Нас не выдаст темнота

Все началось совершенно случайно. Нет, не так, как это зачастую и бывает в кино там или в книжках для девчонок, когда они были друзьями с самой начальной школы, а в один момент бац: искра, буря, безумие, он страстно целует ее губы, она не может поверить, что это происходит, но и оттолкнуть его не находит в себе сил, позволяя опрокинуть себя на обеденный стол. Сначала их отношения перерастают в дружеский секс, затем романтические ухаживания, потом свадьба, дети, ссоры, измены и смерть в одиночестве. Конечно, это было не так, но иногда хочется все идеализировать. Наши отношения были пропитаны запахом травы и кинком, чувством и похотью, самыми сокровенными желаниями и тайной, ценою в жизнь. Наши отношения были пропитаны темнотой в самом изящном и прекрасном ее проявлении. Но началась эта история, как ни странно, при дневном свете. Мы с Кейком сидели на полу в моей квартире, вытянув ноги вперед, упершись спинами в кровать, и курили уже не первый блант, поочередно передавая его друг другу. Черт его знает, почему мы не скрутили сразу два, да уже и не важно. Сначала мы базарили о разных вещах, которые интересовали нас на тот момент времени: новинки в сфере русского или зарубежного рэпа; Димон впаривал что-то про крутых, по его мнению, исполнителей электроники, затем обсудили только что вышедший релиз Флиппера и то, как он был воспринят аудиторией, потом он рассказал мне что-то про фильм, на который недавно ходил со своей девчонкой, а я поверхностно описал книгу, которую закончил пару дней назад, и то, почему ему стоит ее прочесть. Но вдруг очередная тема для разговора исчерпала себя, и мы просто замолкли, уставившись в одну точку перед собой. Летний день подходил к концу, на город за окном медленно наползали сумерки, и комната, в которой мы находились, тоже постепенно погружалась во тьму. В кончиках пальцев приятно покалывало от травы, руки и ноги были слегка ватными, голова немного кружилась, картинка перед глазами была словно заблюрена. Я перевел взгляд на Диму и стал смотреть, как он затягивается, аккуратно держа самокрутку в своих тонких коротких пальцах, татуировка на тыльной стороне ладони в полумраке казалась куда больше, чем обычно. Затем мой взгляд зацепился за облако белого дыма, которое уже не первый десяток раз за вечер выпускали губы Кейкбоя. Его аккуратные пухлые губы. Мне почему-то очень захотелось, чтобы он прямо сейчас дотронулся до них пальцами. Поняв, что тишина плохо на меня влияет, и, что мои мысли уходят совсем не в ту степь, я встряхнул головой и запустил пальцы в дреды, массируя кожу головы. Дима не обратил ни малейшего внимания на мое секундное помутнение и, как ни в чем не бывало, продолжал курить, явно наслаждаясь процессом. А я на сей раз уже рассматривал шею, изгиб его спины и позвонки, проступающие, из-под футболки, которая больше размера на три. Новенькие дреды по привычке собраны в хвост, но так даже лучше, несколько штук выбились из-под резинки, но они заправлены за ухо. И как так, черт возьми, вышло, что я залюбовался диджеем? Наконец-то он передал мне тлеющий продолговатый предмет, я тоже сделал пару затяжек. Горячо во всех смыслах. Тем временем в комнате стало настолько темно, что видно было лишь красный огонек бланта. Внезапно Кейк решил прервать тишину заявлением: — Я включу свет, — я слышал, как он уже был готов подняться с пола. — Не надо, — отвечаю настойчиво, что молниеносно вызывает недоумение по понятной причине. — Сань, че в темноте сидеть? Я включу, мне не трудно. — Нет, — на повышенных тонах заявляю я. Все произошло слишком быстро. Дима встал на ноги, но я не дал сделать ему и шага, резко схватив за то место, где предположительно должна была быть рука, и потянул на себя. Ноги в носках заскользили по гладкому паркету и он, не удержав равновесия, повалился прямо на меня, все так же сидящего на полу. В этот момент я почувствовал, что он весь в моей власти, такой беззащитный. Не буду спорить, меня пугали собственные мысли, но вместе с тем и чертовски заводили. Тортбой лежал у меня на руках и не двигался. Одной рукой я держал его в районе поясницы, чтобы не было возможности убежать, но он, видимо, и не собирался, а другой сделал последнюю затяжку и потушил о ножку кровати. Так погас единственный источник света, дальше лишь на слух и по ощущениям. Кончиками пальцев веду по коже от середины груди к шее, задевая напрягшийся кадык, по подбородку и к губам. Провожу большим пальцем по нижней, чувствую, как мой мальчик податливо расслабил губы, слегка оттягиваю ее вниз. Понимаю, что у меня всего одна секунда на размышления: встать и уйти прямо сейчас или… Не убирая руки, накрываю его раскрытые губы своими, целую настолько нежно, насколько могу. Сначала одними лишь губами, легко касаясь и пробуя на вкус, перемещая руку на шею и за ухо, чуть поглаживая. Окончательно понимаю, что Дима не против, когда его руки на ощупь находят мои локти и останавливаются на них, придерживая. Тогда я пускаю в ход язык, и поцелуй становится невыносимо влажным. Низ живота тянет и скручивает от возбуждения, когда наши языки соприкасаются. Облизываю его губы, прикусываю и оттягиваю нижнюю, пошло причмокивая. Слышу, как мы оба тяжело дышим. Пытаюсь разглядеть в темноте его лицо и понять, хочет ли он продолжения, но мои попытки тщетны. Тогда надеюсь, что хотя бы он подскажет мне, что делать дальше. — Пойдем на кровать, — до моих ушей словно из-под воды доносится его ставший хриплым голос, который сочетает в себе поддержку и мольбу. Услышав это, я подскакиваю на месте, будто нетерпеливый, но волнующийся мальчишка. Вспотевшими руками помогаю ему подняться, как только мы оба оказываемся на ногах, на мое лицо падает лунный свет из раскрытого окна. Дима внимательно меня разглядывает, видит мои огромные, по двум причинам, зрачки, порозовевшие щеки, на этот раз я чувствую себя незащищенным. И теперь, когда он может видеть меня, его поцелуй слишком правильный для нас, но ни разу не правильный для общества. Кейк поваливает меня на кровать, прижимая всем телом к матрацу, опирается на левую руку возле моей головы, а правой крепко держит меня за бок. Отрывисто целует, причмокивая: губы, щеки, нос, подбородок. Мне вдруг становится чертовски смешно и весело, как тогда, когда мы с ним в первый раз покурили травы. — Дима… Димка, что же это? — спрашиваю шепотом сквозь смех. Он продолжает целовать, будто боится потерять меня или боится, что я окончательно потеряю рассудок в своем смехе. — Нас не выдаст темнота, — шепчет он. Услышав это, я отстраняю его от себя рукой на некоторое расстояние, размышляя о чем-то. Буквально чувствую, как он успел испугаться, что я тронулся умом. Хотя, точнее будет сказать, испугался, что он тронулся, а я нет. Но я резко меняю ход дела, переворачивая его на спину и находясь теперь сверху. — Мы ее оставим в тайне, — делая паузу после каждого слова, шепчу ему на ухо, затем прикусываю мочку. Спускаюсь чуть ниже, целую Димину шею, стараясь не оставлять следов, руками поглаживаю его стройное тело. Забираюсь пальцами под его футболку, чувствую мурашки на его коже, он извивается, инстинктивно подаваясь вверх бедрами. Мои поцелуи уже дошли до линии выреза, тогда я привстаю, помогаю ему подняться и снять футболку, откладывая в сторону. В этот момент в комнату залетел порыв ветра из открытого окна, заставляя моего мальчика еще сильнее покрыться гусиной кожей. — Закрыть? — спрашиваю взволнованно. — Оставь, — говорит он спокойно. Легко провожу губами по дорожке от пупка до ширинки, накрываю ладонью его возбуждение, которое уже невозможно скрыть. Поглаживаю эрекцию с нажимом, заставляя его прогнуться в спине и заскулить от тягучей истомы. Мне становится даже немного жалко его: узкие джинсы сильно сдавливают вставший член, а тут еще и я со своими раздражающими действиями. Но слишком он сладкий, чтобы сделать все быстро. — Расстегни… пожалуйста… — жалобно просит Кейк, чуть сгибая ноги в коленях и разводя в стороны, пальцами поглаживает отросший ежик моих волос на висках, едва ли дотягиваясь. Я не отвечаю, но подчиняюсь его просьбе. Упираюсь лбом в его живот, чтобы в темноте не потерять равновесия и двумя руками пытаюсь на ощупь справиться с рядом пуговиц на его штанах. Когда они поддаются, стягиваю предмет одежды с бедер, он помогает и вытаскивает поочередно ноги из штанин. Некогда пестрая при дневном свете вещь, а сейчас просто серая тряпка летит в сторону, нарушая тишину звоном ударяющихся о паркет металлических пуговиц. Кажется, Диме надоело, что я сам все еще одет, и он решил это исправить. Он резко поднимается и садится на кровати, я же, совершенно не ожидав этого и будучи не в силах предсказать его действия, получаю удар в нос соответственно его носом или подбородком или лбом. Да какая нахуй разница, если больно? Вскрикиваю, не сумев сдержать жаргонизмы, и хватаюсь за нос. — Прости, прости, — шепчет Кейк, пытаясь губами найти мои, дарит заглаживающий вину поцелуй, затем стягивает с меня толстовку, из-за которой спина уже давно покрылась мыльным потом, отбрасывает ее и приникает губами и носом к основанию моей шеи. Возвращаю на место растрепавшиеся дреды, а он одновременно целует и вдыхает мой запах: дезодорант, немного одеколона, дым от травы и сигарет. Чувствую на себе его горячее дыхание после, затем пальцы, оглаживающие рельеф пресса, спускающиеся все ниже и ниже, резинка спортивных штанов не становится преградой, белье тоже, он обхватывает мой тоже давно вставший член и делает несколько неуверенных движений вверх и вниз, как будто никогда не делал этого раньше даже себе. Меня это забавляет, но я понимаю, к чему все идет. Аккуратно беру его за запястье и вытаскиваю из своих штанов, но только для того, чтобы избавиться от оставшейся одежды. Буквально через полминуты мы стояли на коленях друг напротив друга посреди кровати, совершенно голые, но возбужденные до предела. Мы целовались так, как никогда прежде, но много раз в будущем, и дрочили друг другу в темноте, то медленно дразня, то настолько быстро, что глаза непроизвольно закатывались вверх, обнажая белки. Но в этом мраке не было видно совершенно ничего, кроме искр перед глазами, которые рисовало задурманенное воображение. Когда силы покинули обоих, а глаза сами закрывались от сонливости, я начал думать о том, чем нам обернется эта ночь и как изменятся наши отношения после этого, он ведь мой лучший друг уже целую кучу лет. И что мы скажем другим нашим друзьям? Я услышал, как Дима тихонечко засопел во сне, и понял, что ни одна душа не должна знать о том, что случилось. Было бы лучше, если бы даже мы об этом забыли, но это, к сожалению, невозможно. Как можно тише встаю с кровати, шарю в темноте в поисках своих шмоток там, где предположительно они могли быть, накрываю голого Кейка одеялом, лежавшим с той стороны, где раннее находился я, и ухожу спать на диван, оставляя моего мальчика спать одного. Утром я вижу его в дверном проеме гостиной, то ли с недовольным, то ли с невыспавшимся видом, уже одетого, но все еще изрядно помятого, такого милого в золотых лучах солнца. Светлые дредлоки торчат в разные стороны, а на шее все-таки виднеется крошечное фиолетовое пятнышко. Мы не говорим друг другу ни слова, кроме сухого «доброе утро». Я кормлю его завтраком, Дима подозрительно на меня косится, словно ждет, когда же я заговорю о прошедшей ночи или обвиню его в чем-либо. Но в чем мне его винить, если я сам все это начал? Поэтому я просто молчу, а он доедает яичницу, допивает отвратный на вкус кофе, накидывает свою ветровку, кроссовки и уходит. Хоть то утро и выдалось напряжным, но в отношениях Фладды и Кейкбоя ничего не изменилось, ни для друзей, ни для фанатов, ни для нас самих. Мы все так же делали вместе новые треки, зависали друг у друга дома, устраивали разносы на концертах и в гримерках перед концертами. А о той ночи так никогда и не упоминали… до тех пор, пока эта ночь сама не решила повториться. Это был ничем не примечательный флэт на квартире Кейка. Средняя по количеству кучка народа, достаточно большая по объему кучка алкоголя и громкая музыка до одиннадцати, а после уже чуть потише. Когда время перевалило за час ночи, гости стали потихоньку разбредаться по домам, и в какой-то момент я понял, что, кроме меня и Кейкбоя никого не осталось. Тогда я тоже засобирался домой, но по закону подлости никак не мог найти место, куда бросил свою барсетку, в которой было все. В надежде найти утерянный предмет, захожу в Димину комнату, но вместо своей вещи, нахожу там хозяина квартиры, который пришел туда, чтобы поставить телефон на зарядку. Мы смотрели друг на друга в упор, повисло неловкое молчание, будто мы снова не лучшие друзья, а люди, у каждого из которых своя семья, но каким-то случайным образом мы недавно переспали. Хотя, отчасти так и было. — Я тут искал свою… — начал было я оправдываться, чтобы избежать любой двусмысленности, но парень напротив так внимательно смотрел в мои глаза, что я даже забыл, как называется то, что я искал. От его взгляда даже побежали мурашки по коже. — Нас не выдаст темнота? — осторожно спрашивает Дима, и я сразу понимаю, к чему он клонит. Черт возьми, да кто я такой, чтобы сопротивляться? Мы синхронно переводим взгляд на выключатель от люстры, что висит под потолком и является единственным, но ярким, источником света в комнате. В следующую секунду я и Кейк летим к этой пластиковой кнопке с единственным желанием — погрузить, если не весь мир, то хотя бы это место во тьму. Когда наши пальцы соприкасаются, а свет наконец-то гаснет, нам срывает крышу от того, как сильно нам не хватало друг друга. Мой мальчик обнимает меня так крепко, что, кажется, скоро послышится хруст моих ребер, а сам носом утыкается мне в грудь, жадно вдыхая мой запах, как тогда. Не знаю почему, но, видимо, его это привлекает. Я глажу его по волосам, запуская пальцы в дредлоки, вожу руками по шее и спине, так приятно чувствовать его рядом. Дима поднимается чуть выше, проводя по коже кончиком носа, затем начинает целовать мою шею, заставляя запрокинуть голову, я чувствую, как он кусает и оставляет засосы. Хочу остановить его и накричать, сказать, что он не должен этого делать, но почему-то решаю послать все нахуй и полностью отдаться ситуации. Наконец-то я чувствую его дыхание на уровне своих губ, подаюсь вперед, чтобы поцеловать, но Кейкбой отстраняется. Если бы здесь было светло, он бы видел, как сильно я возмущен тем, что он играет со мной. Наконец он кладет ладони на мое лицо, большими пальцами поглаживая щеки. То углубляет поцелуй, то делает его совсем детским и дразнящим. Через некоторое время мы уже абсолютно голые: он лежит на спине, а я стою на коленях между его разведенных ног, покрываю поцелуями его плоский живот, глажу руками тазовые косточки и бедра. Кейк вздрагивает, когда я провожу пальцами по внутренней стороне бедра, но затем чуть подается вперед, показывая, что готов. — У тебя есть смазка или крем какой-нибудь? — спрашивая, даже не надеясь услышать положительный ответ. — Только детский крем есть… и презервативы, — отвечает и сразу тянется к прикроватной тумбочке, затем передает мне тюбик и фольгированную упаковку. Выдавливаю немного крема на пальцы и развожу в стороны колени моего мальчика, нахожу отверстие на ощупь, смазываю сначала сверху, а потом с легким нажимом проникаю внутрь одним, затем двумя, пальцы без труда скользят по гладким стенкам. Чувствую, как он сжимается, а с губ срывается нервный вздох, прошу его расслабиться, второй рукой поглаживая живот. Когда мне кажется, что Кейк уже достаточно подготовлен, нащупываю возле себя на кровати презерватив, вскрываю упаковку зубами и раскатываю по своему члену. Развожу ноги Тортбоя еще чуть шире и приставляю головку ко входу, нащупываю в темноте ладошку моего мальчика и переплетаю наши пальцы, говорю, чтобы он дал знать, если что-то не так, и медленно вхожу. Чтобы немного отвлечь его от неприятных ощущений, беру его член в кольцо пальцев, провожу от основания и до самого верха, массирую головку, тем временем начав понемногу двигаться в нем. Не могу сдержать низкого стона, слишком уж хорошо, сразу после слышу его первый стон, это заводит еще сильнее. Как бы я хотел сейчас видеть его лицо, готов поспорить, что он покраснел и кусает губы, а дреды разметались по подушке в разные стороны. Стараюсь трахать свой Тортик самым нежным образом, хочу, чтобы ему было приятно. — Детка, ты как? — спрашиваю на выдохе. — Хорошо! Ах, Саш, пиздец, очень хорошо… — неожиданно громко стонет Дима. Не знаю, что я сделал, но, видимо, я сделал что-то правильное. Вдохновившись этим, наращиваю темп, заодно и ему надрачивая быстрее. Кейкбой стонет уже во весь голос, понимаю, что он скоро кончит, а я, достигнув максимального темпа, сбавляю его, чтобы закинуть его левую ногу себе на плечо, и снова ускоряюсь. Почти сразу же он впивается короткими ногтями в мою руку и изливается с громким стоном, выкрикивая мое имя. Опускаю обратно его ногу, наклоняюсь и целую его резко, страстно, кусаясь, мычу в поцелуй, потому что я тоже уже близок. — Стой, выйди, — просит, разорвав поцелуй с пошлым причмокиванием, отстранив меня за плечи. — Почему? Что-то не так? — я успел заволноваться от такого заявления. — Хочу кое-что попробовать. Беспрекословно выполняю его просьбу и выхожу, но сразу же оказываюсь поваленным на спину. Чувствую, как с меня сняли резинку, слышу, как она приземлилась на пол возле кровати. Потом чувствую влажный горячий язык моего мальчика на своем члене. Кейк облизывает ствол снизу вверх, а затем берет головку в рот, словно чупик. Я даже чуть не рассмеялся от такого сравнения, но мой член взяли глубже в рот. В голове всплыли воспоминания о невинном лице Димы, они никак не вязались с ощущениями, в этом, наверное, вся суть темноты. Вскоре стало настолько хорошо, что я схватил его за волосы, но старался не тянуть и не давить. — Ох, бля! И где ты так научился? Только не пизди, что на бананах тренировался. Он не ответил мне по понятной причине, а я уже не мог сдерживаться и кончил в его ротик. Слышу, как он глотает, а сам не могу прийти в сознание и снова начать нормально функционировать. Перед глазами до сих пор множество фейверков, а мышцы расслабились настолько, что сложно даже руку поднять. — Ну как ты, Дим? — Охуенно, — он падает рядом со мной и обнимает одной рукой. — Только попробуй снова от меня уйти, сука, — его гнев звучит не очень-то убедительно, но для подтверждения своих слов он больно скручивает мой сосок. — Ай, прекрати! — я наигранно закричал и замахал руками. — Я с тобой до тех пор, пока нас не выдаст темнота. Он понял, о чем я. Целую его, и мы засыпаем в объятиях друг друга.