Хроники Белого Волка

Самые ненавистные дела надо делать в первую очередь. Именно поэтому Оскар начал поездки по городу с Гардиан, где ему следовало увидеться с Кьюго и передать заказ от отца насчет предстоящего выпуска из приюта. Для работы на секретных производствах требовались люди, нечувствительные к радиации – а именно такие попадались в Гардиан, полукровки – дети из семей «топляков», беженцев из королевства Даркстоун, небольшого и очень специфического государства на окраине галактики. Во время каждого государственного переворота (а таковые происходили в королевстве с удивительной регулярностью) Даркстоун покидали немало людей – «политических преступников» или просто те, кто боялись попасть под репрессии. Часть их оседала на Амой, самые невезучие из этой части оказывались в Цересе и их потомки пополняли Гардиан. «Подобрать пять парней, самых сообразительных и выносливых». Заказ был прост, обсуждение занимало мало времени… Но дорога в Гардиан… эту трассу Оскар терпеть не мог. Каждый раз, когда он проезжал через эту местность, у него в сознании вертелась одна и та же картина. Огромный мужчина, везущий его сюда по этой дороге. Ночь, тусклый свет фонарей, удушающее жаркое амойское лето. Резкая остановка, женщина на пороге дома, холодный голос: - Из-за этого ублюдка я лишился возлюбленной. Подрастет – не забудьте ему об этом напомнить. Первое воспоминание или просто глюк? Оскар не знал. Но бывало, что ему снилось какое-то неестественное мужское лицо, обрамленное черными волосами и полускрытое темными очками. И ненависть во взгляде, ощутимая даже через черные очки. * У Робера тоже была своя слабость. Он ненавидел ходить в медблок, и появлялся там только по самой крайней необходимости, и то через силу. Стандартный медицинский осмотр казался каторгой, а если приходилось общаться с Раймоном Амом, то приглашал его к себе или на нейтральную территорию. Терпеть не мог запах лекарств и спирта, прохладу голубого и белого цвета… Всё напоминало о том, как девятнадцать лет назад стоял в коридоре, прижимаясь спиной к холодной стене… а потом услышал голос: - Я сделал всё, что мог. Но она умерла. Как будто мир остановился. Внутренности скрутило судорогой. Перед глазами потемнело. Голос Раймона звучал как издалека. - Этого не может быть… - Элизабет умерла. Ребенок очень крупный. Блонди. - Этот ублюдок выжил?! Усыпи его, или… я не знаю что, но… Прохладная ладонь в перчатке прикасается ко лбу. - Робер, такие решения не принимаются столь быстро. Я понимаю, ты сейчас в отчаянии. Но разве Элизабет пожертвовала собой ради того, чтобы ты убил ее дитя? Подумай. Присмотрись. Мальчик здоров, возможно, Юпитер согласится оставить его в Эос как экспериментальный образец. В палате тот же запах лекарств – но смешивающийся с запахом крови. Отвратительный мокрый, скользкий, иссиня-фиолетовый младенец на руках у медсестры-сапфир. Элизабет лежала на койке, белая-белая, будто из нее вытекла вся кровь. Искусанные губы, мокрые от слёз щеки, и застывшее удивленное выражение лица: «За что? За что всё это со мной?». Ребенок даже не всхлипывал и не кричал, как свойственно младенцам. Только таращился огромными глазищами – серыми, но один явно темнее другого. - Ублюдок. Ненавижу… - выдохнул Робер. Младенец пошевелился, видимо, реагируя на голос. Медсестра протянула ребенка блонди: - Ваш сын, господин Бома. Подержите его на руках? - Я. Не. Хочу. Даже. Видеть. Его. На следующий же день Робер, в парике, темных очках и одежде в стиле богатого инопланетного туриста, поехал в Гардиан и отдал ненавистного ребенка наставницам.