***
Тсунаёши презрительно кривит губы в подобии ухмылки, что на детском лице выглядит чертовски дико, и без проблем валит одного из задир на пол, выворачивая ему сустав. Тсунаёши с удивлением смотрит на мелкую девчонку, что смотрит уж больно внимательно. И она вовсе не отводит взгляд, заметив что он видит это. Она лишь что-то громко говорит, наверное, своим подругам, и идёт в его сторону, широко улыбаясь, и показывая свою почти беззубую улыбку. Он смотрит холодно-холодно, но молчит, гипнотизируя её взглядом. Игнорирует её щебетание, продолжая просматривать уж больно интересную книгу, не вслушиваясь в разговор. — Ёши! — она забавно дёрнула его за футболку, заставляя перевести на неё раздражающий взгляд, за которым кроется что-то безумное, чёрное-чёрное и страшное-страшное. От этого чего-то дети скрываются под одеялом ночью, а взрослые вздрагивают, чувствуя леденеющие руки. Он смотрит на всунутый в руки ободок из красных, безумно красных, кровавых цветов, что отливают чем-то завораживающим и ужасающим. — Спасибо, что разрешил побыть с тобой, Ёши, — и она смотрит, улыбаясь. Не мило, как это делают другие, специально подлизываясь. Не широко, как малые дети, и как она сама недавно улыбалась. Просто слегка приподнимает уголки губ в, всего лишь, подобии на улыбку, и именно эта, можно сказать, хрупкая эмоция, заставляет губы сами собой растянуться в ответной улыбке. Чтобы после замереть, смотря ей вслед с удивлением.***
Ёши усмехается, отвечая вызывающим взглядом на безумный взгляд Хибари. Смотрит с примесью снисхождения, презрения, да и вообще, ненависти. А Хибари щурится, опасно сужая глаза. Надвигается, смотря хищно, словно вот-вот и разорвёт на мелкие кусочки, чтобы лишь уничтожить, стереть эту гребанную улыбку с его лица. — Ёши! Представляешь, сегодня будет звездопад! Пойдёшь со мной?! Ну пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! — голос его маленькой, в сравнении даже с ним, подруги резко рассеивает ту угрозу и опасность, повиснувшую в воздухе. Она налетает на него, говоря что-то с безумным восторгом о звёздах, расплываясь в поистине мечтающей улыбке и хватает его за рукав, таща куда-то за собой. Она не видит, как люди вокруг смотрят на неё безумно испуганными глазами, как они в страхе прижимаются и прячутся кто куда. Она не видит, как Хибари вот-вот готовится ей что-то сломать, не видит, как Ёши, одновременно улыбаясь ей, смотрит прямо в глаза «хищнику». В них проскальзывает та самая страшная-страшная, чёрная-чёрная тьма, что пробирается липкими щупальцами под кожу, сжимая самое сердце, и, как кажется самому Хибари, душу. Ёши улыбается, в его улыбке люди в который раз видят немножечко тепла, только когда она рядом, и смотрит на неё, безумно мечтающую и увлечённую. Тсунаёши. Только так он разрешает называть себя всем, кроме неё, да и наверное, мамы. Ёши — так называет его только она. Ведь когда она произносит его имя, ему в нём чудится такая теплота и нежность, которую невозможно услышать в холодности Тсунаёши. Он усмехается, говоря, конечно, в шутку, что начинает уже ревновать к звёздам. Она улыбается, подмечая, очень-очень тонко подмечая, что звёзды слишком далеко, чтобы их можно было обнять. И наглядно обнимает его, отдавая тепло его вечно холодному, безумно холодному, по её словам, телу. «Да и душе», — как-то тихо замечает Ёши, чувствуя нарастающее тепло и тьму, что словно исчезает, забирая могильный холод.***
Тьма настойчиво шепчет что-то безумное, отдаваясь по всему телу ноющей болью. В голове у него полнейшее безумие, холодящий могильный холод, и голос, что шепчет много чего. В голове у него вспыхивает то, как он, с каким-то особым садизмом и удовольствием проводит лезвием по нежной, слегка загорелой коже, оставляя багровые следы, из которых кровь медленно стекает, сверкая подобно рубинам. Это вызывает такой неописуемый восторг, что Ёши словно задыхается. Как он медленно, будто специально растягивая, снова и снова оставляет багряные полосы на теле, ловя взгляд горящих серых глаз и тихие стоны. О боги, он сходит с ума. Хотя нет, он уже давно погряз в безумии, в той тьме, что всегда уходит… уходит, когда рядом вечно-мечтающая-и-влюблённая девчонка, сжимающая его сердце в ладонях. Не больно, только чуть-чуть, принося нереальное удовольствие, и… безумную боль, когда рядом её нет. Он задыхается, впиваясь пальцами и ногтями в собственное горло, раздирая кожу и оставляя яркие красные отметины. Вдыхает воздух, словно раскалённый, и чувствует кровь, безумно горячую, струящуюся по венам. Словно лава, честное слово. А может, это и есть лава и он уже в аду? — Ёши? — её голос в этот момент нереально печальный, а руки, нежно проводящие по сжатым ладоням кажутся нереально холодными. Он, смотря в её глаза, находит боль и чертовски глубокую печаль, из-за чего её глаза кажутся совершенно мёртвыми. Она улыбается, точно так же как и в детстве, ломко, только приподнимая уголки губ, и в этот раз он может разобрать в её глазах ту же тьму, что душит его. Только в её глазах нет тьмы, пытающейся завладеть её разумом и сводящей с ума. Её глаза словно сами создали тьму, затягивая всё едким дымом. Она — уставшая, печальная и грустная. От этого в груди становится пусто, и сжимать её в объятьях, ощущая то, как она отчаянно хватается за него, словно пытаясь удержаться, не увязнуть, не погибнуть, до искр в глазах приятно. Она — прошла ад, выжила, да и всё ещё не сломана. Не то что он, как и все вокруг. Он — безумно уставший, сходящий с ума от пустоты и хранитель тьмы. Она — пустота, забирающая в себя всю его боль и превращающая это в любовь. Забирающая тьму. И они разделят пустоту, срывая гончих с цепи и поселившись в собственном аду, называя его раем.***
Тсунаёши едко, ломко и безумно улыбается, держа горящий черным пламенем пистолет в руках, наводя его на одного единственного человека, спасшего его от тьмы. Она лишь печально улыбается, хватая его за другую руку и сжимает его безумно холодные пальцы своей тёплой ладонью. — Я буду ждать тебя, чтобы снова избавить от тьмы, Ёши, — её слова звучат набатом в его голове, когда он спускает пистолет с предохранителя. — Я буду ждать тебя хоть вечность, Ёши, — её слова заставляют руки мелко дрожать. В голове его отчаянно кто-то кричит, постоянно прося прощения. Выстрел. Тсунаёши холодно улыбается, кинув взгляд на часы. Вонгола поплатится за всё. Настало время убивать.***
Где-то за гранью реальности, в совершенно другой вселенной, маленький мальчик смотрит огромными большими глазами, в которых застыли слёзы, на улыбку беззубой девочки, что держит его поцарапанные ладони в своих, таких же маленьких ручках. — Всё будет хорошо, Ёши! — Сп-пас-сибо, Коу... Я же обещала, что буду ждать тебя хоть вечность, Ёши. В этот раз его ладони пылают теплом и добротой, согревая мои, уставшие ждать надежду в пустоте.