струны

На улице темнеет, а мы слышим, как человек бежит по воле сердца. Мы не знаем, куда он бежит, но мы видим руки, сжимающиеся в отчаянной хватке. Там вдалеке неспешно идёт еще один парень, и руки свои он прячет в карманах пальто. Он не слышит, что к нему устремляется чьё-то прикосновение. Случайно заплутавший в тишине. Неосознанной тенью он повторяет самые мимолётные движения того человека, чтобы только прикоснуться к тому, кому посвятил эти годы своей жизни. Прикосновения имеют огромное значение, когда неслучайно твои руки выжидают того самого момента, чтобы коснуться не тела, но струн души. Проиграть на них незамысловатую мелодию, погладить верный инструмент и снова отставить в сторону, дожидаясь следующей попытки. Самое интересное, что и Шакулин, и Калинкин неосознанно проделывали с другом этот ритуал самым частым образом. Всяко раз нежно брали инструмент, ища доселе неиспробованные аккорды, проводят по знакомым струнам, и каждый раз они умели всё больше и больше — а со временем настаёт момент, когда любитель решает серьёзно занятся обучением. Вася и Женя — соперники, и чтобы успеть к неизбежно приближающемуся конкурсу, они играют всё чаще и чаще. И если Женя играл на гитаре, достаточно простой для него в освоении, то Васе приходится овладевать струнами Жениной арфы. Из арфы легко извлечь звук — достаточно провести рукой по струнам и арфа запоёт красивейшим голосом, но Вася не хотел быть дилетантом, не хотел играть поверхностно и раскованно. Он должен изучить каждую струнку, каждое звучание, и страшно представить, сколько часу потребуется бедному Шакулину. Его упрямое похищенное сердце, возгоревшийся азарт уже не позволяли ему бросить игру, Вася играл, а время шло. Неимоверно долго и тяжко оттачивается мелодия, а Шакулин так и не приблизился к поставленной цели. Ещё не может расположить к себе инструмент. И конкурс мог случиться в любой момент. Они слишком долго ждали, слишком часто прикасались к струнам чужой души. Калинкин был готов обуздать и навсегда овладеть Васиным сердцем. Он отдался игре полностью, сочиняя нежную и простую, на первый взгляд, мелодию — он прочувствовал инструмент всей своей сущностью. Теперь это был его инструмент целиком и полностью. Последняя струна дрогнула под длинными пальцами талантливого Калинкина. Теперь он ждёт оценивающей реакции единственного слушателя, а с тем и единственного судьи. Простой парень Вася Шакулин замер и обессиленно склонился в покорности. Калинкин уже победил. — Жень, кажется, я влюбился. Он содрогается от невыносимой обиды и злости на себя, он так просто отдал победу ему, тому парню, борьбе с которым посвятил эти годы своей жизни. Битва проиграна, и инструмент навсегда остаётся под ласковыми руками гитариста, и незащищенное его сердце никогда уже не будет ему принадлежать. Но он не мог! Он не мог так просто сдаться, не потребуя ничего взамен. Реванш, реванш, реванш! Он не хочет безответной любви. И поэтому руки его взлетели птицами и птицами накинулись на задушевные струны арфы. В конце-концов, в последний момент, последний шанс и последний час Шакулин прочувствовал этот несчастный инструмент, а Калинкин покорно слушает, с каждой отчаянной нотой прогибается всё ниже и уже стоит на коленях по воле арфы, а разгорячившиеся пальцы Васи ещё хлеще скачут по оголённым струнам Жениной души. — Я тоже, Вася. Я тоже. Нет победителей, и нет проигравших. Инструменты отложены, а песня только начинается. Под тусклой вечерней лампой на зимнем морозе стоят два парня. Один высокий и тощий, одет в черное пальто с карманами и белую шапку, из-под которой рассыпаются темные прядки. Другой в распахнутой куртке и светлой головой, очень запыхавшийся, держит первого за запястье и что-то быстро и рвано ему говорит. Мы не услышим отсюда, о чем они разговаривают, но увидим прикосновения. Когда, казалось, белобрысый договаривает, шатен не вырывает запястье, но медленно кладёт свою ладонь в чужую, тянется за второй рукой, чтобы навсегда закрепить этот дуэт. Он что-то сказал в ответ, и мы ничего не услышим, но под тусклой вечерней лампой на морозе стоят два парня, а головы их склоняются к долгожданному поцелую. Они стоят в тишине, но если хорошо присмотреться, можно разглядеть их руки, сплетающиеся и поглаживающие другие, и мы слышим мелодию этих прикосновений, когда два мастера наконец-то играют дуэтом.