Наполеон Соло был лучшим агентом ЦРУ.
С этим никто не спорил.
Наполеон Соло был лучшим вором, как минимум в половине стран мира точно.
С этим никто не спорил.
Наполеон Соло был лучшим обольстителем, к которому как пчёлы на мёд липнут дамы, стоит только раз взмахнуть бессовестно длинными ресницами.
С этим никто не спорил.
Наполеон Соло был лучшим психологом если того требовала ситуация. Он мог искусно завернуть разговор так, что ты даже не поймёшь, что прокололся, не говоря уже о том, где именно.
С этим никто не спорил.
Наполеон Соло был простым мужчиной, которому иногда казалось, что над ним в открытую смеётся его же судьба. А ведь он не железный. Ему тоже хотелось спрятаться ото всего в нежных женских объятьях, когда он видел, как воркуют Теллер и Курякин. Но он отказывался, железо-бетонно аргументируя, что ещё не остепенился.
С этим мог поспорить только один человек.
Наполеон тряхнул головой, отгоняя не прошенные мысли, тем не менее отметив, что именно в это русло они стали непроизвольно уплывать всё чаще.
Стареешь, Соло.
Ночной воздух летнего Рима бодрил, но не помогал отвлечься. Брюнет грустно усмехнулся - опять Рим.
Ну хоть не Греция.
При воспоминании о колыбели самых известных и легендарных мифов Американца передёргивает так же, как и в подвале Винчигуэрра во время пыток.
А ведь Соло не всегда работал один.
***
— Мистер Соло, Вас что-то не устраивает? — обманчиво спокойный и учтивый голос Уэверли действует как эффект пенопласта по стеклу - сводит зубы.
Это знали все.
- Нет, сэр.
А что ему ещё ответить?
— Ну вот и прекрасно. А теперь, знакомьтесь, Ваша напарница...
«И по совместительству надзиратель.» мрачно усмехнулось подсознание брюнета.
Всё было проще некуда: внедриться в жизнь города, стать "своими в доску", разузнать как можно больше про местный наркокортель и дать в нужный момент отмашку конторе о накрытии всей сети.
Это знали все.
Соло расчитывал управиться со всем за недели две максимум и отделаться сразу от зноя Халкиды и свалившейся на голову как снег в июле напарницы.
Забегая вперёд в воспоминаниях, Американец, сложив локти на перилах балкона, усмехнётся. Три месяца.
Казалось бы, простое задание, а тут Фортуна решила повернуться к нему филейной частью как ей и подобает в самый нужный момент и заставила мужчину мучиться в обществе напарницы три месяца, вместо ожидаемых двух недель.
Ну... Преувеличенно слишком. Мучением он бы это не назвал. Скорее игрой.
Которую девушка с напускным энтузиазмом приняла и про прошествии месяца аккуратно скинула Наполеона с пьедестала красивой, обтянутой в ажурный чулок ножкой. Мужчина даже не понял, в какой именно момент шлёпнулся пятой точкой в лужу.
Но то, что стадия флирта здесь явно не прокатит - понял сразу. Все остальные перестали иметь значение и входить в счёт молчаливой войны. Затеянное утоления скуки ради представление закончилось тем, что по истечении первой половины второго месяца "заточения" в Греции Соло был готов рвать и метать только от того, что какой-то много себе позволяющий толстосум на очередном вечере по-хозяйски разместил свою загребущую ручонку на бедре кокетливо улыбающейся девушки. Подведённые и особенно выразительно подчёркнутые зелёные глаза заставляли не только здешних охотников за красотой переводить однозначные взгляды на обтянутые чёрной тканью "Channel" изгибы поджарого тела. Зелёные - колдовские. Ведьминские. И ей это определение, чёрт возьми, подходило.
Это знали все.
А ведь по легенде они даже знакомы не были. Он - бизнесмен, специализирующийся на недвижимости, а она - танцовщица, которую успел отхватить какой-то "счастливчик". На самом деле, ему не повезло, так как в последствии Наполеон оперативно подёргал за ниточки своих информаторов, коими обзавёлся ещё в первую неделю пребывания в душном городе, и узнал его имя, фамилию, дату рождения, знак зодиака и породу кота, а так же всю подноготную, вплоть до контрабанды крабового мяса, незамедлительно сливая всё "наверх".
А не надо было лапать то, что Наполеон Соло считает своим.
Кто мог знать?
— Ковбой, ты бы хоть дверь закрыл.
Прямолинейный как указка Большевик, сам того не зная, спас Соло от последующего самого неприятного воспоминания.
Он бы даже сказал болезненного, если бы и без этого не было так паршиво.
— Уже час здесь стоишь.
Час? Брюнет усмехнулся, опустив голову. Это он так глубоко ушёл в себя? Нет, точно стареет.
Так бы сказала
Она, хитро улыбнувшись, совсем без задумки обидеть. Соло опять передёрнуло.
— Да что с тобой?
— Вспомнил... Кое-что.
***
— Ты хоть понимаешь, что ты сделал?
Резво отстукивая десятисантиметровыми каблуками ступени через две, девушка летела один лестничный пролёт за другим, держа в одной руке подол красного, как глаза взбешённого минутами ранее Соло, платья, а во второй дискету, заставляя Американца ошалело смотреть на её то и дело сверкающие икры.
Будоражащие его воображение уже второй месяц.
Не удивительно.
— Всего лишь ускорил его поход к хирургу. - как ни в чём не бывало пожимает плечами брюнет, разминаясь с напарницей на очередной площадке и сломя голову бросившись в свой номер, находящийся этажом ниже её.
— Когда нас раскрыли?! - бьёт по перепонкам крик напарницы из передатчика, среди посторонних шумов в котором слышен звук беспощадно сдираемой с места дверцы окна.
А Соло просто чисто по-мужски отвёл душу, всё таки переломав руку того зазнавшегося недоплэйбоя. В нескольких местах. С особым остервенением. Которая до этого нагло развалилась на бедре Чертёнка.
Не удивительно.
Как Соло проморгал тот момент он и сам до сих пор не знает, но проклинает всех и каждого, кто хоть каким-то загорелым боком был причастен к халкидской операции.
До зубного скрежета спокойный голос Чертёнка в ухе сначала успокоил брюнета, но слова заставили ненадолго впасть в ступор.
Три выстрела и сдавленный хрип девушки вывели его из этого состояния.
Выпущенный пешкой картеля снаряд заставил три верхних этажа отеля сложиться как хлипкую карточную конструкцию, ударной волной сшибая стоящего на расстоянии Наполеона с ног. На тех этажах была Она.
«Беги и прячься.»
А что ещё он мог сделать? Только как-то в таком состоянии добраться до их конспиративной квартиры и доложить начальству о том, что при исполнении операции среди агентов появился «груз двести».
Но Уэверли не совсем огорчился. Он даже не стал устраивать Соло головомойку из-за того, что одних из лучших агентов ЦРУ смогли как-то раскрыть. Главное, что затянувшаяся на три месяца миссия закончена и наркокортель, выдав себя, был принят агентами ЦРУ.
Не удивительно.
В личном деле Соло появилось ещё несколько пометок, укоротивших срок «должника». Но ему впервые было на это плевать.
Удивительно.
- И о чём же?
Илья, по простоте своей
русской душевной думал, что Ковбой - это такое явление природы (однозначно неправильное), которое никогда не проходит бесследно, и вместе с тем, ему плевать на то, что он оставляет после себя.
Но чтобы у Наполеона Соло была душа...
Или хотя бы её омертвевший зародыш, который постепенно оживает... Нет, Курякин не верил.
Психология - одно из основных умений в КГБ. К всеобщему удивлению Теллер и Соло, в этой области Большевик сведущ ровно столько же, сколько Ковбой в женских юбках - очень хорошо.
И постепенно разрушил сложившееся о себе мнение «русского дятла-переростка», которого в разведку взяли только за недюжинную силу. Нет. Илья Николаевич далеко-о не дятел.
В этом убедились ещё его родители, когда движимый чувством истинного патриотизма и идеализма, маленький Илюша чуть не сломал руку какому-то бедному мальчику, что вздумал стащить из непредусмотрительно оставленной открытой женской сумочки кошелёк.
Соло, смотря сейчас в глаза Русского, которые не выражали того обычного раздражения, почти постоянно проскальзывающего в общении с Американцем, думал, что Курякин мог бы стать ему хорошим другом.
Да кому он врёт? Они
уже друзья. До задушевных бесед, правда, дело пока не доходило, но судя по всему и это не за горами. Но было ясно как день, что блондину не комфортно находиться в обществе уходящего в себя в последние дни всё больше Соло.
И с этим Илья твёрдо решил что-то сделать, ибо им с Габи это начинает потихоньку действовать на и так расшатанные нервы.
Многогранный хрустальный бокал необычной формы с переливающейся в лунном свете всеми оттенками коричневого и янтарного жидкостью вывел Соло из состояния задумчивости, но и удивил не мало.
А особенно, точно такой же бокал в руках Русского, виски из которого уже перекочевал в «трубы» КГБ-шника. Илья от него не отделается так просто, не тот характер.
— Судя по тому, сколько времени ты провёл на балконе в одном положении, ты думал о чём-то, что долгое время не даёт тебе покоя.
Бокал в руке Соло заскрипел от трения о кожу - до такой степени Американец сжал его. А Илья сделал очередной вывод:
- О ком-то.
Наполеон, не меняя позы, повернул голову в сторону собеседника и выжидающе на него посмотрел. Будто ждал от него ещё хоть одного слова, чтобы появился повод пересчитать Русскому зубы на то, что лезет к нему в душу.
Но вопреки ожиданиям блондина, шпион только повернулся обратно, снова обводя безучастным взглядом огни ночного Рима.
— Я не всегда работал один.
Уже когда Большевик хотел сматывать удочки, разумно решив, что тёмные закоулки сознания Соло — не его предел мечтаний, тот произнёс фразу, о которой он пожалеет потом. Потому что с неё всё началось.
— Её позывной — Чертёнок.
— Её?
— Да, мой прекрасно слышащий друг, она была девушкой. - зачесав пальцами и так идеально лежащие волосы назад, Соло начал приходить в себя, отпуская едкие комментарии в адрес коллеги. — И отличным напарником. Хоть я и не говорил ей этого.
— Была?
— Наконец-то до тебя дошло, мой хороший.
Четыре года назад.
Второй месяц от начала операции в Халкиде.
— О чём ты думаешь? — взгляд на её босые ноги. Она сейчас такая домашняя.
— Обо всём. — в её взгляде смех. Она только что была в душе — о чём она могла думать? Хотя Соло ничего не спросит просто так и прекрасно знает, что детали задания она прокручивает в голове где бы ни была и что бы ни делала.
Не удивительно.
Она сидела на диване с какой-то книжонкой в руках. Её стройные скрещенные в лодыжках ноги лежали на журнальном столике, наплевав на все нормы приличия. А Наполеон просто перестал заострять на этом внимание и скидывать её пятки с мебели.
Её тёплое, распаренное после душа тело обнимал зелёный махровый халат, а на голове важно покоился тюрбан из красного полотенца, которое через минуту оказалось аккуратно растянуто на спинке дивана. Отголоски не совсем уж и роскошной прошлой жизни. Он читал её досье.
Не удивительно.
Наполеон щеголял по штаб-квартире в синих брюках и расстёгнутой на несколько верхних пуговиц белоснежной рубашке с закатанными рукавами. Бабочка свободно обнимала сильную шею, пока Соло, неторопливо расхаживая по комнате и театрально меняя позы, специально заставлял девушку иной раз оторваться от чтива и улыбнуться, разговаривал с приёмником и докладывал о никаком продвижении операции.
— Как я хочу прогуляться по Нью-Йорку. Не думал, что буду скучать по нему.
Сначала Чертёнок была несговорчивой и отвечала сухо и односложно, но докапываться Наполеон Соло умел абсолютно до каждого, это был лишь вопрос времени. На эту же реплику она лишь вздохнула и кивнув пару раз, пожала плечами, всё ещё бегая глазами по строчкам газеты. Мол: "Сама хочу, но кто ж нас пустит?".
Не удивительно.
И она выбрала тогда другую тактику: платила той же монетой: ехидство за ехидство, колкость за колкость. Так и жили, пока всё это не притёрлось. Всё стало настолько обыденным и естественным, что спустя месяц сотрудничества Соло перестал воспринимать её как напарника, которого ему повесило на шею начальство — способствовать «отпущению грехов» перед ЦРУ.
Ещё спустя месяц он перестал воспринимать её как обычную девушку.
В их отношениях начали проскальзывать не типичные для сослуживцев, а тем более агентов секретной службы, вещи.
Они, казалось, знали друг друга поперёк. Привычки, нет-нет, да дающие о себе знать - они знали. Вкусы - они знали. Самые незначительные движения, проскальзывающие постоянно и доведённые до автомата - они знали. Как, например, сейчас.
— Ты знал, что самая близкая родственница сакуры — черёмуха? — перелистнув страницу, Чертёнок даже не повернула головы к устроившемуся сзади неё на диване Соло. Одну ногу мужчина подогнул под себя, а второй начал выводить одному ему известные узоры на ковре.
Его пальцы опять начали перебирать её чуть высохшие волосы, заплетая в причудливые косы, украдкой вдыхая их аромат.
— Ботаника тебя всё не отпускает. — закончив, усмехнулся брюнет, положив одну руку на спинку мебели. — Нет, не знал.
Он позволил разомлевшей девушке откинуться на него и устроить голову у себя на плече.
Удивительно.
— Она не любила фарс. Была простой девушкой, которая радовалась мелочам. Я не понимал этого. — всё таки зайдя в квартиру и закрыв балкон, мужчины сели на кресла, пополнив бокалы. Соло смотрел в одну точку, на этот раз произвольно воскрешая в памяти
Её образ. Илья смотрел на Наполеона и не мог понять — он хочет посочувствовать Американцу или ехидно подколоть на тему всё таки имеющего место быть сердца. Курякин не узнавал сам себя.
— Какой она была?
Габи не любила подслушивать, хоть к этому и обязывала шпионская деятельность. Но ведь не каждый же день, а в нашем случае ночь, можно услышать откровения самого Наполеона Соло.
Фроляйн Теллер родители учили не этому, но жизнь переучила именно так. Лёжа на своей кровати и краем уха находясь рядом с мальчиками, Габи чувствовала себя левшой, что переучили в правшу, постоянно больно ударяя по рукам. Иначе она не могла. И притворяться спящей тоже — рано или поздно заметили бы.
Эта таинственная особа заинтересовала мисс Теллер и ей хотелось узнать о ней побольше. Особенно после фразы Ильи.
— Ты полюбил её.
После которой последовало молчание. А как мы знаем, молчание — знак согласия. Габи не знала, может Наполеон кивнул или пожал плечами. Может вообще махнул на Курякина рукой, намекая на абсурдность его слов. Теллер не знала, но очень хотела узнать.
Упускать шанс получше узнать своих коллег Габриэлла не хотела. Да и просто взглянуть на «человеческую» сторону Соло и так же чисто по-человечески его понять. Что-то подсказывало юной мисс Теллер что таким, как сейчас Наполеон был не всегда. А своей интуиции девушка привыкла доверять давно. Ещё с детства, когда друзья уж очень сильно просили её выйти из комнаты под предлогом принести воды. Ей стало не по себе, девочка нахмурилась и не согласилась. А потом отхватила по голове и очнувшись в больнице, узнала, что из маминой шкатулки исчезли кольцо и подвеска.
Интуиции Габи доверяла всецело. Сейчас тоже.
Соло задумался на несколько мгновений, проведя пальцами по подбородку и хохотнул, что-то вспомнив.
— Она была...профессионалом.
— О, Господи, наконец я нашла Вас!
Раскрасневшаяся Чертёнок со скоростью вихря оказалась рядом с Наполеоном и Азариасом Адамиди, известным греческим врачом.
Взвинченная и испуганная девушка осторожно, чтобы не обратить нежелательное внимание других гостей на себя, вела мужчину через всё помещение к выходу, на ходу что-то щебеча о свалившемся в обморок сотруднике отеля — в котором и был организован вечер — и начальнике, который не хочет поднимать шумиху приездом скорой.
Соло, что поспешил за напарницей, думал, что ещё чуть-чуть и она потеряет сознание — настолько хорошо вжилась в роль. Мысленно Американец стоя аплодировал.
Но стоило им забежать за неприметный угол, как девушка подняла длинный подол платья до колен и держа его одной рукой, ногой с разворота ударила мужчину по шее, с молниеносной скоростью подхватывая его падающее тело и прижимая к своему бедру его голову. С повязки на другом сняв шприц, Чертёнок зубами сняла колпачок и точным движением ввела содержимое в шею мужчины.
— Теперь до самого пересадочного пункта не очухается. Тварь, ну это надо было в больнице наркотики распространять!
— Успокойся, Солнце, теперь не будет. Слушай, а ты можешь это для меня надеть в нашей квартире? Мне нравится.
— В штаб-квартире, в которой везде жучки?.. Хм, а давай я вообще ничего надевать не буду?
Вспомнив её резкие, но в то же время грациозные, не свойственные бедной деревенской девочке движения, Наполеон так же вспомнил, что говорил тогда чистую правду.
Чертёнок была способна (неведомым даже для себя образом) одним движением своих ног вызвать в нём такую бурю, о которой он, конечно, постоянно молчал.
Но больше ни одна женщина так на него не действовала. Соло устало потёр глаза. И когда эта поистине чертовка успела так глубоко залезть ему под кожу, больно дёргая за жизненноважные вены?
Разомлевший под виски Соло всё дальше удалялся в воспоминания, напрасно боясь упустить хоть одну нить, даже один образ. Всё это он надёжно хранил в голове, как бы сильно не пытался забыть.
Илья и Габи тем временем всё больше открывали нового Наполеона Соло, удивляясь, сколько у него ещё может быть граней.
— Но иногда она позволяла себе побыть простой девочкой из провинции: обыкновенной и непосредственной.
— Наполеон, а какой цвет ты любишь?
Как всегда с неожиданным вопросом и ожидаемо хорошим настроением девушка подошла к сидевшему за столом Соло, что-то делающему в очередном приборе.
Кое-как обняв широченный разворот плеч одной рукой, девушка положила ему подбородок на плечо, в другой протягивая кружку свежесваренного молотого кофе без сахара. Соло усмехнулся, благодарно поцеловав девушку в щёку, принимая напиток и понимая, что такого заботливого напарника у него не было и не будет больше.
— Зелёный.
Он не стал аргументировать, почему любил именно этот цвет, а она не стала спрашивать, потом лишь положив на стол рядом с отвёртками тарелку с горячим пирожными.
— Эти пирожные она выпекла сама.
Ковбой умолчал о том, что сделать это она решила после того, как перед этим днём ранее Соло сетовал на местные булочные, где продавали по его единоличному мнению «чёрти что», а не хлеб.
Он так же решил не говорить, что такие пирожные ел последний раз в детстве на кухне у мамы. Нет, они продавались, конечно, много где, но на заданиях было не до сладкого. Да и покупные... А тут, своими руками, от чистого сердца.
Никто не видел, но глаза Наполеона Соло на мгновение стали влажными.
Соло не сказал этого, но Илья догадывался. Иначе, такой реакции не было бы.
А Габи просто слушала, подперев щёку кулачком. Слушала и отодвигала на задний план мысль о том, что это всё казалось сказкой. Она подумает об этом потом. Сейчас гораздо приятнее смотреть на то и дело зачёсывающего волосы пальцами назад Наполеона, которой рассказывал о, безусловно, самой неординарной девушке в его жизни, переодично поправляя галстук. И когда он, наконец, поймал себя на сие действе, то, почему-то, чертыхнулся. Почему — Габи узнает позже. Сейчас она слушает, как Чертёнок оттоптала все ноги Наполеону, когда тот пытался научить её танцевать вальс.
Что удивительно, Американцу было искренне весело в тот момент.
Он показывал, как нужно передвигать и чередовать ноги, приговаривал свойственное лишь этому танцу «Раз-два-три, раз-два-три...», фиксировал её руки, при этом стараясь не распускать свои, ничуть не злился, когда она нечаянно наступит ему на ногу, и просто уверенно вёл её по всей комнате, переходя с медленного темпа на быстрый и обратно. Упивался хрустальным перезвоном её смеха, когда она легко воспримет свою очередную ошибку.
Без психа и чисто женских истерик на тему «Я не могу, я не буду!». Она лишь тихо смеялась над собой, давала себе легонько пощёчины, мол собирись, и снова устраивала тонкие запястья на сильных плечах улыбающегося мужчины, еле дотягиваясь макушкой до его ключиц.
Всё началось с чисто по-наполеоновски ехидного: «Ты хоть вальс умеешь танцевать, богиня танца ты моя?», а вот основным толчком было по-детски обиженное: «Латино-американские танцы не требуют знания вальса!»
И вот, с ужасно гудящими ногами, но счастливый, Соло плюхнулся на диван рядом со всё ещё смеющейся девушкой, даже не удивляясь, когда она устроила голову у него на коленях. Лишь снова начал перебирать мягкие пряди, удобства ради положив вторую руку на её живот.
— Спасибо, Наполеон.
Он любил своё имя.
Но любил лишь её губами произнесённое.
— У меня тогда весь день болели ноги, — усмехнулся Ковбой, пригубив свой бокал. Габи тепло улыбнулась, представляя Чертёнка у себя в воображении.
Она наверняка была симпатичной. Не красавицей, но с изюминкой. Примерно её роста... Больше Наполеон не назвал ни одной её черты внешности: ни цвета волос, ни их длинны, ни цвета глаз. Видимо, хотел оставить это только себе. В этом Теллер его не винила.
Возможно, они бы поладили, и, может быть, даже стали подругами. Судя по тому, какой её запомнил Соло, девушка была тёплой и доброй к тем, кто для неё что-то значил. Сначала Габи, наверное, показалось бы, что Чертёнок — это зацикленный на профессионализме и уставе агент, который не видит в своих коллегах будущих друзей. Но потом, как Теллер могла бы выяснить, она оказалась бы очень мягкой и доброй к своим близким. А иногда по-детски весёлой. Да, в это Габи поверила сразу — именно такая девушка смогла разбудить в Наполеоне Соло что-то, похожее на чувства.
Мисс Теллер всё больше хотелось узнать Чертёнка, лишь спустя мгновение вспомнив, что её давно нет в живых. Девушка спасла Наполеона, но сама подставилась. Единственное, что наверняка знали Илья и Габи — Наполеон винит в этом себя. Что не успел. Что не смог.
— Но не смотря на то, что она была в прекрасной форме, — Соло в который раз обновил свой бокал, многозначительно посмотрев на Курякина, намекая, что в чём Наполеон и разбирался идеально, так это в женских фигурах. Большевик невольно зарделся, так и не привыкнув к выходкам Ковбоя. — она любила поесть.
— Соло, твою мать, я не буду это есть.
Нажав на передатчик в ухе плечом, Соло усмехнулся, вытирая мокрые руки о фартук и раскладывая чистую посуду по местам.
Чертёнок сегодня исполняла сольную партию, явившись на очередной банкет без напарника. А то слишком подозрительно получается, да.
— Солнышко моё, тебе придётся.
— Тут просто невыносимое ризотто! А фуагра я и пробовать не буду. Про фритату вообще молчу... — сквозь другие посторонние шумы Наполеон мог услышать тихое хныканье напарницы и её шаги. Видимо, на этот раз там швецкий стол.
Ему и так было не по себе, что она там одна, так ещё и голодная теперь. Прекрасно зная Чертёнка, Соло мог ответственно заявить, что если девушка придёт голодная, она будет бурчать, хныкать и вообще проклинать весь мир, на чём оный стоит. Американца передёрнуло.
— Солнышко? — убедившись, что девушка его слышит и дождавшись утвердительного "Угу", Соло усмехнулся своим мыслям. — А если я приготовлю ризотто, ты обещаешь не шкодничать и вернуться до десяти?
На том конце послышалось ворчание, что её принимают за несмышлёного ребёнка, но потом последовал обречённый вздох девушки.
— Я всё равно другое ризотто есть не могу. Хорошо, папа, буду дома ровно в десять!
— Умница, девочка. — ухмыльнулся брюнет, ставя в холодильник уже готовое блюдо.
Он прекрасно знает, что это кулинарное творение она обожает, но может есть только в его исполнении. И нагло этим пользуется.
Обнаружив, что в бокале пусто, Соло благоразумно решил больше не обновлять его содержимое, а разговор свернуть, так как его душа сегодня и так слишком много крови из старых ран потеряла.
Но благодаря тому, что он ближе всех сидел к приёмнику, ответил именно он.
Не поднимая головы от холодного бокала в согнутой руке, к которому ещё секунду назад сидел, прислонившись лбом, Ковбой протянул другую руку и лёгким движением ответил на запрос связи.
— Доброй ночи, агенты!
«Ему повезло, что мы не спали...» буркнула Габи, не успев что-то сказать Наполеону. Единственное, что сейчас было важно, это получить инструкции касательно нового задания, а с делами душевными они потом разберутся.
— Сразу перейду к сути дела. — на том конце Уэверли зашелестел документами. — Завтра к вам прилетит один человечек. У него будут все необходимые документы. Встретьте его. Мой агент будет вам помогать.
— Но нам... — хотел уже возразить Соло, но Уэверли предусмотрительно отключился, назвав лишь время и рейс. — Прекрасно!
