Командировка

https://music.yandex.ru/album/5061831 Sodom - outbreak of evil Каскадом разрывающей боли вспыхнули в черепе пронзительные нечеловеческие крики. Я раскрыл веки. Ночная тьма. Ливень. Квартирка на моей первой базе в Японии. Вдруг что-то ударилось об окно. Я машинально глянул в сторону звука. Разорванное будто бы когтями, лицо ефрейтора Лёхи врезалось в стекло. От кровавой кожи исходила хрустальная паутина вмятого окна. Тяжело дыша я вскочил, схватив дрожащими руками автомат. Вдруг передо мной явился...Ангел...двухметровый, покрытый какой-то чудаковатой, будто бы средневековой бронёй. Окровавленные меч и топор с висящими на них кишками, замерли в миллиметре от ковра. Его орошали медленные крупные багровые капли. Вдруг раздался плач, почти детский. Я развернулся в сторону отчаянных рыданий. В ванной, освещённой мигающей лампочкой, сидела Мисато, прижимая к себе Синдзи и Аску. It's time to die Death stands behind the doors Satan sends his warriors Demons break out of Hell Я, выставляя вперёд штык, бегу к противнику, но тот вдруг исчезает, оставаясь пронзительным криком в моём черепе Shrill cries Angel dies Shrill cries Outbreak of evil Всё тело дрожью заполняет ор. Калейдоскоп огненной боли и страха переполняет меня. Лица детишек впились в кровавую куртку. Капитан глянула на меня добро, сверкнув слезами, промолвила: -Тебе не одиноко? Неужели тебе не одиноко? Вспышка молнии. Полчища бордовых от крови, ангелов когтями врывается в забор, будку КПП. Бешено мечутся из стороны в сторону солдаты, вжимая спусковые крючки автоматов до отказа. Следующая вспышка освещает разорванного надвое каптёра, из вздутого, лежащего в луже желчи и фекалий, пуза тянутся кишки прямиком до моей двери. Противник заполоняет всё, быстро прорываясь внутрь периметра, разрывая братьев по оружию. Я бегу вдоль карниза, на конце которого свешивается крупнокалиберный пулемёт. Дрожащее тело хватается за рукоять и, вжав спусковой крючок, начинает злобно сеять длинными очередями взрывающиеся фонтаны крови противников, лишь усиливая хор криков. With swords and axes They fight hard In a massacre They feel the hot smart Пародируя злобный оскал противников, я неистово ору и, покрываясь кровавым дождём, конвульсивно навожу неумолкающее скачущее орудие на всё новые и новые легионы Shrill cries Angel dies Shrill cries Outbreak of evil Бордовый полыхающий и неистово ревущий океан впереди лишь становится больше, яростно смывая укрепления и находя кончину в, посланных мною, разрывных посланницах смерти. Бескрайние легионы, покрытые огнём нескольких орудий, пламенем полыхающих морей, полей, городов и раскалённого, кровавого неба, наступали, лихорадочно увеличиваясь в числе. В мушке стали появляться осчастливленные Мисато, Кадзи, Синдзи, Аска и прочие новые знакомцы. Позади бесконечно всесильно наступающей армии возвышались чёрные силуэты со светящимися глазами. Я перевёл огонь пулемёта на роботов и из последних сил вжал спусковой крючок до отказа. Силуэты не колыхались. Глаза их начали светится, ассимилируя огненный дождь, начавший разрывать остатки нашего гарнизона, наших ребят на атомы. None can survive People will destroy Souls like hell Where demons make a toy Артиллерия и остальные пулемёты смолкли, чихнув кровавыми внутренностями с месивом расплавленно-раздробленных костей. Shrill cries Angel dies Shrill cries Outbreak of evil Огромные когти в замедленном, умирающим мозгом времени, врезаются в пулемёт. Из последних сил я сдираю с плеча автомат и выставляя вперёд штык, медленно плывя по воздуху в последней пробежке кидаюсь в рукопашную, задыхаясь гарью пепла своих товарищей...

***

И вскакиваю, отчаянно и бесшумно хрипя пересохшей глоткой Калейдоскоп слёз, гнева и боли смешались в скрежетании зубов и неразборчивых, едва слышных порывах словесного бреда. Тяжело дыша, я пытаюсь разобраться во мраке незнакомого помещения. Только сейчас взор упал на пальцы. Руки обвили автомат, фаланги молниеносными инстинктивными конвульсиями вжимали спусковой крючок АК. Бредовый ржач вырвался из моих уст, как только я увидел блестящий в свете луны, штык-нож. Он был покрыт бетонной крошкой, а во мраке удалось различить вмятины в обоях и почти побеждённую в рукопашной, стену. Руки дрожали, намертво держа АК. Палец до сих пор жал на застывший спусковой крючок. Свет луны лёг на вздутые сухожилия потной руки. Вселенскими усилиями победив бредовый смех, я начал бороться с гримасой боли и отчаяния, исходящей слезами. К сожалению, психику удалось уговорить лишь на истерику. Устав, импульсы нервов рук пробились в воспалённый мозг, пробудив конечности от ватного окоченения. Я убрал автомат, забился в угол комнаты и, зажав себе рот, начал трястись всхлипами и глухим смехом. Не помню сколько это длилось. Но со временем пагубная привычка дала о себе знать, отчего я, начал надрывисто дышать, более-менее пришёл в себя. Раскалывалось каскадом нестерпимо болезненных трещин, сознание. Устало откинув голову, я изучал белоснежный, новый для себя, потолок. Мыслей не было. Был океан бреда, состоящий из обрывков случайно услышанных слов, мата и терминов. Затем пелена бешеного сердцебиения ушла, освободив уши. Нахлынула усталость. Захотелось пить, курить, чего-нибудь съесть, но уж точно не спать. Хотя бы не на кровати... Я вяло поднялся на ноги и начал собирать постель. Всё бельё было обильно смочено потом. Руки сложили подушку, одеяло и простынь. Напрягая память, я отправился к балкону, осторожно шагая в полумраке. Лунный свет заливал молчаливую квартиру, тишину которой прерывали лишь стрелки часов. Дверь балкона была открыта настежь. В помещение врывался влажный, полный смеси растительности, воздух тёплой летней ночи. Взор мой упал на пару силуэтов, лежащих посередине комнаты. Аска и Синдзи лежали, держась за руки. Едва слышно потрёскивал наушниками, разлучёнными влюблёнными головами, плеер. Я осторожно, перекатываясь с пятки на носок, прошёл мимо них, напряжённо глядя за реакцией. Аска приоткрыла один глаз. Её любопытный взгляд встретился с моим, после чего девушка молниеносно опустила веко. Я ухмыльнулся и, зайдя на балкон, начал развешивать мокрое бельё. Подушка, с героически павшей наволочкой и растянутое одеяло едва держась, заняли место на подоконнике. Простыня вскоре висела на двери балкона. Вернувшись в комнату, забрал пачку и любезно поставленную пепельницу, отправился на кухню. До сих пор трясущимися пальцами удалось закурить. Затяжка. Мягко окутывающая, бархатистая горечь наполняла лёгкие и горло, понемногу разгружая мозг. Взор устремился к пейзажу за окном. Наполненные шелестящей мокрой и блестящей в лунном свечении листвой, деревья покорно гнулись от ещё сильного ветра. С горизонта лилась чернота, расплёсканная по всему небосводу и едва различимая от тёмно-фиолетовой глади моря. Причудливым невесомым серым вонючим узором висел в лучах света табачный дым. Я докурил и, притушив сигарету, достал вторую. Мысли всё ещё отказывались подчиняться, хаотично разбиваясь друг о друга на неимоверной скорости. Ворчливым урчанием напомнил о себе голодный желудок, который я ещё так недавно боялся увидеть вырванным когтями чудаковатых противников. К середине второй сигареты дрожь унялась. Насквозь потная обросшая голова медленно анализировала бой в царстве Морфея. Выудить что-либо из этого бреда не представлялось возможным. Вскоре зевота взяла своё, оставив позади так и не успевшую начаться, рукопашную. Я вжал бычок в пепельницу и, под завершающееся недовольство живота, отыскал стакан, налил в него воды из чайника и выпил. Постепенно возвращался сон: зевота нападала всё чаще. Заняв желудок водой, я устало поплёлся в комнату. Там, распаковав сумку, я вытащил шинель, постелил её на пол и улёгся, свернувшись калачиком и положив голову на согнутый локоть. Чем-то....совсем чуть-чуть....койку напоминает...спать можно, погода сейчас летняя...Хорошо, что АК с предохранителя в порыве бреда не снял... Вяло подумал я, засыпая.