма ещё не появилась вмятина на лбу от такого взгляда. по возвращению домой, финн понимает - не все умеют так же виртуозно игнорировать отрицательные вещи, сваливающиеся на них. уай не был из любителей гуглить своё имя, но время от времени этим занимался, чтобы удостовериться в том, что всё в порядке. в один из таких разов, баланс вселенной нарушился: он обнаружил пост с полным разбором себя самого, обвинений в отсутствии характера, стержня и ужасном вкусе в одежде. наверное, стоило закрыть вкладку и продолжить заниматься своими делами, но что-то в голове щёлкнуло, и он принялся вчитываться в фанатско-хейтерскую статью, содержащую откровенно много ненужной интимной пошлости, да такой, что хотелось залезть в ванну, и долго-долго оттирать собственную кожу от мерзких липких взглядов чужих людей. в поисках поддержки, он отправил ссылку финну. тот в ответ лишь посмеялся. было неприятно, было мерзко. неужели люди обращают столько внимания на то, в каких штанах он был на очередном фестивале? кому-то кажутся вызывающими его браслеты на запястьях, да и сам он кажется каким-то не таким. словно вся его жизнь в глазах комментирующих идёт неправильно. оделся - неверно. запустил прямой эфир - снова промах. и так постоянно. он стал читать всё больше таких вещей, уверяясь в собственной непригодности. даже чёртову финну, который едва ли не клялся ему в светлой и чистейшей любви до самого гроба, он совершенно не нужен - тот веселится в своих турах по странам, размахивая гитарой со сцены и плюётся в слушателей водой, а те и рады. вулфард возвращается домой поздно. во многих окнах по соседству зияет чернота, и он старается стянуть с себя верхнюю одежду как можно скорее, но замирает под пустотой уайаттовских глаз. тот словно замер, потерявшись в своих пугающих и запутанных мыслях. финн смекает: что-то не так, и зная о тревожности олеффа старается всё проделать максимально деликатно. он усаживается у него в ногах, прямиком на прохладный пол, чуть убавив громкость телевизора, и всматривается в уставшие за несколько месяцев глаза. где-то внутри бьётся самая настоящая любовь, лавой обволакивая его внутренности. финн знает огненное чувство - это не похоть, а куда более совершенная удушающая нежность, порабощающая весь разум. финн думает, что он совсем дурак, если может себе позволить оставлять уайатта на такое долгое время совсем одного. уайатт думает о том, как бы не разрыдаться перед финном, и больно закусывает губу, чтобы отвлечь себя от жжения в уголках глаз. проблема кажется такой мизерной и надуманной, что он сам начинает усомняться - а вдруг просто высосал из пальца драму, раздувая её до вселенских масштабов, а чёрные глаза финна, ловящие блики, всё так же глядели куда-то в самую душу, без слов пытаясь понять причину проблемы. олефф молчит, вцепившись в свои плечи руками, нещадно сминая тонкую ткань домашнего серого кардигана. говорить ему об этом мерзко - словно бы сама тема не достойна того, чтобы быть произнесённой вслух. вместо этого он спрашивает, читал ли вулфард статьи. тот отрицательно мотает головой, приводя ежевичные кудри в ещё больший беспорядок: — я закрыл, только прочитав заголовок, — о, уайатт хорошо его помнит: "вызывающие штаны без амбиций". — а я читал, — наконец сознаётся он, — и не только эту. там такого много. финн устало трёт глаза - он не спал с прошлого утра, когда они загружались в автобус из океании, чтобы добраться до аэропорта, отыграть на закрытой вечеринке в "ай о" и наконец расползтись - кто назад в аэропорт, а кто в отель. финн отправился домой. чикаго значился последним в списке городов тура, вот только вулфард не испытывает никакого облегчения: на плечи тяжело давит вина и грусть, но он не может ничего с собой поделать, без конца ероша и без того дыбом стоящие волосы. сдерживает зевки и едва держит глаза открытыми, перебарывая желание завалиться спать прямо на полу, таком горизонтальном, при желании и довольно уютном. — пойдём спать, — наконец говорит уайатт, выключая телевизор, и сам заносит финнову сумку с вещами в спальню. . олефф с раннего утра торчит на плохо освещённой кухне, по которой скакали пока что бледные солнечные лучики, и мрачно изучает свою чёрную кружку, в которой плескались остатки сладкого кофе, ставшего уже совершенно невыносимым на вкус. отчего-то он чувствует себя уставшим, старым и больным, совершенно нездоровым человеком. радость от возвращения финна, несомненно, была, потому что он ужасно скучал, и был рад проснуться не один этой ночью, и засыпая чувствовать родное тепло рядышком. хоть финна и его "кальпурнию" называли популярной группой, приписывая им полные концертные залы и официальные солд-ауты, уайатт знает: они - не "квин" или "роллинг стоунз", хоть и хотят быть похожи. остальные участники группы учатся с переменными успехами, а вулфард успевает сниматься в фильмах и сериалах, пропадая по другим городам практически постоянно. в это же время уайатт отошёл от актёрской карьеры, сосредоточившись на учёбе и своём ментальном здоровье, которое в последнее время оставляло желать лучшего. он время от времени мелькал небольшими ролями в проходных фильмах и выступал на панелях, которые звали его и каст "оно". на этом вся известность заканчивалась, а он и рад тому, что интерес начинал спадать, потому что он оказался совершенно не готов взвалить на себя ношу популярности, что свалилась на него в далёком детстве.       именно поэтому некоторые говорили, что он погас, убил свой талант и многих разочаровал своим решением, обсуждая и осуждая его совершенно не стесняясь. именно это и убивало уайатта - он, вроде как, достаточно взрослый, чтобы решать за себя, но по какой-то причине люди берутся судить его, толком его не зная совершенно. хмурится и пялится в окно, не понимая, как себя вести при финне, которому устроил накануне такую показательную сцену. — доброе утро, — хрипит финн своим утренним голосом, заворачивая на кухню, выглядя при этом таким родным и домашним, что уайатт забывает о своих заботах, погружаясь в утреннюю рутину. отваривает кофе, шарится по холодильнику, выуживая парочку йогуртов, и возвращается на насиженное место, наблюдая за тем, как вулфард старается отпить из своей кружки так, чтобы не обжечь язык. затем рассказывает пару забавных историй, съедает оба йогурта и более ожившим удаляется назад в комнату. уайатт решает выйти на прогулку. . — я, кстати, прочитал эти статьи, — говорит финн между словом, заставляя олеффа напрячься, едва он переступил порог входной двери. — правда? и как? я уже совсем не тот, что раньше, да, — уай не знает, куда деть руки, поэтому начинает дёргать себя за отросшие волосы, что вились уже в районе плеч. он и правда немало отличается от себя много лет назад, когда ему пророчили что-то грандиозное. — о, да. таким нравишься больше, — финн неожиданно серьёзно и резво подходит к нему, обнимая крепко, и прижимает к себе. нельзя сказать, что их отношения не отличались тактильными контактами, но вот такие, простые, хоть и сильные, объятия особо не практиковались, разве что в том же детстве, когда они только-только начинали общение, играя в плэйстейшн или догоняя друг дружку на съёмочной площадке в свободные минутки. — ох, ну... — он не знает, как на это ответить, поэтому сцепляет руки за чужой-родной спиной, позволяя себе минутно расслабиться в финновых тисках. вулфард говорит, что он самый замечательный и достоин всех радостей на свете. и что ему жаль за такое отношение, и уайатту следовало бы дать ему хорошую затрещину, чтобы мозги встали на место. они разговаривают долго, на все темы сразу, а уайатт даже забывает снять свой песочного оттенка плащ, понимая, что сидит в верхней одежде уже тогда, когда они переместились в столовую - попить чай со сладким кексом и лениво перебрасываясь фразочками вроде: "а ты знал, что элли рассталась с джеком?", "да ты что" и "кошмар". в этой квартирке, кажется, всё должно сохранять гармонию, застыв на месте. потому что здесь все окна выходят на солнечную сторону, а в главной комнате стоит винтажный проигрыватель, рядом с которым покоятся виниловые пластинки самых разных исполнителей. спальня заставлена маленькими сувенирами, что финн тащил изо всех городов, в которых побывал, и заныканы по углам карточки-полароиды, которые уай любит расставлять совершенно повсюду, фотографируя всё, на что у него хватит плёнки и денег. эти двое сошлись слишком давно, чтобы не понимать друг друга: у финна на ногтях - остатки тёмно-фиолетового лака, а в волосах росчерки осветлителя, которые кажутся на фоне остальной темноты хвостами падающих звёзд, и время от времени поцелуи с непонятным привкусом помады или сладковатого блеска, пахнущего персиками. частью уайатта останутся неисчисляемые браслеты, скрывающие тонкие запястья и тонна безделушек на шее, а ещё бесконечный поток мыслей, вгоняющий в странные темноватые мысли и непреодолимая любовь к кофе. никто никогда не скажет, что они созданы друг для друга, но это было бы слишком просто.