(Не)подчиняться правилам

      Сколько Адриан себя помнил, подчиняться различного рода правилам было главной его задачей.        Даже при жизни матери -Эмили Агрест — приходя, переодеться в домашнее, вымыть руки, снять обувь. Не бегать по просторному особняку. Мало правил, но они нужны. И нужно непререкаемо следовать каждому из них. Ведь это очень важно.        Когда не стало мамы, правил появилось куда больше. Не уходить из особняка. Играть только с Хлоей. Не подходить к детям на улице. Не дурачиться и быть максимально серьезным, ведь тебе уже целых тринадцать. Не болтать за обедом. Не болтать ногами. Не выражать эмоции столь яро. Учиться на отлично. Все успевать. Не возражать и не пререкаться. Улыбаться легкой теплой улыбкой всем, поддерживая имидж модели. Не позорить фамилию отца. Не…        Цепь из колец-правил ослабляется в тот момент, когда Кот Нуар впервые прыгает на соседствующую с особняком отца трубу и с нее отправляется напрямую к месту, где начинается бой с первым акуманизированным.        Ещё слабее она становится, когда Ледибаг, милая девушка -божья коровка оставляет мягкий поцелуй на его щеке, вызывая неловким действием легкое головокружение и ощущение ярко-теплого счастья, птицей бьющегося в районе ребер. Адриан полностью ощущает сладкий вкус свободы после, когда бежит вслед за искристым смехом облаченной в красное фигурки и с наслаждением вдыхает свежий воздух, не напичканный выхлопами и запахом бензина. Пахнет цветами и свежей травой, когда они, запыхавшиеся и счастливые, падают посреди поля. Леди укладывает голову на его плечо, а он, хмельной от аромата выпечки и шампуня, трется щекой о шелковистые волосы напарницы и что-то шепчет, шепчет о далеких звездах, мартовских котах и любви, и она, совершенно точно, млеет в кольце из рук, обтянутых спандексом.        Но правила все ещё присутствуют в его жизни. Он по-прежнему учтив и приветлив, по-прежнему послушно следует приказам отца, и теперь ещё и просьбам Его Леди. Она просит подождать в раскрытии личностей, когда они ловят шумные вздохи друг друга под пушистым пледом, впервые чувствуя друг друга неприкрытой магией костюма кожей. И он вдруг ловит себя на том, что готов вырваться из этой цепи правил, разорвать на звенья ее всю. Ещё чуть-чуть, ещё немного — и он сможет.        И, когда цепь все-таки разрывает, происходит это с громким, оглушительным треском: она рассыпается в щепки, распадается в воздухе на атомы одним резким взрывом — и уносит с собой всю его прошлую жизнь.        Удушающий вдох — сжимающий сердце выдох.        Леди падает на колени, непонимающе осматривая свои ладони, с которых падают и впитываются в ковер гостиной особняка Агрестов горячие капли крови. Взгляд Кота, наполненный ужасом, падает на торчащий из ее живота острый конец меча, подаренного в прошлом году его отцу одним из старых друзей. Сам отец за ее спиной скалится в сумашедшей, неестественной в данном случае улыбке, и вдруг хрипло смеется. Девушка что-то тихо шепчет, падая на бок, но Нуар не трогается с места. Габриель - Бражник — тянется к ее голове, и стаскивает с мочек сережки, сотрясаясь в истерическом победном смехе. Тонкая фигурка лежащей на полу девушки источает сияние, после яркой вспышки которого Коту открывается ещё одна правда. Губительная, едкая, глупая и несправедливая правда. Неправильная правда.        Настолько же неправильная, как и его собственный смеющийся отец с окровавленными ладонями, на которых покоятся маленькие черные сережки.        В голове что-то гулко хлопает. Странно, но именно так. Наверное, взрывается цепь из правил.        Адриан ревет зверем и подскакивает к отцу, наотмашь ударяя его по щеке. Сережки падают и закатываются под стол, надо бы их поднять — но Адриану не до того. Он срывает с Бражника — проще думать о нем так — блестящую брошь и шепчет «Плагг, спрячь когти».        В глазах отца — всепоглощающее раскаяние и ужас, он впервые — за всю свою правильную жизнь выказывает собственные сильные эмоции перед ним, Адрианом. И это неправильно. Не должно быть так.        Адриан пользуется заминкой и связывает отца по рукам и ногам, не отвечая на его приказы-просьбы. Хватает из холодильника сыр и запихивает его Плаггу. Поднимает сережки - одну из-под стола, вторую неподалеку от него же. Наклоняется к Леди и трясущимися руками касается венки на тонкой шее. Пульсации нет. Это страшно. Невыносимо. Неправильно.        Габриель возмущенно сопит, бросая пустые угрозы вплоть до того, как ненависть в глазах его сына мелькает при перевоплощении едко-зеленым огоньком, заставляя замолчать, после чего выражается в одном-единственном, крайне емком слове.        Особняк покрывается черным цветом магии. Уже убегая, Кот слышит и как рушится крыша, и как громко кричит Габриель, и как Плагг в кольце ругается обыкновенным, не присущим магическим созданиям земным матом. Но все это не имеет никакого значения. Имеет значение только хрупкое остывающее тело, безвольной ногой легонько бьющее его по бедру, замотанное в синий плед, постепенно принимающий гадкий фиолетовый оттенок и время пути до дома мастера Фу.        Мастер встречает Кота с выражением лица, исполненным сожаления, но когда он вместо приветствия выдает: «Помогите мне вернуть мою Леди», лишь печально отказывает в просьбе, качая головой.        Это неправильно, считает Кот. Никогда нельзя отказывать в помощи.       И Нуара не останавливает просьба мастера успокоиться и принять случившееся, как судьбу.        Потому он наклоняется и целует Леди в лоб, не глядя, сцепив зубы и сдерживая болезненные вскрики, протыкает мочки ушей сережками, бросает на пол брошь — и выскакивает за дверь, не обращая внимания на возгласы оставшегося позади хранителя с волшебной шкатулкой.        Кот смотрит на закат, выпустив Плагга и Тикки для того, чтобы те подкрепились. Яркие лучи заходящего солнца помогают сосредоточиться затем, чтобы придумать план.        «Нельзя использовать камни чудес для достижения личных целей!» — вспоминается последняя услышанная им фраза старика.        Он соединит камни чудес. Он спасет ее. Он пожертвует собой, если понадобится. Он не последует прввилам. И он никогда об этом не пожалеет.        Правилам подчинялся тот, кто был раньше. Тот, кто не смог предотвратить настигшую беду.        Он нынешний не подчиняется правилам. И это кажется теперь вернее всего.        Ведь правильно — не всегда верно.